Богдан нахмурился. Я тоже всё понимала и вопрос задала только по долгу службы… черти бы её побрали!
— Когда произошла авария, — неожиданно ломким срывающимся голосом сказал художник, — мне было четыре и родителей я почти не помню. Так же, как и не помню, что значит передвигаться своим ходом — я всю жизнь на коляске, а это, знаешь ли, не слишком способствует… общению. Люди всегда видят во мне калеку на колёсах и либо паскудно ухмыляются, либо жалостливо вздыхают. И мне надоело и то, и другое.
— В тебе говорят детские комплексы, — преувеличено бодро заявила я. Если честно, такая возможность вытравить из него всю душу, а я вместо того, чтоб скакать до потолка и кричать "Ура", скребу в затылке и срочно стараюсь сменить тему. — Мало ли чего не натрепят маленькие паршивцы, дети — это вообще стая волчат.
— Ну да, — зло заметил Богдан, — а их родители — матёрые волчары, чьи шепотки ещё более колючие и обидные.
— Да ладно, плюнь и разотри. Зато ты умеешь рисовать, да так, что мурашки по коже ползут. У тебя дар божий, ты знаешь?
Богдан поморщился, как от зубной боли. Конечно же он знал — чёртов ангел ему наверняка все уши прожужжал. Да и опечатанные от нечисти двери тоже скорей всего её ангельских ручонок дело.
— Ты даже не представляешь, что бы я отдал, чтоб обрести возможность ходить, — горько прошептал мужчина.
Очень даже представляю, потому не особо-то и хочу продолжать столь скользкий разговор. В моём сознании Молох разразился торжественным рукоплесканием — умница, Ада, поднажми ещё чуток — и всё будет на мази. Как всегда.
Я заскрипела зубами.
— Ты не нарисовал ничего нового?
Богдан удивлённо заморгал. Молох тоже поперхнулся. Гад, и когда только успел ментальную связь наладить, да ещё так незаметно и конкретно — теперь шиш избавишься, пока сам не пожелает? Память услужливо вычленила его лапы, заботливо держащие мои ладони. "Ада, что происходит?", начальничек заботливый! А я всё изумлялась, с чего вдруг такое внимание…
— Ну чего уставился, нарисовал — нет? Нечего сопли распускать, лучше пошли ещё песни поорём, если ничего новенького нет, мне понравилось.
— Вообще-то, есть…
Ткань соскользнула к моим ногам и какое-то время я поражённо рассматривала представшее пред очами полотно. На нём посреди весеннего луга были изображены трое: женщину я узнала сразу, хотя собственное лицо с распущенными до плеч волосами посреди искрящего разнотравья, освящённое восходящим солнцем, представлялось весьма смутно, а подобные хламиды я не носила с тех пор, как превратилась в демона-искусителя. Но вот турий "рог изобилия" почти такой же, каким я его и запомнила, даже трещина у основания виднеется… в тот год был бешеный урожай и артефакт не выдержал. Но куда уместнее здесь смотрелись бы крылья с шипами да кривые рога, от которых я только избавилась и ещё не привыкла к их отсутствию. Мужчина… Это гадкое лицо успело осточертеть мне за последних семьдесят семь лет, к тому же мой напарник был таким же тёмноволосым, как и Богдан, но вместо этого вышел точной копией вездесущего Агата. Его паскудная рожа доверчиво улыбалась с холста, выветривая и без того скудные чувства по поводу увиденного. Его прототип никогда так не улыбался — всё, на что он был способен — это мерзко расхохотаться, выведя меня из равновесия или недоумённо захлопать телячьими глазами, после того как я шмякнусь в пыль к его ногам… после его же подножки. А ещё на меня улыбчиво скалился рыжий пёс с семью крыльями. На удивление, этот был изображён со скрупулезностью точностью, словно мастер видел его воочию.
То, что изображённый рядом со мной элемент и псина, вообще-то две сущности одного и того же бога, я умолчала. Откуда он вообще их взял в своём больном воображении?
— Нравится?
Картина источала лёгкое колючее тепло, словно не до конца определившись с отношением ко мне. С одной стороны, на ней были нарисованы две светлых сущности, да и сама она мало напоминала демоническую, с другой, там действительно была я и это тоже кое-что значило.
— Интересный образ, — прокашлялась я. — Кто они?
— Ты и ангел, которого я увидел во сне. Знаю, это бредятина, но он много чего нарассказывал, а я потом проверил и знаешь… совпало.
— Я имею в виду, кто это? Кто я такая?
Надеюсь, что ошиблась, и он просто рисовал, ведомый вдохновением. Хотя, с другой стороны, его вдохновение — весьма опасная штука, но я и представить не могла, что настолько.
— Языческие боги — Макошь и Семаргл. Она богиня земли и плодородия, он охраняет семена и посевы. — Богдан просто светился, не замечая, что я становлюсь всё мрачнее и мрачнее. Языческие, как же. Мы были властелинами того мира и нам приносили жертвы, нам творили требы, пред нами трепетали, по одному нашему соизволению континенты изменяли очертания, а народы падали ниц, если только таково было наше божественное желание.
Много чего было вменено мне в обязанности и пара сухих слов этого не опишут. Хороший урожай, орошение нив утренней росой — это то, что считалось основным для народа, но мне не были чужды и мелкие бытовые обязанности: я пряла кудели и чётко следила за тем, чтоб в избе на ночь не оставляли недопряденных, и покаранием могла стать оборванная нить жизни или запутанная судьба, так что хозяйки со мной более чем считались. Я же следила за наполняемостью кошелей, а посему была почитаема и среди мужского населения.
Языческие… теперь мы отребье мистического мира и нам самим приходится пресмыкаться и унижаться. Перед всеми — демонами, ангелами… людьми, не только позабывшими наше величие, но и презревшими нашу помощь. Поэтому мы так и сошлись с Молохом — тёмного и светлую, вскормленных разной верой и народами, сроднила ненависть к этим зазнавшимся ничтожествам и тот, кто выдал мою тайну этому человеку…
Переплавившиеся когти с неожиданной алчностью впились в мою ладонь, на пол закапала частая алая нитка. Я даже не заметила, как их выпустила.
Чернично-тёмное небо выщерилось иглами молний. Обычная картина — в иную погоду мы выходим не так часто и не так охотно. И если ночью ещё могут выпереть наружу не слишком интересуясь нашим мнением, то днём по пеклу не вылезет ни одна тварь и я в том числе, дураков нет и мы предпочитаем выпаливать лёгкие пеклом библейским, чем обращаться в прах под лучами ненавистного солнца.
Я вновь оказалась мокрой, замёрзшей и жалкой, но в этот раз не по собственной воле, а потому что взбешённый воздыхатель каким-то макаром исказил мой телепорт и меня вышвырнуло где-то у чёрта на рогах, в неизвестном районе да к тому же на запретной территории. Поняла я это очень просто — по двум спинам придавленных мною типов, курсирующих по вверенному им району. Первый тип одурело мотнул башкой, скинул меня со своего горба и с шелестом расправил крылья — пепельные, с облегчением отметила моя ушибленная светлость. Но тут я увидела их величину и тихонько заскулила от ужаса. Судя по размаху, предназначались они доисторическому мастодонту. А возможно б и ему оказались великоватыми. Пепельный неодобрительно зацокал языком, а когда внимательней рассмотрел меня, в глазах зажёгся фанатичный блеск. Второй ангел, с ещё более тёмными крыльями, но размерами слишком скромными, старался не высовываться из-за спины напарника. Я осовело покрутила башкой, выбивая оцепенение и разлаживая по полочкам разбежавшиеся мысли. Такое ощущение, что с бронепоездом столкнулась, а не упала на сравнительно мягкие крылья ангелов-стражей… кстати, стражей чего? Недоумённо рассмотрела окружающее нас пространство и тут же, скривившись, сплюнула.
Гигант предостерегающе заворчал. Правильно, я бы тоже возмутилась, если бы какой-то недоумок посмел припереться на освещённую землю и испаскудить оную огненным плевком.
— Пшла прочь, падаль, — величественно разрешил мелкий, стараясь не особо высовываться из-за напарника. Я обрадовалась и торжественно скрутила ему шиш, ещё чего не хватало — удирать от противника. Пусть заведомо сильнейшего, преобладающего и вообще обладающего полным правом отвинтить мне башку только за то, что я посмела бросить на это освящённое паскудство недостаточно восхищённый взгляд.
Храм мрачной громадой высился за их крыльями, заслонив мой кругозор до самого неба. Золочёные купола высвечивались всё учащающимися вспышками. Я наконец-то поднялась с холмика… точнее, встала с чьей-то приветливой могилки, увенчанной огромным каменным крестом. Мимоходом отметила, что изваяние принадлежит Паяцам. Очень рада, опять этот паршивый бумагомаратель…
Кладбищенская земля вообще-то наша вотчина — нам здесь и дышится легче, и силёнок на трансформацию особых затрачивать не нужно, и вообще — кто в молодости не любит пошалить, запугивая суеверных людишек свечением из-под земли или потусторонним скрипом, а кто и мертвяка поднять сподобится. Я так вообще лепила их, как гончар горшки, не особенно задумываясь над тем, чтоб потом "упаковывать" ненужный к утру товарец обратно, а свидетели моего недостойного поступка обычно уже никак возмутиться по этому поводу не могли — тихих шизофреников обычно не слишком-то слушают…
Но вот именно это "последнее пристанище" меня на подобные шалости не вдохновило — отовсюду смердело чистой светлой силой, чтоб их всех… склепы святых!
— Мальчики, я передумала, — я попыталась скромно растаять в воздухе, но в эту минуту на "поле боя" вышло очередное действующее лицо — такое же возвышено-духовное и голубоглазое, только крылья источали яркий белый свет, а вместо хитона приталенное тёмное платье строгого покроя. К основному комплекту не хватало разве что метёлки — той самой, которую она сломала после восхищённого отзыва Богдана в мою честь. Какой… приятный сюрприз. Хотя с другой стороны, кого ещё я ожидала обнаружить на месте упокоения родителей стеномаза?
— Ловите её, олухи! — взвизгнула Рая, первой бросаясь в атаку. Я еле успела сгруппироваться и выставить блок, и столб яркого белого света всего лишь впластал меня в стоящий сзади крест. Камень подозрительно скрипнул, но выдержал. А вся троица уже выхватила боевые амулеты и направила их в мою сторону. Не сдерживаясь более, я рванула свою человеческую сущность, сдирая её с истинной — тёмной демонической, с шелестом распластала крылья, одновременно отталкиваясь от покосившегося памятника и взмыла вверх. Нашли дурочку! За те несколько минут, что я успела потоптать проклятую святую землю, она вкачала в меня достаточно своего яда, для того, чтоб понять — сейчас мне не справиться даже с замшелым "серым солдатом", как наши обычно называют средний пласт небесных воинов, не то что с без пяти минут архангелом, к тому же раздосадованным своей личной неудачей. А обида женщины — это даже не профессиональная гордость.
Ш-шурх! Так я и знала, этот таракан в юбке счёл меня чем-то вроде свалившейся с небес благодати, которую непременно нужно словить и употребить, в смысле — прикончить. Её помощники остались на земле, охранять вверенную им территорию, а она с утробным рычанием, больше подходящим моей перекошенной морде, бросилась следом. Я отчаянно захлопала крыльями, но слишком уставшие после неудачной телепортации, они быстро отяжелели и задеревенели.
— Стой, тварь проклятая, — можно считать, что дружелюбный диалог начался.
— Сама пошла к чёрту, курица ощипанная!
Что-то сверкнуло в воздухе и руку мне ужалил злой уголёк, мигом распахавший плоть в небольшую кровавую кашу. Я зашипела, избавляясь от амулетной искры, ангел злорадно ухмыльнулась. Ну до чего же зловредная баба!
И надо же было так нарваться! Мало того, что после свидания с Богданом я чувствовала себя словно пришибленной пыльным мешком, так ещё и этот треклятый телепорт забросил меня не в самое дружелюбное общество. Только попадись мне этот Тевтат, уж я объясню, почему со мной предпочитают не связываться.
Ш-шурх! Ш-шурх! Сзади захлопали могучие крылья, я даже затылком сообразила, что их владелец о-очень конкретный дядя — сияние от его перьев вышибло слезу, а в ушах поселился мерный гул. Торжествующая рожа Раи тоже прослезилась — от умиления и восторга. Ещё бы, в столь запущенный район редко скидывают истинного архангела с тысячелетним стажем и от подобного персонажа я не могла скрыться. Осталось сложить крылья и смиренно ждать конца.
Я закрыла глаза, плотно прижала встопорщившиеся маховые перья и свечой понеслась к земле, опережая скорость ветра. Сзади послышался возмущённый рёв Раи. Ох, птичка, научилась бы ты себя контролировать, я конечно не бог весть какой специалист в подобных вопросах, но почему-то мне кажется, что в нашу глушь тебя скинули именно из-за несдерживаемого характера. Да и повышение ты скорей заслужила благодаря своей конторе, которой осточертело препираться со своенравным работником. Боль в висках стала непреодолимой, в глазах заплясали световые пятна и я шестым чувством поняла, что разобиженная дамочка пустила в меня какой-то светлой пакостью, стараясь пришибить быстрей белокрылого конкурента.
Потом были жёсткие, но неуловимо знакомые пальцы, беспардонно ухватившие меня за основание крыльев и смыкнувшие куда-то в пространство телепорта. Я выпустила когти и полоснула гада с разворота, стараясь если не добраться до шеи, то хотя бы подпортить личико, обязательно смазливое и голубоглазое. Ангел сцепил зубы — я даже услышала их скрип — и удобней перехватил меня в талии, одновременно с этим пресекая все попытки избавиться от его навязчивого общества. Я открыла глаза, стараясь разглядеть, кто это тут такой отчаянный, но светлый телепорт высосал слишком много сил, поэтому всё, что я успела — увидеть его глаза, неожиданно перламутровые и бархатные, а потом потеряла сознание.
— Ада, сдурела что ли? Отпусти, полоумная, заду-уши-ишь.
Агат с выпученными глазами исходил на слюну в бессильной попытке оторвать мои пальцы от своей цыплячьей шейки. Конкретно присутствие пацанёнка меня нисколько не смущало — этот прощелыга находил меня всегда и везде вне зависимости от времени, места и моего состояния, поэтому и сейчас удивляться его присутствию не стоит. Осознав сей факт, с превеликой неохотой я выпустила его на волю. И тут же с утроенной яростью набросилась вновь, вспомнив, кому, собственно, обязана таким разбитым состоянием. И я имею в виду не чудесное избавление, а саму первопричину, изображённую на холсте в мастерской художника.
— Ах ты мразь поганая, — взревела я, не сдерживая звериную трансформацию, — как ты вообще моё имя узнал, сволочь?
Агат булькнул, выворачиваясь из моих тисков, но не преуспел в этом (ещё бы! Что ж я, какого-то сопливого пацана не удержу?) и мы просто рухнули на ковёр, покатившись в страстных объятьях удушаемого и душащей.
— Как давно ты его знаешь, — шипела я, — ну же, отвечай!
Ангел мужественно пыхтел, но ничего не говорил. Тогда я выкрутилась из его тисков и по-простому пнула гада в живот. Он скрючился, застонал, но только ещё сильней разозлил меня.
— Не нравится? Вот тебе, вот! Получай, червь!