На окне висело прилепленное пластырем объявление о распродаже.
На церкви ударил колокол, и юноша вздрогнул. На какое-то мгновение он испуганно прижался к стене, но потом понял, что это было такое.
Он зашел в аптеку. Большое квадратное помещение, по периметру которого шли прилавки и полки с образцами товаров. В углу - большой сатуратор. На стене за ним - зеркало и рекламные плакаты мороженого, соков, газировки, прохладительных напитков. Юноша остановился у табачного отдела, выбрал себе самую дорогую сигару, содрал с нее обертку и понюхал.
- Хорошая сигара, вот что нужно этой деревне, - сказал он вслух, идя к сатуратору. - Хорошая сигара. Пара хороших сигар. И хотя бы пара-другая-людей, чтобы оценить их.
Он бережно поместил сигару в нагрудный карман и обошел сатуратор. Осмотрел оттуда помещение, пустые кабинки, переключатели музыкальных автоматов около каждой из них. И ощутил безмолвие этого помещения, так не вяжущееся с его обстановкой. Это помещение было создано для активных действий, оно стояло на грани того, чтобы ожить, но не могло переступить эту грань. Около сатуратора стояли бачки с мороженым. Юноша взял ложку, снял с полки под зеркалом стеклянное блюдечко и положил себе двойную порцию мороженого. Полил его сиропом, добавил орехов, положил сверху вишенку и не забыл про взбитые сливки.
Подняв голову, поинтересовался:
- Ну что? Кто-нибудь хочет сандэй[Сандэй - сливочное мороженое с фруктами, орехами и т.д." ]? - Подождал, слушая тишину. - Никто? О'кей.
Он подцепил ложкой изрядный кусок сделанной смеси и сунул в рот. Вкус оказался превосходным. Впервые за этот день он увидел в зеркале свое отражение и не слишком удивился увиденному.
Лицо было отдаленно знакомым. Нельзя сказать, чтобы красивое, но и не отталкивающее. И молодое, подумал он. Довольно-таки молодое. Лицо человека, которому еще далеко до тридцати. Лет двадцать пять, двадцать шесть, не больше. Он внимательно оглядел отражение.
- Прости, старина, -- сказал он, - но что-то не припомню твоего имени. Лицо вроде знакомое, но имя совершенно вылетело из головы.
Он отправил в рот еще одну ложку мороженого, подержал во рту, пока оно не растаяло, и проглотил, наблюдая за действиями отражения. Потом небрежно махнул рукой в сторону зеркала.
- Я скажу, у чем моя проблема. Мне снится кошмар, а я не могу проснуться. Ты - его часть. Ты, это мороженое и эта сигара. Полицейский участок и телефонная будка... и этот манекен. - Он поглядел на свое мороженое, обвел взглядом аптеку, снова поднял глаза на зеркало.
- Весь этот треклятый город... где бы он ни был... и чем бы он ни был... - Он наклонил голову набок, неожиданно что-то вспомнив, и улыбнулся отражению.
- Я сейчас вспомнил кое-что. Это Скрудж сказал. Помнишь Скруджа, старина... Эбензера Скруджа? Он сказал это призраку, Джекобу Марли. Он сказал: "Ты можешь быть недопереваренным куском мяса. Моей страстью к горчице. Крошкой сыра. Куском недожаренного картофеля. Но от тебя веет могилой больше, чем от самой могилы".
Он положил ложку и отодвинул мороженое.
- Понял? Вот кто ты такой. И все кругом. Вы то, что я ел вчера на ужин. - Улыбка сошла с его лица. В голосе появилось напряжение. - Но я вижу все это. Вижу. Как я хочу проснуться. - Он повернулся к пустому помещению. - Если я не могу проснуться, я. должен найти кого-нибудь, с кем можно поговорить. Я это должен сделать. Я должен найти кого-нибудь, с кем можно поговорить.
В глаза ему бросился сложенный пополам лист плотной бумаги, стоящий на прилавке. Это было расписание баскетбольных игр карлсвильской средней школы, сообщающее, что 15-го сентября Карлсвиль играет с "Коринфскими дылдами". 21-го сентября Карлсвилю предстояло играть против Лидсвиля. В декабре намечались игры еще с шестью-семью средними школами, о чем довольно официально сообщал висящий на стене плакат.
- Я, должно быть, очень впечатлительный человек, - сказал наконец юноша. - Очень, очень впечатлительный. Все верно до последней детали. До последней мелочи.
Он пересек помещение и остановился у книжного отдела с выставленными на вращающихся подставках книгами. Названия замелькали перед глазами, не задерживаясь в голове. Истории про убийства с полураздетыми блондинками на обложках и заглавиями типа "Смерть в публичном доме". Известные романы и сборники юмористических рассказов. Одна из книг называлась "Полностью свихнувшийся". На ее обложке было нарисовано улыбающееся подмигивающее лицо, под которым шли слова: "Альфред Е.Ньюман говорит: "Чтобы я расстроился? Да никогда!" Некоторые книги казались знакомыми. В голове мелькали обрывки сюжетов, персонажи. Он медленно пошел, отстраненно вращая подставки с книгами. Подставки скрипели, перед его глазами проплывали заглавия и рисунки на обложках. И вдруг он увидел название, заставившее его торопливо остановить кружение одной из подставок.
На обложке книги была бескрайняя пустыня с крохотной, почти неразличимой фигуркой человека с воздетыми руками, устремившего взор в небо. На горизонте виднелась горная цепь, из-за вершин которой, казалось, поднимались слова, образующие название книги: "Последний человек на Земле".
Юноша стоял, не в силах отвести взгляд от этих слов, чувствуя, как сливаются воедино заглавие и рисунок на обложке. В этом было что-то важное... что-то очень важное... что-то такое, из-за чего вдруг у него перехватило дыхание, что заставило его резко крутануть подставку и превратить заголовок в размазанную движением полосу.
Но когда вращение замедлилось, обложка снова стала видна ясно и отчетливо. Теперь он видел, что таких книг здесь стояло много.
Множество книг повествовало о последнем на Земле человеке. Шеренги крохотных фигурок воздевали руки посреди пустынь, и обложки глядели на юношу с подставки, которая вращалась все медленнее и в конце концов остановилась.
Он попятился, не в силах отвести взгляд от книг, и уперся спиной в дверь. Мельком взглянув в зеркало, он увидел свое отражение: бледный молодой человек, стоящий в дверях аптеки, выглядел усталым, одиноким, отчаявшимся и - испуганным.
Он вышел с напускным спокойствием, хотя и мозг, и тело конвульсивно дергались. Сойдя с тротуара, он остановился и, медленно поворачиваясь, в который уже раз оглядел все окрест.
И вдруг закричал:
- Эй! Эй! Эй, кто-нибудь! Кто-нибудь видит меня? Кто-нибудь слышит меня? Эй!
Через мгновение пришел ответ. Глубокий и звучный колокольный звон возвестил о том, что время не стоит на месте. Колокол пробил пять раз и замолк, лишь эхо какое-то время висело в воздухе, но вскоре растаяло и оно. Юноша двинулся по улице мимо ставших знакомыми магазинов, не обращая больше на них никакого внимания; Глаза его были широко открыты, но ничего не видели. Он все думал о заглавии книги "Последний человек на Земле" и чувствовал себя так, словно проталкивал холодный и тяжелый комок непережеванной пищи по сопротивляющемуся пищеводу.
"Последний человек на Земле". Название и обложка с холодной и пугающей отчетливостью стояли перед его глазами. Крохотная одинокая фигурка с воздетыми руками посреди пустыни. Нечеткая одинокая фигурка, чья судьба была начертана на фоне неба и цепочки гор: последний человек на Земле. Название и рисунок не выходили у юноши из головы.
Он не замечал, что солнце становилось все менее и менее ярким.. Оно готовилось завершить свой сегодняшний путь по небосклону.
Был вечер. Юноша сидел на скамейке в парке, неподалеку от стоящей перед школой статуи. Он играл сам с собой в крестики-нолики, выигрывая игру за игрой и тут же стирая ногой победу, чтобы начать все сначала. Перед этим он съел сэндвич в маленьком ресторанчике. Прошелся по универмагу. Зашел в школу, прошелся по пустым классам и подавил импульсивное желание написать на доске что-нибудь матерное. Сделать что-нибудь такое, что могло бы вызвать чей-то протест, возмущение, негодование. Сорвать окружающие его декорации. Он нисколько не сомневался, что все вокруг - лишь декор. Похожий на реальность сон. Если бы он только мог сорвать эти декорации и обнаружить, что они скрывают... увы, это было не в его силах. .
На его руке зажглось пятно света. Он недоуменно поднял голову.
На улице загорелись фонари. Засветились гирлянды в парке. По всему городу один за другим зажигались огни. Уличные фонари. Витрины магазинов. Мерцающая реклама кинотеатра.
Он поднялся со скамейки и направился к кинотеатру. Остановился у кассы-автомата. Из металлической прорези торчал билет. Он взял его, сунул в нагрудный карман и совсем уже шагнул в дверь, как вдруг его внимание привлекла афиша. На афише крупным планом был изображен летчик ВВС. Повернувшись в профиль к зрителю, он провожал взглядом проносящийся над ним реактивный истребитель.
Юноша шагнул к афише. Руки медленно и бессознательно прошлись по комбинезону. Он чувствовал, что есть какая-то связь между ним и этим летчиком на афише. И вдруг он понял.
Они были одинаково одеты. Комбинезоны были почти идентичны. Юноша почувствовал возбуждение. Усталость почти прошла, сменившись радостью и ликованием. Он протянул руку и коснулся афиши. Резко повернулся, бросив взгляд на пустынные улицы, и громко заговорил.
- Я пилот ВВС. Точно. Пилот ВВС. Я пилот ВВС. Все верно! Я вспомнил. Я пилот ВВС. - Это был лишь малюсенький, крохотный клинышек огромного лоскутного одеяла неизвестности, но его он уже мог взять в руки, разглядеть, исследовать. Это был ключ Первый ключ. И пока единственный.
- Я пилот ВВС! - крикнул-он. Повернулся, вошел в кинотеатр. - Я пилот ВВС! - Эхо его голоса загрохотало в пустом вестибюле. - Эй, кто там есть, все, кто есть, кто-нибудь... я пилот ВВС! - Последнее он выкрикнул уже в зрительном зале. Слова пролетели над пустыми рядами кресел и ударились в огромный неподвижный белый экран.
Юноша уселся и только тут почувствовал покрывшую лоб испарину. Он достал из карманй платок, развернул его и вытер лицо. Пальцы ощутили щетину, и он подумал о тысячах закрытых дверей своего подсознания, которые вот-вот должен был открыть.
- ВВС, - сказал он, на этот раз тихо. - ВВС. Но что это значит? Что означает "ВВС"? - Он вскинул голову. - Может быть, на город сбросили бомбу? Может ли такое быть? Должно быть так. Бомбу... - Он покачал головой. - Если бы это была бомба, все кругом было бы разрушено. Но все цело. Так как же...
Огни начали меркнуть, и яркий луч, вырвавшийся из кинобудки, осветил белый экран. Раздалась музыка: громкая бравурная маршевая музыка, и на экране бомбардировщик Б-52 пробежал по взлетной полосе, с ревом взмыл в небо. Один за одним стали взлетать другие бомбардировщики, и вот уже звено их летело в вышине, оставляя за собой белые полосы инверсионных следов. И все это время не переставала греметь музыка.
Юноша вскочил на ноги с широко раскрытыми от изумления глазами. Луч света исчезал в маленьком окошечке высоко над балконом.
- Эй! - закричал он. - Кто показывает кино? Кто-то же должен его показывать! Эй! Вы видите меня? Я здесь!
Он бросился по проходу, пересек вестибюль, взлетел по лестнице и оказался на балконе. Он задевал сидения, падал и наконец, не найдя прохода, полез прямо по креслам к маленькому сияющему окошечку в задней стене. Он сунулся лицом в этот яркий свет и отшатнулся, моментально ослепнув.
Когда к нему вернулась способность видеть, он обнаружил еще одно окошко в стене, правее и выше первого. Он подпрыгнул и на мгновение увидел пустую комнату, огромный кинопроектор и стопки коробок с лентами. Он почти не слышал громких звуков. Он почти не слышал громких великанских голосов, наполнявших зал. Он снова подпрыгнул и в течение краткого мгновения борьбы с тяготением снова увидел пустую комнату и работающий киноаппарат, услыхал сквозь стекло слабое гудение.
Приземлившись, он уже знал, что там никого нет. Кинопроектор работал сам по себе. Кино шло само по себе. Кинотеатр был таким же, как и весь город. Машины, вещи, предметы - все здесь было покинуто людьми. Он повернулся, ударился о спинку кресла, потерял равновесие и плашмя рухнул на пол. Луч света менял свою яркость по мере смены эпизодов на экране. В пустом зале гулко отдавались голоса и музыка. Голоса великанов. Музыка оркестра из миллиона музыкантов. И что-то в юноше сломалось.
Дверь маленького чуланчика на периферии сознания, куда человек складывает все свои страхи, спеленутые по рукам и ногам, чтобы можно было управлять ими, распахнулась настежь, и ужасное содержимое хлынуло в мозг, нервы и мускулы взбунтовавшимся ночным кошмаром.
Юноша вскочил на ноги, захлебываясь слезами и криком. Он рванулся по проходу, выскочил в дверь и ринулся вниз по лестнице.
Он был на нижних ступеньках, когда увидел человека. Тот спускался навстречу ему по лестнице в дальнем конце вестибюля, которую юноша раньше почему-то не заметил. У юноши не было ни времени, ни желания приглядываться к незнакомцу. Он бросился к нему, краем сознания отметив, что и тот кинулся ему навстречу. В те краткие мгновения, понадобившиеся ему, чтобы пересечь вестибюль, лишь одна мысль была в его голове: не упустить незнакомца, не дать ему скрыться. Следовать за ним всюду, куда бы тот ни пошел. Прочь из этого здания, прочь с этих улиц, прочь из этого города, потому что теперь он знал, что должен уходить отсюда.