— Не боитесь руки-то запачкать? — хмыкнула она, поправляя немного задравшуюся юбку.
Я открыл было рот, но тут… Руки!
Сука, Герцен! — пронзило меня словно молнией. Вот о чем я хотел поговорить с Амальгамой! Сраная рука сраного Герцена все еще у меня В КАРМАНЕ!
— Евгений Михайлович, все нормально? — поинтересовалась Гертруда, поглядывая на меня поверх очков.
— Да… — выдохнул я и пригладил волосы. — Вполне. Просто работа с веником очень плохо на нас, аристо, влияет, знаете ли…
Гертруда недоуменно захлопала ресницами, потом хмыкнула и пропала в своем блокноте. Вот и умница.
Прикасаться к оттопыренному карману брюк мне совсем не улыбалось. А вот если сейчас лапа Герцена внезапно решит «проснуться», чего тогда делать? Бить себя по ноге, пока она, наконец, не отбросит копыта? Или…
Гертруда внезапно отложила блокнот, перегнулась через переднее сиденье и открыла бардачок. Людвиг недовольно повернулся к ней.
— Где эти чертовы бланки… — сопела она, ковыряясь в бардачке. — Людвиг, ты не видел?..
Вид аппетитной попки, обтянутой черной юбкой, и черных же колготкок с бретельками был поистине великолепен. Я бы полюбовался им подольше, а может и не удержался даже и протянул бы руку…
НО на повестке у нас другая рука. Действуем быстро!
Опустив окно, я аккуратно вытащил кисть Герцена и выбросил эту пакость наружу. Ее мигом подхватило порывом ветра и унесло.
Вовремя. Задница Гертруды качнулась еще пару раз, и инквизиторша снова плюхнулась на сиденье, сжимая в руках пачку бумаг.
— Прошу прощения, — выдохнула она и поправила очки. — Мы о чем-то говорили?
— Не-е-ет. Далеко еще ехать?
— Порядочно, но Людвиг домчит нас в мгновение ока. Так, Людвиг?
Здоровяк лишь коротко кивнул.
— Надеюсь, вы везете меня не в тюрьму? — ухмыльнулся я.
— Что вы, Евгений Михайлович! — отмахнулась Гертруда, перебирая бумажки. — Всего лишь в следственный изолятор. Всех обвиняемых и свидетелей свозят туда с раннего утра. Мы ждем только вас.
*
Фаустовский следственный изолятор № 14, который, по словам Гертруды, носил гордое и неофициальное название «Острог», оказался огромным зданием, выстроенным в виде подковы. Нам пришлось проехать город насквозь, а потом еще катить по трассе километров десять.
— Какое интересное местечко… — пробормотал я при виде того, как огромная серая глыба постепенно наплывает на нас.
— Внутри тоже не забалуешь, — хмыкнула Гертруда.
— А вам часто назначают свидания в подобных местах?
— Я предпочитаю уютные кафе, Евгений.
— Свечи, полумрак, тихая музыка? Мне такое тоже больше нравится, — улыбнулся я, и ее щеки слегка зарумянились. — А какое вино вы предпочитаете?
— Я не пью, — она наклонила голову и поправила очки.
Ой, врушка! А еще кончики ушей заалели.
— Очень странно. А как же вы расслабляетесь без вина?
— Увы, у меня нет свободного времени, чтобы расслабляться и пить, — вскинула она подбородок. — Я же не аристо.
— А у нас много общего. Я вот за минувшие трое суток сумел расслабиться лишь на отцовском прогнутом диване. Да и в вашей компании, разумеется.
И тут машина резко вильнула. Да так, что Гертруда едва не уткнулась носом в Берса, но в последний момент я подхватил девушку за плечи.
— Спасибо… — выдохнула она мне в щеку. — Людвиг, что за дела?
Здоровяк пожал плечами и не ответил.
Вокруг Острог окружал забор с колючей проволокой. Доносился собачий лай и рев моторов. Стоило Берсу услышать голоса своих собратьев, как он подскочил и обеспокоенно заерзал по салону. Мне пришлось схватить его за ошейник, нащупывая в кармане поводок, которым меня снабдила сестрица. Ох, она еще и собачий свисток сунула…
Мы подкатили к КПП, и ворота, скрипнув, сразу отворились. Охрана даже не подумала проверить документы или поглядеть, что за ребята прячутся за тонированными стеклами. Два скрещенных меча инквизиции творили чудеса.
Проехав двор, мы остановились перед крыльцом, и оба сотрудника Тайной Канцелярии сразу же вышли из машины.
Инквизитора поблизости не было. Как и сотрудников изолятора, которые совсем не спешили нас встречать.
Берс выпрыгнул следом.
— Вы чего, собаку с собой возьмете? — захлопала ресницами Гертруда.
— Конечно. Берсу пора гулять.
Пес навострил уши, огляделся и с важным видом отошел к стене, где поднял лапу.
— За собакой может приглядеть охрана… — вздохнула Гертруда. — У нас дело, Евгений Михайлович!
— У вас есть свои условия — у меня свои. Делу Берс точно не помешает, а Борису Сергеевичу и подавно, — сказал я, надел ворчащему Берсу поводок и с ухмылкой на устах направился к главному входу в изолятор.
Гертруда что-то пробурчала и зацокала каблучками мне вслед.
Мы почти добрались до дверей, но тут из кармана снова раздался звонок. Неужели опять…
Ага-ага, Настя, кто же еще!
— Алло, Насть, — буркнул я в трубку, отходя в сторонку к вящему неудовольствию Гертруды. — Нет, к дыбе мы еще не перешли…
— Очень смешно, Женька! Я по делу звоню!