— В то утро я почувствовал себя страусом.
Меня звать Асмер, а болото стрекотало монстрами. Чудища шевелили откормленными щупальцами и булькали большущими бульками. Нависшие мохнатые деревья волочили ветки по ряске. Тонуло сбоку поваленное бревно.
— А если нас догонят? — спросил я нисколько не испугавшись.
И так же смело продолжал:
— А если нас найдут?
И пригнулся, не потому, что страшно. Просто там ветка могла хлестнуть. Нужно было ускорить шаг — справа свесилась зелёная в чёрную полоску змея и уставилась как проклятая.
— Стой, подожди, не оставляй меня здесь!
Здоровенные мухоморы повыскакивали под кочками. Кочки торчали мохнатые как ведьмина причёска. Вдалеке что-то стрекотало и протяжно вздыхало.
Я смело шёл вперёд. И оглянулся чтобы удостовериться, что моему другу ничего не угрожает и ничего следом не крадётся.
— Эй, ты где? Ну-у-у! А, вон он ты. Стой! Я не хочу… да подожди же!
— Ой, а что это булькнуло?
— А оно точно не кусается?
— Почему камень рычит?
Болото начало темнеть. Скоро темень такая станет — хоть глаз выколи. Да, холодно мне, поэтому и вздрогнул. Вон зажглись чьи-то жёлтые глазища по левую сторону. А за спиной красные вспыхнули и погасли. И тут же всё притаилось.
Вдруг стало тихо-тихо и мы медленнее пошли. Замерли ветки по воде, замолчала трескотня. Болото заглохло. Взорвалась ночь и всё припустилось с новой силой.
— Смотри, у цветов клыки!
На болоте нужно быть отважным. Нельзя ничего пугаться, потому что можешь побежать и сразу засосет какая трясина. Или случится ещё что «ужасное и непоправимое». Так всегда матушка говорила. Когда вешала бельё и смотрела в сторону чащи. «Никогда и ни при каких обстоятельствах, Асмер, не смей забегать в болотную чащу. Там живут ужасные монстры, земля движется и везде ужасный смрад. Никто ещё из болота живым не вернулся. Лучше доживи до своей доли. Вот Рюк…».
Да-да-да. конечно, Рюк великий и всеобязательный. Он то уже до каменств добрался. И теперь весь такой гордый, смотрите на меня, любуйтесь. Можно подумать.
— Фу гадость!
— Да иду я, видишь, след в след, как ты и говорил.
— И вообще, где это место?
— А ты говорил мы до темноты придем.
— Что? Уже скоро?
Впереди я заметил торчащую палку и схватил на ходу. И принялся лихо рубить заросли. На! Получай! А палка как треснет. Пришлось выкинуть. Между прочим, мне она не очень-то и нужна была. Хлипкая и с сучком.
За деревьями и луны видно не было. Так, местами прорезался бледнючий свет. За нами следили глаза коварных монстров. Я им не обед! Я так грозно сверкнул глазами, что все они тут же спрятались обратно в темноту. Пусть знают своё место.
Я болота не боюсь. Хотя и не лезу туда как бестолочь-Риска. Ей бы пробраться сюда и везде скакать. Нет, мне сюда лезть не нужно, я и так знаю, что не боюсь. Пусть Риска всё изучает. У меня и в деревне есть чем заняться. Умный человек всегда себе приключение найдёт.
А болото — вот в гадость вляпался, пришлось отряхивать — Бе. Воняет.
— Меня скоро хватятся.
Он промолчал потому что не услышал. Ничего, вот я нагоню и нечего будет уже глухаря изображать.
— По-го-иди. Я… ну погоди же.
Треснуло. Стрельнуло. Ухнуло над самой головой. Я вскинулся вверх, готовясь отразить опасность. А потом меня вроде позвали и я решил не тратить попусту время. Побежал к нему и пошёл рядом.
— А полночь скоро?
— Нет.
Да и правда вроде. Хотя мне казалось… Ладно, потом подумаю.
Мы прошли жутко много.
— Где эта штука?
Впереди повыскакивали кочки. На одной сидела и сверкала синими глазами белая жаба.
— Ну, которая самая большущая и странная.
— Скоро.
— Поскорее бы. Я как представлю как у Фука челюсть отвиснет. А то он шкуру саламандры раздобыл и цветные шарики. Теперь ходит всем меняться предлагает. А эта штука. Ты говорил, она на части раскладывается.
— Да.
— Вот и я себе ухвачу. Слушай, а ты ведь не из нашей деревни.
— А почему ты никогда к нам не заходил?
— И вечно в болотах торчишь?
— А где твоя деревня?
— Ой, а что это за ящерица?
Меня так резко рвануло назад, что дух вышибло.
— А-а-а.
— Не реви.
— А-а-а.
— Саламандра.
Да, в носу защипало. И в глаза попало. Я рукавом-то вытерся, а лицо всё в саже.
— Ты чего не сказал, что это саламандра?!
Молчит. Как всегда.
— Чего, говорю…
— Тсс.
Не люблю когда так тихо. В деревне всегда шумно. Говорят, у нас в предках феи. Свинки хрюкают, песни поют. Люди, в смысле, песни поют.
Ух и темно кругом! Ти-и-хо. Я… Что это там в кустах? Почему рык слышу? Кусты трясутся и стучат ветки. Куст купается в лунном свете под дырой в кронах деревьев. Трясётся аж не может.
И тут вдруг как!..
— Ааааа!
— Ай, больно, ты зачем мне подзатыльник дал? Ой, ааааа!
— Да хватит, ну, — я оскорбился. Честное слово оскорбился. Я думал, мы друзяки, а он дерётся.
— Мама!
Страшная. Рыжая. С белой мордой! Не мама, нет, зверюка двулапая. Ой что же это творится?
Я бы… да, но он меня сам за спину запихнул, честно слово.
— Фух.
Чего?
— Это же ужасный руж?
— Да.
— Так чего ты радуешься?!
— Я думал, это люди.
— А?
— Ничего, пойдём дальше.
А ужасный руж заклокотал на нас и проводил хмурым взглядом. На последок я показал ему язык и поспешил дальше.
— Ты говорил, это очень интересное место, — напомнил я, перескакивая через кочку. Кочка на меня уставилась одним единственным глазом, а потом — раз — и ничего себе обычненький холмик! И не пялился точно. Я уж стал подозревать каждое дерево. Мало ли что может скрываться в болотах. Вот мы живём в деревьях и от одного к другому по навесным мостам ходим. А я летаю на верёвке. Да. Нет, мне это совсем не сложно. Я же не Риска. Та так вообще еле научилась на верёвке лететь. Пришлось её пару секретам обучить. Ну и что, помогать людям нужно, так говорит мой отец. Он надеялся, что Рюк станет старостой. И тот стал, пока не ушёл. Тьфу ты, теперь каждый вечер слушай, Рюк то, Рюк это. И как он стоит хорошо. И какое лицо.
А я что? А я только радовался, когда увидел, как ему белокрыл на голову облегчился. Вот потехи-то было!
— Там точно совсем комаров нет? Вот прямо совсем-совсем. Нюшка говорит, комары есть везде по свету. Хотя она уже замуж собралась, что с неё взять?
— А мне сказали, — решил поведать я, — что я с таким поведением никогда в каменства никогда не попаду. Как бы не так! Я их всех обгоню. И позу получше уж Рюка придумаю. Ей, ты что спешишь так? Уже же темно всё равно.
Да не, полночь точно наступила. Вон клыкастые летучие мыши полетели.
— Они, правда, кровь не пьют?
— Правда.
Я вспомнил лесовиков.
— А лесовики?
— И лесовики не пьют.
— А мне мать говорила, пьют.
Тишина.
— А домашники?
Хотя это я уже перебрал. Домашники помогают, если им чего вкусненького ночью у печки оставить. А печки у нас, кстати, мелкие были, чтоб дерево не подпалить. Раз такое случилось — вот смеху было! Все носились как ужаленные. Тут ещё мух-огнежорок налетело. Потом выгонять пришлось. А с них же пыль дымная сыпется.
Отмывать пришлось нам. Взрослые, видите ли, и так умахались. Рюк тогда разошёлся командовать что кому делать. Я ему, значит, заявил вот прямо в лицо, что если хочет — пусть сам возюкается. И если бы не лужа — я бы победил. А то поскользнулся и полетел вниз.
«Ха-ха, — поднялся в голове насмешливый голос Риски, — как-то тебя за подштанники держат. Рюк. Не отпускай его, а то разобьётся, и нам ещё его соскребать».
«Не отпущу».
Я тряхнул головой. Вот уже!
— Слушай, а если нам тропу спутают?
— Здесь нет тропы.
Вот утешил.
— А если, — тут я малость струхнул, а что? Я ведь не о абы чём вспомнил, а о самых них. — А если… мы огоньки увидим.
Тишина.
— Блуждающие огоньки.
Он меня вообще расслышал?
— Они ведь заведут в самую топь и погубят.
Прямо мать на память процитировал. И отца, и Нюшку. И Дед-Не-Ответ так говорил. Да у нас так вечно одно и тоже бормотали. С болотными огоньками лучше никогда и ни за что не встречаться. А то так уведут за собой, ничего не объяснят, заманят в самую топь и всё — поминай как звали. Нет-нет, я на такую удочку не попадусь.
— А когда мы уже придём?
— Скоро.
— Правда?
— Да.
Собственно, я зачем пошёл? Мне нужна эта ужасно удивительная штука. Чтобы принести её в деревню и чтоб все задохнулись от зависти. Тогда они поймут, что мне и пятнадцати не будет, а я уже в каменствах стану. Вот Дед-Не-Ответ. С ним какая история. С ним все разговаривают, но по существу и лишним словом не обмолвятся. Хотя недавно мать ему каравай испекла. К Деду только неделю назад во сне пришла весть, что он в каменства может идти.
Я поёжился. Вот так всю жизнь прожить, и только под восемьдесят лет… Ни за что так не хочу.
Нужно было с собой поесть прихватить. В животе засосало. А у нас к обеду хлеб горячий был. Ого! Это сколько уж я здесь брожу? Постойте-ка. Я увидел его утром на поляне… так. А потом он что? Меня позвал. Говорит, иди за мной, я покажу тебе место где гулять и самую интересную на свете штуку. Ещё солнце слабо светило и дым поднимался от ночных костров.
Я тогда как всегда бродил на поляне. То есть это поля такие. Но мы их все поляной называем. Тем более там и правда полянка есть, чуть деревьями отгороженная. Рюк её себе облюбовал. Оно и верно, там все наши.
Болота там нет. Оно только дальше за деревьями тянется. И мошкара не летает. Каменства же — не просто так тебе.
Вообще, там кроме которой травы ничего не растёт. Стоит себе поле. Вот я и приключаюсь каждый день. Приключения у меня, в общем. Это нужно видеть, в какой в каменствах одежде стоят. Мать говорила, что её бабка, Дулься, так в своём любимом платье с бомбонами и пошла, и стала вытянувшись. А по мне, смешное платье — ну чистый цирк.
Цирк у нас бывает, если что. Мы его сами делаем. Я обычно вампир.
— Есть охота. У тебя ничего нет?
— Нет.
Идём.
— Ты неправильно спрашиваешь.
— Чего? — отозвался я, примеряясь камешком в чащу. Кинул и притих. Там что-то рыкнуло.
— Нужно говорить, не «у тебя ничего нет?», а «у тебя что-нибудь есть?».
— А разница какая?
— Какой вопрос, такой и ответ.
— Ладно, у тебя что-нибудь поесть есть? — Я на всякий случай уточнил. А то ещё скажет там, руки-зубы имеем.
— Нет.
— Тьфу ты.
Вообще это всё шального народа радости. К словам там придираться или формулировками не точными пользоваться. Вот джинн, пожелаешь ему жить вечно, и радуйся потом до конца дней кактусом. С этими если договор заключаешь — нужно ухо держать востро и хвост пистолетом.
Они в чащах нецивилизованные.
Так вот, я когда в каменства уйду — пусть себе грызутся. А я себе буду прямой и гордый стоять, и только на них насмешливо поглядывать. Но нужно что-нибудь делать с белокрылами. Хотя Нюшка вытрет, она такая.
Эх, размечтался что-то.
— Сколько тебе лет?
— Много.
— Двадцать пять наверно. Ты уже такой старый. А всё ещё не в каменствах.
— Мне было меньше. Когда…
— Что?
Я не расслышал.
— Когда…
— Да говори громче!
И тут я услышал это. Разом как ледяным холодом дохнуло. Руки ноги свело что дай бог!
— Ч-что это?
Такой рык, что и невозможно. Сильный-сильный и низкий, как из самой земли. И чем дольше, тем ближе становится. Даже деревья застыли и замолкла трескотня, исчезла мигом мошкара и ночные чудища повтягивались в норы.
Шевелиться не хотелось. А оно и не получалось. Руки-ноги как одеревенели. Меня от следующего рыка пробрало… то есть оно немного напугало, но не очень.
Что нужно делать, если таки выдрался в болото и там нехорошо с тобой приключилось? Вот гадость. Ничего в голову не лезет! Кричать? Нет. Присесть? Нет. Ага, выдряпаться на ближайшее высокое дерево и сидеть там до утра.
Я оглянулся. Заприметил дерево и крался теперь спиной к нему.
— Эй. — Крикнул пятясь. — Пошли. Там высоко.
Эх, и выдерут меня дома. Ох выдерут. И за приключения, и за ночёвку в болотах. Как вернусь — отец лучшего ремня не пожалеет. А он у нас по особым случаям, с бляхой.
Стало ещё хуже.
— Что стоишь? Оно же сейчас прибежит и нам конец.
— Нет.
А щас! Сам полезу и тебя потащу. Хоть и надорвусь, а потащу.
— Нет. Не иди на дерево. Ни нас там достанут.
— Это кто ещё они?
— Волки.
— Волки? Волки по деревьям не лазят.
— Эти — лазят.
Тут меня как схватил за руку и давай нестись что аж в ушах засвистело. Нас хлестали лианы, зелёные мхи пружинили пятки. Со всех сторон тянулись чёрные ветки, и выныривал заныривала белая луна.
— Ай, ай, ай! Куда мы бежим? К-кто за н-нами г-гонится?
Волки? Какие такие волки? Волки здесь отродясь не водились и по болотам им лазить нечего.
Позади разнеслось леденящее:
— У-у-у.
— Волки! — я со всей дури кинулся вперёд и сам нас двоих потащил. А потом уже тащили меня, и ладонь сделалась влажная и холодная. С колотящимся сердцем я обернулся и тут же припустился вперёд.
Позади мерцали горящие зелёные глаза.
— Это неправильные волки, — совсем неправильные. Они когда под лунные лучи выныривают — у них шерсть темнотой исходит. А когда лапы бью землю — так та стонет.
— Это от силы.
А? Я споткнулся и меня рывком подняли и заставили нестись дальше. В груди горело похлеще пирожковой печки.
— У-у-у.
— Мамочки!
В ушах свистит. Ноги заплетаются. А позади так и слышно как когти кустарник рвут. Затрещало, повалившись, старое дерево. Да так что на всё болото слышно стало.
— Почему они…
— Быстрее к реке.
Какой такой реке? Нет в болотах рек. Одни топи.
Но вдруг впереди засверкал синяя лента. Вот это да. Риске расскажу. Ни в жизни не поверит, что я взаправдашнюю реку видел. А она такая длинная… ой! Аааа!
Меня чуть назад не рвануло. А я давай нырнуть под корень и пополз, пока с той стороны не выбрался. А вся рубашка со спины изодрана. И тут меня опять за руку как хвать, что те клещи.
— Ай, больно.
Хоть бы что. Волки рычат паром в спину. Клацают страшными челюстями. Меня аж обдало у лопаток. К затылку пробрало.
Бросаемся из одной стороны в другую. Мамочки! Они же нас сейчас догонят! Уже догнали! Нет? И тут как на нас вся стая ринется. До воды уже всего ничего. Я уже слышу как лягушатник квакает, и как холодная вода пахнет.
— Плыви.
Волки выбросились на поляну как раз в тот момент, когда мы оказались у воды.
А я и давай в воду кидаться. А она холодная и рубашка задирается. Камни скользкие. Я как шёл, так синие водоросли под водой и зажигались.
— Быстрей! — закричал я оборачиваясь.
— Иду.
Оборачиваться я не стал пока на тот берег не выбрался. А потом остановился так, через плечо заглянул. А волчьи громадины снуют туда-сюда и вдруг как посмотрели на нас. Я мигом отвернулся.
А потом подхватил из реки камешек и запустил в стаю.
— Вот вам!
Пусть получают!
— Поняли?! И чтобы больше мне не показывались, а то я с вас шкуру спущу.
— Пойдём.
Я кивнул волкам и побрёл дальше. А они себе всё стоят на берегу и жарят нас злобными взглядами.
— Ничего себе зверьё! — выдохнул я когда река осталась позади и мы вышли на тропку. Подозрительно напоминающую ведьмину.
— Они за нами гнались.
— Да ладно? — Ну даёт, аж смешно. — Я бы на их месте тоже побежал. А нечего ночью одним по болотам шастать. Мы ж ходячая закуска. Хоть и тощие. Эх.
Самому полопать хотелось.
— А как нам теперь обратно вернуться?
— Волки с рассветом уйдут.
— Они колдовские, ясно. Я так и понял. — Тут стало холодно и я задрожал.
— Волки охотились за нами не просто так.
— Слушай, не надо, а? Ясно же что не просто так, раз колдовские. Дух хотели съесть наш или ещё что.
— Нет.
И тишина.
— Они хотели нас остановить.
Я подхватил палку и на манер меча принялся рубить перед собой.
— Чтобы мы не покинули болото. Стражи сил для того и существуют, чтобы никого не выпустить. Ты меня слушаешь?
— Ага, конечно.
Впереди непонятно какое растение вырисовалось. Само красное. Внутри оранжевое и от него во все стороны по деревьям белые щупальца потянулись. Проходя мимо я ткнул в цветок палкой и тот дёрнулся.
— Когда придём на место, я обязательно ещё и стёкла возьму. Ты говорил в той странной штуке цветных стёкол полно. И круглые шарики.
— Ах… да.
— И ещё выдвижной рычаг.
— Да.
— М-даа, хорошо то как. Когда такое сокровище из наших ещё никто не нашёл. А вдруг эта штука из какого-то другого мира упала. И ещё — да! — ни капли при переходе не изменилась. Вот это самое настоящее сокровище! Такое хоть во Двор вези — а потом всю жизнь восхищения выслушивай.
«Это самое лучшее место для игр». Это меня не очень заинтересовало, а вот диковинная штука… вот это уже о-го-го как. Только вот возвращаться жутко долго. Ещё непонятно как с этими волками разбираться. Хотя так мы всю ночь проходим, И это я только к следующему вечеру домой вернусь. Отец выдерет как сидорову козу. Мать распереживается. Опять на себе волосы рвать станет.
Зато Риска будет знать, что я отправился в самое настоящее приключение.
— Послушай.
— Да?
— Нет, послушай меня на самом деле.
— Да слушаю я тебя.
— Я расскажу тебе то, что никто не должен знать. Это на самом деле…
— Смотри! — Закричал я, разглядев огни вдалеке. — Это же наши с факелами.
И в самом деле. А вон и голос отца. Я так обрадовался, что тут же замахал руками и закричал:
— Папа! Па-а-ап. Я здесь.
— Асмер!
— Пап!
И уже припустился рвануть к нашим. Вон их сколько между зарослей набралось. Бредут с разных сторон по паутиночным тропам. Перескакивают по кочкам. Даже как болото стрекочет больше не слышно. Только камыши трещат.
Кинулся было, и тут как меня схватили. Да как поволокли медвежьим капканом прочь в чащу.
— Ты что? — изумился я. — Ты это зачем?
Но сколько не вертись, а сжали меня хорошо.
— А ну отпусти немедленно!
— Я кусаться буду.
— Па-а-па!
И хлоп — рукой рот зажал и дальше тащит. Только ветки трещат.
— Асмер!
— Ммм.
— Асмер!
— Мм… па…м.
Укусил его в ладонь, а тому хоть бы что. Ой, пап, а там же волки по ту сторону были, как же это вас не тронули? А вон у меня папа какой смелый. Его даже колдовские зверюки не трогают.
Извернувшись, я высвободил рот и завопил что есть духу.
— Я здесь!
И тут же отряд замер, и я услышал:
— Вон они. Держи его!
Меня снова скрутили и потащили. Даже ветка по лицу хлестнула. Щиплет теперь.
Ага! Измотался, побежал медленнее. И меня еле волочит. Ну я сейчас как следует наподдам и давай дёру. И так и сделал, колено согнул и пхнул его как мог. А тот охнул и пошатнулся. Тут мешкать некогда было, я мигом дунул обратно.
— Стой!
Ага, сейчас уже!
— Стой!!
Я уже видел отца и остальных с короткими мечами. Факелы чадили так что дым в небо подымался.
— Пап, я здесь.
Вот ещё немного и успею. Завидев меня, отец вдруг остановился и так и застыл.
— Хорошо, — сказал он.
Эк меня трухануло внутри тогда. Отец и остальные стоят, как зачарованные. Глаза стеклянные.
— Иди к нам, Асмер. Пойдём домой. Так будет правильно.
Я застыл. Сам не знаю почему. Да так и остался стоять. Когда краем уха заслышал осторожные шаги за спиной.
— Иди со мной.
— А почему это я должен идти с тобой? — спросил я. А сам всё на отца смотрю. Прям даже оторваться не могу.
Да ну его. Ерунда какая-то. Я пошёл к отцу и остальным, как этот меня снова скрутил и рванул к себе. Все тут же словно ожили. Да что же это такое происходит?
— Их силы творят.
— Я не…
— Они не хотят, чтобы мы ушли.
— Хватай их! Асмер! — Отец вдруг сам собой стал и весь отряд рванулся за нами.
А этот меня тащит, сам запыхался. Ноги уже с трудом волочит. А кругом темень такая, что глаз выколи. Я то оглядывался, то бежал следом. Сам ничего не знаю.
— Это мой отец? — спросил я. А вдруг то опять колдовство было.
— Нет.
— А чего они застыли?
— Ты обратно шёл.
А выглядит прямо как отец. И тут я понял, что тот точно сейчас бродит где-то в топях, меня ищет. Глаза, чёрт, защипало. Факелы начадили. Пап.
Мы бежали аж до того, как дыхание спёрло. Внутри всё натянулось, а у меня ноги подкашивались. Всё бежали и бежали, и среди глухой темноты и мерцания болот да светящихся грибов, я слышал только преследующие нас голоса. То отца, то матери, а то и Риска дразнилась за спиной. Вдруг позади клацнули челюсти.
— Не оборачивайся.
А я обернулся. Позади никого не было.
— Больше никогда не оборачивайся. Иначе мы не сможем идти вперёд.
Больше не оборачивался. Пока пробирались под корягами да оврагами — всю одежду изодрал. В волосах что та гостиница для мошкары. Внутри бух-бух-бух.
— Я больше не могу.
— Можешь.
— Не могу.
Молчит. Молчит и тянет.
Внезапно остановились и всё замерло.
— Слушай.
Мне лишь бы отдохнуть. Хоть минуточку постоять и я смогу бежать дальше. Честное слово.
— Это очень важно и запомни каждое слово. Помнишь поляну? Поля. Там веками стоят каменные статуи. Каждый из деревни хочет туда попасть и попадает, когда его призывают силы.
Ноги ноют. Аж подкашиваются. Какие статуи? Ах да, да при чём…
— Только это совсем не хорошо, стоять статуей вечность. Ничего не чувствуешь, ни о чём не думаешь. Только видишь и слышишь, и без красок. Понимаешь? Я тоже когда-то очень хотел туда и ушёл. И стал статуей. Прошло много-много сотен лет. Знаешь, каждую сотню лет мы можем полетать по болотам, стать огоньками и ощутить. Почувствовать. Быть тут и там. А потом нас забирает обратно. Это очень нехорошо и мучительно, вот так не быть.
— Я не…
— Нужно жить. А теперь быстрее.
И мы бежали.
— Ты так часто приходил на поляну. Я тебя запомнил.
Что за бред он несёт?
— Но. ты. же. не. огонёк, — с трудом на бегу выдавил я.
Тишина.
— А как же остальные?
— У меня не хватит сил. Никто из них не пойдёт. Никто не поверит.
— А Риска?
— Она… сама…
Ничего я больше не понял. Чёрную темень начала прорезать предрассветная синева. Вот и за горизонтом позеленело. Стало прозрачнее.
Позади завыло так — что у меня всё свернулось.
— А как же странная штука? Так ты не покажешь мне место?
Меня со всей силы толкнули вперёд и я кубарем покатился вниз по склону, так что чуть шею не свернул. Ободрал руки ноги и еле удержался, чтоб головой о камень не стукнуться. Когда упёрся руками в землю — увидел его позади.
Стоит себе как та жердь и смотрит на меня так странно-странно. И тут ночь прорезал первый луч света.
— А ты? — закричал я.
— Я… я использовал все силы. Я… Впереди город. — закричал он. Доберись до него. Живи. И даже если ты в первый раз примешь неправильное решение — во второй раз прими правильное. Даже если сначала ошибёшься. Найди свой путь.
— Стой! Подожди! Я…
И тут луч упал прямо на границу болота. И за миг до этого мой друг превратился в болотный огонёк, а потом под солнцем лопнул как стеклянный шарик.
Я услышал гул и стон. Как будто сотня голосов вздохнула. Из чащи вырвали чёрные щупальца и потянули ко мне. Я пополз прочь. Но тут свет разгорелся и щупальца с воем зашипели и втянулись обратно в болота.
Я ещё смотрел на них ошалело, моргнул раз-другой и обернулся. Вдалеке вздымались дома, дома, дома. За ними башни и замки. А за ними далеко-далеко выше всех большущий дворец.
Это был Ардан.
И так я попал туда.
— Сначала я выпила его досуха.
— Нет, давай начнём с самого начала.
— … Хорошо, сначала я захотела радости.
Королева была в чёрном. Внутренний ворот платья отливал красным. Серебряный пояс змеёй охватывал талию. Она никогда не повышала голоса. Но при каждом слове окатывало холодом.
— Ты меня понял?
— Да, моя госпожа.
Соул стоял перед ней в пустующем зале с круглым потолком и каменными лавками у стен. Синие тени плясали в середине, куда не доходил лунный свет. От луны было очень светло.
— Если Истина не вернётся ко мне, я организую это возвращение лично.
Соул молчал. Вокруг него как будто становилось ещё тише. Всё это время он внимательно следил за отточенной поступью королевы. Шаг по звонкому полу. Другой. Она остановилась и обернулась к нему.
— У тебя есть семь дней.
Что значит это «организую лично», Соул прекрасно понимал. И что будет, если она…
Тут королева быстро подошла к нему и остановилась напротив.
— Александр не должен использовать Истину. И Правду. — Чуть помолчав, добавила она. — Любым способом.
А тогда потянулась и убрала прядь волос Соулу с лица. Придвинула его к себе и поцеловала медленно и легко. Потом отстранилась и сверкнула глазами.
Соул остался стоять, как стоял. Со своей поставленной Двором выправкой.
— Семь дней, — напомнила Алессия, после чего ушла.
От её угасающего присутствия оставалась ледяная тяжесть.
— Сначала я иссушила его до дна. Все мечты до суха. А тело приказала сжечь.
— Да, и я это всё заметила и решила поступить иначе. А ты ведь не можешь не анализировать? И нет, это не вредность с моей стороны. Просто мне было интересно…
— Кто победит. Мне тоже.
— Вот так всё и началось. Я призвала оставшуюся от пустого тела тень и нашла подходящее тело. А потом вселила тень в это тело. Оно должно было служить мне, твоя очередь.
— Но меня это не устраивало. Не тебе распоряжаться моими угощениями. Когда ты оставила тело, чтобы тень успокоилась в нём, я вырвала его к себе. И наградила великим даром.
— Может и великим, да только временным.
— И теперь у нас ровно по половине.
— Четвертинка на половинку. Не то да ни сё. И что же получилось?
— Ты и так знаешь.
— Мне нравится тебя слушать.
— Две силы столкнулись.
— Стёрли всё-всё, кроме себя.
— У него есть время пожить, творя себя, потому что…
— Да-да, говори.
— Победитель остаётся загадкой.