***
Когда мировая общественность увидела истинное лицо Аномальных территорий, Коля был ещё студентом-второкурсником одного из университетов гуманитарной направленности. То, что в тех краях порой пропадают люди, секретом не являлось, и об опасностях Аномальных ходила масса слухов, которую кто-то полагал преувеличениями, а кто-то - и просто страшилками. Цензура много лет работала, не покладая рук, и из сети беспощадно удалялось всё, имевшее отношение к проклятым землям. Многое изменилось, когда налаженная система дала сбой, и в сеть неизвестными начали выкладываться видеоролики, самым мягким из которых был бой между кабаном и "свинкой". Количество желающих попытать счастья за Периметром резко уменьшилось, и это было с какой-то стороны даже хорошо: уровень бандитизма в тех краях сошёл почти на нет, но тут подняли голову различные правозащитные организации, генерирующие идеи одна бредовее другой. Кто-то требовал огородить Аномальные полностью и даже порывался сделать это самолично, как только ему дадут какую-то астрономическую сумму денег, а кто-то и вовсе ратовал за закрытие всех проектов, связанных с исследованиями аномальных образований. Особо же больные на голову, напротив, порывались устанавливать контакт с антропоморфами и пытаться отстаивать права мертвяков как разумных существ. Впрочем, Коле эта суета была безразлична: Аномальными Территориями он на тот момент не интересовался, будущее же своё видел на ниве филологии, порой пописывая небольшие статейки для сайтов различной тематики.
К тридцати годам Коля имел язву желудка, геморрой, мизерную зарплату контент-менеджера на паре сайтов, заполучил комплекс неполноценности, вызванный уходом жены, и осознал свои ненужность и никчемность как в отношении всего человечества, так и себя самого. Бывшая даже после ухода не выпустила Бузыкина из поля своих интересов и периодически названивала ему каждый раз, когда у неё возникало желание поведать Коле о том, какое он ничтожество. Коля слушал, не находя в себе сил бросить трубку, и с каждым подобным звонком убеждался в её правоте.
Без последствий это продолжаться не могло, и в какой-то момент он запил. Через три дня в его голове что-то перемкнуло, и он захотел смерти, но не простой, а героической. Смерть в сражении с чудовищем, по его мнению, была бы в самый раз, поскольку просто умереть, опять же по его мнению, было бы мелочно и неромантично, но на тот момент из чудовищ в его окружении наличествовали только лишь бывшая жена и администраторша одного из модерируемых им сайтов. Гуляя по сети, находящийся в алкогольном угаре Бузыкин наткнулся на один из роликов, снятых на Аномальных, и...
Уже гораздо позже он удивлялся не столько тому, как не погиб сразу, сколько чудесному своему выходу на Первую Базу. Зверья на его пути не попадалось, про аномалии он был наслышан, но шёл настолько беспечно, что близкого знакомства с ними избежал лишь непостижимым чудом. И даже умудрился один из Выбросов, сам того не ведая, банально проспать в каком-то подвале, хоть и заполучив на утро гудящую башку. Его обогрели, дали немного оклематься, а затем у Коли началась новая жизнь. Первые робкие выходы на окрестности Базы с инструктором, потом несколько выходов средней дальности, потом средней дальности, но уже без инструктора. Имей Коля хоть какое-то техническое или же естественно-научное образование, он, вероятно, сумел бы сделать карьеру непосредственно на самой Базе, но судьба решила, что быть ему суждено простым сталкером. Пусть и неплохим, за счёт своей необъяснимой везучести, но сталкером.
Вполне ожидаемым было и его наречение, точнее сказать, весь комизм этой ситуации. Как-то раз после очередного выхода измотанный Коля переборщил со спиртным, потому выключился прямо за одним из столов. По старой традиции, окружающим было безразлично происходящее с их коллегами до того момента, пока коллеги не начинали бузить или пытаться отдать концы, и Колю просто оттащили в один из углов, где оставили до утра. И ходить бы ему без прозвища дальше, кабы бы не один из этих самых коллег, по той же причине пожелавший улечься в том же самом углу.
- Халдей, - пьяно мычал тот, взывая к бармену, - вот у тебя тела разные по углам валяются, а должно бы что-то мягкое, чтобы было куда упасть, не отходя от кассы. Матрасов накидал бы, что ли.
- А этот тебе чем плох? - поинтересовался кто-то в зале, ткнув пальцем в сторону лежащего в углу Коли.
- Костляв он для матраса слишком, - парировал коллега.
Поутру, протрезвевший и мучимый всем спектром ощущений от вчерашнего, теперь уже свеженаречённый Матрас собрался было набить своему нарекателю морду и, возможно, даже попробовал бы это сделать, однако реализации экзекуции препятствовали провалы в памяти, а также нежелание невольных свидетелей оного нарекателя выдавать. Коля, поразмыслив, пришёл к выводу, что жить ему с этим прозвищем теперь придётся долго, потому решил попробовать изменить своё отношение к свершившемуся, в чём преуспел.
Так бы и ошивался он вокруг Первой, покуда однажды не погнало его на восток, в сторону реки, какое-то непонятное ощущение. Коля списал это на сталкерскую чуйку, и хоть результат его вояжа совершенно не походил на ожидаемое, но в конечном итоге Матрас остался в приличном плюсе.
- Помоги, сынок, - раздался из кустов надломленный старческий голос тогда, когда Коля ожидал этого меньше всего. Коля вздрогнул, вспомнив байки об Изломах, перепугался, но тут же взял себя в руки.
Хрыч валялся на земле. Одного из старейших и опытнейших сталкеров накрыло не попаданием в аномалию, равно как и не подвергся он нападению зверья - старика свалила неизвестная хворь, лишив его возможности передвигаться на своих двоих. Рядом с ним лежала выжатая "душа", пара "яблочек" и одна "завитушка". Матрас, оценив разбросанный набор целебных артефактов и состояние Хрыча, понял, что дела у того действительно хуже некуда.
- Время моё подошло, видно, - откашливаясь, хрипел тот. - Вытащи, милок, озолочу. Не хочу тут подыхать.
Старик не обманул. Всю дорогу, пока Коля тащил его на спине, он рассказывал об особенностях известных ему артефактов, малохоженных тропинках и лазейках под Периметром. Он как будто чувствовал, что осталось ему коптить воздух не так уж и долго, потому стремился передать накопленные знания хоть кому-то, лишь бы они не пропали впустую. Позже, когда Матрас дотащил его до той автобусной остановки, он понёс что-то совершенно невероятное, и Коля решил, что тот просто бредит. Втащив Хрыча к нему в квартиру, Матрас наспех попрятал по шкафам всё, что имело отношение к Аномальным, и вызвал врача.
- Старик плох, - вынес свой вердикт приехавший медик, оценив состояние пациента. - Госпитализировать однозначно.
В больнице выяснилось, что помимо опухоли в позвоночнике, лишившей старика возможности ходить, старый сталкер имел ещё несколько болячек. Названий их Коля не запомнил, Хрыч же и вовсе не стал стесняться, прямо спросив у врача, сколько ему осталось.
- Ты пойми, сынок, - хрипел он, - я же чувствую, что время моё пришло. Скажи, как есть.
Врач оказался понимающим, и скрывать ничего не стал. Из его слов следовало, что остался старику от силы месяц, а потом... Хрыч от госпитализации отказался, заявив, что хочет отойти в мир иной в своей постели.
- За стариком нужно постоянно присматривать, - напутствовал Колю врач. - Вы же, как я понимаю, его родственник. Справитесь?
- Можно подумать, у меня есть выбор, - мрачно ответил ему Матрас. Его пребывание вне Периметра затягивалось на неопределённый срок, но оставлять Хрыча одного-одинёшеньким он считал подлостью, и делать этого не собирался. Родственников у старика, если верить его же словам, не было.
Следующий месяц Матрас совмещал приятное с необходимым. Под приятным он подразумевал ощущение жизни без нужды постоянно смотреть себе под ноги с целью определить наличие какой-либо аномалии, и сном в человеческих условиях. Под необходимым же - уход за прикованным к кровати Хрычом. Старик, невзирая на весёлый настрой, вызванный уколами обезболивающих препаратов, иногда всё равно ворчал на то, что молодёжь нынче уже не та, однако не уставал говорить про непринадлежность Коли к этому социальному классу, попутно повествуя о своих годах, проведённых на Аномальных. У Матраса создалось впечатление, что Хрыч пытается выговориться напоследок, поскольку при жизни за ним ходила стойкая слава молчуна. О родственниках Хрыч говорить почему-то упорно не желал, будто их у него действительно не было.
Когда старика не стало, Матрас с удивлением узнал, что как наследник является владельцем скромной однокомнатной квартиры. Когда старик умудрился оформить на него завещание, оставалось загадкой. В полицейском участке на Колю при регистрации посмотрели подозрительно, но получив ответ: "...Шабашили с покойным на строительстве дач", нехотя отстали. В жилконторе же и прочих необходимых для посещения заведениях его и вовсе не удосужили не то, что словом, но даже взглядом, молча сделав необходимые пометки в документах. Как и прежде, Коля был никому неинтересен.
На похороны Хрыча не пришёл никто.
Тем же вечером Коля сжёг кровать покойного на пустыре. Глядя на тлеющие угли, он давился дешёвым коньяком, курил и смотрел в осеннее небо, по которому лениво ползли холодные облака. Мысли его были мрачны и думалось ему, что кроме своих родителей и покойного Хрыча, за всю свою жизнь нужен он, на самом деле, не был никому.
Некоторое время после похорон Коля опасался, что прочие наследники, не пожелавшие при этом принять участия в последних днях старика, всё же объявятся, движимые жаждой обладания недвижимым имуществом. По здравому рассуждению выходило, что завещание Хрыча в суде можно было оспорить на раз, апеллировав к тому, что старик, в момент его написания, был ограниченно дееспособен из-за действия обезболивающих и мог вообще не понимать, что он говорит и что подписывает. В этом случае перспективы вырисовывались преотвратные: потерянная жилплощадь, в которой Коля уже начал постепенно обживаться, и всё то время, какое он ухаживал за покойным. Но время шло, других претендентов на новый колин дом не объявлялось, а потом начался "сезон" и Бузыкин свалил на Аномальные - другие способы заработка себе на хлеб были ему уже неинтересны.
***
Отдых не задался. Визит Удальцова упорно не шёл из головы, и Бузыкину начало казаться, что не согласившись на озвученное предложение он упустит, возможно, самое главное событие в своей жизни.
- Хрыч, вот что мне делать, а? - обратился Коля к висящему на стене портрету бывшего хозяина квартиры. Портрет этот Бузыкин сделал на четвёртый день после похорон старика, руководствуясь смутным ощущением, что так будет правильно. За основу была взята одна из фотографий в фотоальбоме, найденного при разборке вещей на антресолях. С некоторых пор Коля повадился советоваться с портретом в затруднительных моментах своей жизни, и особенно тогда, когда предстояло делать какой-либо выбор.
- Нутром же чую, что ерунда какая-то с этим контрактом, - не унимался слегка поддатый Бузыкин. - Эх, был бы ты живой, наверняка бы что-то дельное подсказал.
Старик, как обычно, ехидно ухмыляясь, смотрел на Колю и что-либо советовать не торопился.
На пятый день Коля не удержался и позвонил по указанному в визитке телефону. Собеседование, на которое он был приглашён спустя некоторое время вместе с другими претендующими на трудоустройство, на таковое походило менее всего и являлось чем-то средним между собранием какой-то секты и дружеской попойкой. Через несколько дней позвонил Удальцов с известием о зачислении Коли в штат. Попутно, теперь уже начальник, обрадовал, что комната в общежитии выделена и ждёт не дождётся своего постояльца. Коля смутно вспомнил, что вроде бы в процессе "собеседования" об этом что-то говорилось, и он вроде бы даже по этому поводу не возражал. Оставалось только вежливо поинтересоваться о местоположении места работы, сославшись на мнимую забывчивость, вызванную большим количеством полученной в процессе собеседования информации.
На следующий день Коля собрал всё то, что, по его мнению, могло бы ему пригодиться в новой жизни, забросил денег на коммунальный счёт и отбыл в точку сбора, где его вместе с другими новоиспечёнными сотрудниками должен был забрать автобус.
Частности, о которых Удальцов не счёл нужным упоминать, вылезли сразу же: предоставленный им список с должностными обязанностями касался работы внутри Периметра, но вот вне его Коле предполагалось быть всего лишь сотрудником архива. Бузыкин собрался уже было послать учёного по известному адресу, когда тот с лукавой улыбкой уточнил, с какого рода материалами придётся работать сталкеру, да и образование у него, дескать, для постановки именно на эту должность весьма подходящее. Коля почесал лоб и начал торговаться на предмет увеличения зарплаты по причине предстоящего совмещения должностей.
Бузыкин зарылся в документы, большая часть которых была испещрена грифами разной степени секретности, причём происхождение этой документации к Институту отношения не имело. Уже через неделю он понял, что даже если вдруг его и вышвырнут по какой-либо причине из этой непонятной организации, то полученной информации будет более, чем достаточно для успешной и результативной сталкерёжки: подробные описания аномалий, редких артефактов и артефактных спаек, а главное - упоминания об объектах, про которые до этого ему слышать не доводилось вовсе, причём часть этих объектов находилась в знакомых ему местах. Попутно он обнаружил материалы по той папочке, которая была им вытащена из "подвала со столом", её копию, вкупе с переводом, а до кучи - научными данными, в ней отсутствующими. Вопросы о том, что делать с находкой, отпали сами собой, ценность её сменила свой знак на противоположный, и тем же вечером древний манускрипт, от греха подальше, был сожжён в ванной.
Через месяц ему захотелось конкретики, поскольку поставленная Удальцовым задача "выискивать всё странное" была слишком размытой, а этого странного уже набралось более чем предостаточно.
- Начальник, ты конкретно скажи, что мне искать? - прицепился Коля к Удальцову однажды вечером в курилке. - Я за прошедшее время столько для себя нового узнал, что теперь и не знаю даже, что из этого можно назвать странным, а что так, мелочи и обыденность.
Удальцов нахмурился, вздохнул и поведал историю о некоем объекте. Был тот объект, по его словам, расположен достаточно близко к центру Аномальных, засекречен донельзя и вроде как даже в Институте о нём были ни сном, ни духом. Якобы, творили там такое, что человеческому разуму и представить-то сложно, не говоря уж о том, чтобы осознать. Коля понял, что таким образом он от начальника многого не добьётся, и потащил того к себе в кабинет, дабы зачитать список найденных странностей.
- Что за База "0"? - насторожился Удальцов, увидев один из пунктов.
- А леший её знает. Я её и выписал-то только потому, что про неё раньше не слыхивал. Может, одна из институтских? Были же у них Первая, Вторая, Третья. Почему бы нулевой не быть?
- И где она находится?
- А не указано. Вскользь упомянуто, что дескать поступили какие-то материалы с неё на Третью Базу. Что за материалы - тоже не указано.
Удальцов о чём-то задумался. Коля терпеливо ждал. Думалось ему, что в данном случае речь, скорее всего, идёт о какой-либо из первых попыток Института осесть на Аномальных, скорее всего неудачной, с дальнейшим вывозом чего-то ценного.
- Не припоминается мне что-то База с таким индексом, - прервал своё молчание Удальцов через некоторое время. - Хотя, кто знает. Может кодовое обозначение, но... не похоже, не похоже. Копни в этом направлении.
Многого накопать Коле не удалось. Точнее сказать, не удалось накопать вообще ничего - кроме того документа, упоминаний о Базе с номером 0 более не встречалось. Удальцову он заявил, что либо имеет место неполнота архива, либо же, и что скорее всего, это банальнейшая опечатка. Ну шмякнул кто-то ноль вместо единицы или двойки, а переправить не удосужился. Удальцов почесал переносицу и выдал, что нелишним было бы прокатиться до Третьей Базы. Дескать, может там что по этому поводу есть. Коля упомянул, что вообще-то зима на носу, и если ехать, то по весне, потому что с дорогами там сейчас даже не плохо, а совсем никак. Однако, невзирая на колину контраргументацию, Удальцов отдал команду на подготовку к экспедиции, и в начале декабря колонна из трёх бронетранспортёров вошла на Аномальные Территории.
Вот только уже на подходе к Третьей Базе колонна была вынуждена остановиться - фон пси-излучения, исходящего со стороны одного из бывших институтских форпостов, вырос до неприличных величин, и дальнейшее пребывание в этих краях становилось небезопасным. Удальцов был вынужден отдать команду на возвращение.