В душевой после наташкиной утренней помывки витали ароматы шампуня и прочей косметики. Якушев стоял под струёй тёплой воды, его рвало: где Караваев достал это пойло, бутылку которого они раздавили за завтраком в нарушение всех регламентов, уставов и правил, было уже не важно, равно как и состав этого зелья. Важным было лишь желание извергнуть из себя весь этот яд, который хоть и дал организму кратковременное благостное состояние, но чуть позже накрыл сознание и тело мутной пеленой. Артёма трясло. В голове как будто возили связкой арматуры по бетону, а в желудке, судя по ощущениям, плескался "холодец".
Чем закончились эти посиделки, и как он ушёл из столовой, Якушев не помнил. Единственное, что осталось в сознании, так это были столовские часы, на которых отображалось полпервого и вроде бы дня, судя по серому свету в окнах. Надежды на то, что этого позора никто не видел, не было никакой - в столовой всегда кто-то был, потому наверняка уже по части пронёсся слух, что старшой нажрался с самого утра. Проносились мысли, что истинной целью Караваева было полностью дискредитировать своего командира, выставив его слабовольным пьяницей, а весь тот монолог являлся всего лишь средством ослабления бдительности. Оставался небольшой шанс, что на самом деле это было не так, но состояние организма орало об обратном.
Сорок минут издевательств над бренным телом и попыток привести себя в порядок отняли все силы. Артём на подгибающихся ногах добрался до дивана, где и рухнул, полностью выпав из реальности.
- Не бережёшь ты себя, командир, не бережёшь, - усмехнулся рядом кто-то голосом Михалыча. - Сорвался, или тяжести общения с вояками не вынес?
Якушев с трудом продрал глаза. В голове гудело, во всём теле ощущалась слабость. Одна только мысль о том, чтобы пошевелиться, навевала ужас.
- Ты не дёргайся, - продолжил медик, - спешить всё равно некуда.
- Михалыч, фигли ты здесь забыл? - Артём пытался подняться, но тело упорно отказывалось слушаться.
- Кто ж тебя, болезного, кроме меня вылечит-то? Ты лежи, отдыхай, - в районе стола раздался плеск неизвестной жидкости обо что-то стеклянное, - всё равно ты в своём состоянии на другое неспособен.
Следующие полчаса Михалыч вводил Якушева в курс дела, попутно вливая в того непонятно где раздобытый огуречный рассол. Артём слушал, изредка, скорее рефлекторно, кивая головой, что подразумевало собой полное внимание к повествованию. Совесть истошно выла, в мыслях рисовались нехорошие последствия, вызванные постыдным и безрассудным поведением. Однако, как следовало из слов Михалыча, и каким бы парадоксом это не являлось, но на утреннюю командирскую выходку внимания никто не обратил. Всем, к артёмову величайшему удивлению, было на это действительно пофиг. Более того, те, кто по-опытнее, отнеслись к данной выходке даже с пониманием.
- Вот ты ещё всё же зелёный, лейтенант, - Михалыч расстегнул свой весьма потёртый и, явно повидавший за свою жизнь многое, древний портфель. - Любой другой на твоём месте уже две недели назад заметил бы, что все здесь присутствующие чего-то ждут. Как будто случиться должно что-то, притом нехорошее. Не инспекция с Большой земли, а похуже. Думаешь, ты один такой, кто при исполнении напиться додумался?
- А кто ещё? - Якушев попробовал пристально взглянуть на врача.
- Ага, разбежался. Визит к медику, особенно если за похмелом, сродни походу к священнику на исповедь, а тайну оного ритуала ещё никто не отменял, - усмехнулся Михалыч. - Ты дальше слушай. Если говорить проще, то все мои посетители, среди которых есть, в том числе, и те, кто на Аномальных уже не первый год, сходятся во мнении, что наша богадельня в скором времени перестанет быть таким уж спокойным местом, каковым она является в настоящий момент. Причины того, равно как и предпосылки к этому, они назвать не могут, ссылаясь на своё чутьё, никак иначе это не аргументируя. И я их прекрасно понимаю, более того - с ними солидарен.
- Михалыч, не держи меня уж совсем за желторотого, - Якушев поморщился, узрев появившуюся из портфеля врача бутылку чего-то явно палёного, однако с наклееной коньячной этикеткой. - Наслышан я историй про сталкерскую чуйку. А ты уверен, что это точно надо?
- Надо, Тёма, надо, - тон Михалыча возражений не предусматривал.
Врач своё дело знал. Похмельную хмарь куда-то унесло вместе с дрожью, принеся взамен лёгкость, бодрость и приятный шум в голове. Михалыч поведал, что рецепт этого зелья попал к нему от некоего Тенёва, с которым ему ещё не так давно доводилось достаточно тесно сотрудничать, и что, невзирая на вкус и градус, это скорее всё же лекарство, нежели очередное пойло для приведения себя в скотское состояние. Якушевский организм со словами медика демонстрировал своё полное согласие.
Картина вырисовывалась и впрямь нерадостная. Почти половина тех же вояк регулярно прикладывалась к бутылке, но особенно напрягал мотив этого: как угодно, чем угодно, но задавить в себе непонятно откуда возникавшее состояние безнадёги и ужаса, подступавшего порой по ночам. Ужаса тихого, в компании предчувствия, что должно случиться что-то неправильное, и от этого ещё более невыносимого. Списать данные ощущения на простой гнёт атмосферы Аномальных было бы слишком просто - среди тех, кого накрыло этой напастью, были люди тёртые, в жизни повидавшие немало и из многих передряг вышедшие самими собой на своих двоих.
- Я, говорит, Михалыч, - продолжал врач, - такого за всё своё бытие здесь не припоминаю. Всегда как-то чувствовал источник угрозы, а тут понять не могу. Со всех сторон как будто наваливается. И не угроза это, а как поступь судьбы, неотвратимость. Хоть беги, а всё равно не убежишь. Проклятое здесь место.
- А и впрямь странно, - рассуждал Якушев, - аномалии не появляются, хотя мы и внутри Периметра, пусть до него всего лишь километр. Зверьё не заходит: может, сторонится, чувствует, что тут нечисто? Что, если нас сюда поэтому и поставили, как подопытных?
- Но вот я тебе ещё такую вещь скажу, - Михалыч разливал очередную порцию, - не всех это дёргает. Меня вот не дёргает. Наташку твою, скорее всего, тоже - по-крайней мере, ко мне она с этим вопросом не обращалась. А теперь подумай, с какой это стати Караваеву с тобой приспичило пообщаться?
- А как же тайна исповеди? - съёрничал Якушев.
- Можно подумать, что ты бы и сам не догадался, - снисходительно посмотрел на него врач. - Вот теперь расскажи мне, командир, на что такое нас на самом деле подписали?
Якушев задумался. Отсутствие прямых указаний свыше, кроме как "чётко соблюдать регламент дежурств", смущало его с самого начала. Вместе с тем в документации не было ни слова про то, каких возможных опасностей или внештатных ситуаций можно ожидать в этом месте. Ждите, мол, ребята у моря погоды. Сами поймёте, когда время придёт.
- Тут ещё такое дело, - нахмурился медик, - не спрашивай только, откуда я это знаю, но в плане пси-аномальных дел у нас всё чисто. Никто на нас эту смурь не нагоняет, чтобы быть совсем уж конкретным. Копни ты ноут гавриловский. Может, прояснится что.
Якушев глянул в окно. Ночная темень недвусмысленно говорила о том, что этот день почти закончился.
Проводив врача, Артём сделал себе чашку горячего чая. Завалившись в кресло, он окидывал взглядом комнату, размышляя о тех, кто командовал здесь до него. Чем жили эти люди, какими они были, почему уходили и как уходили. Когда он наткнулся взглядом на сейф, где лежали документы и прочие вещи, хранить которые следовало в строжайшей тайне, он достал сигарету и задумался. В дельности совета Михалыча он не сомневался, но только сейчас понял, что боится. Боится узнать то, что сможет пролить свет на происходящее, поскольку после этого игнорировать всё то, что творится вокруг, уже не получится. Боится потерять это спокойное неведение служаки, позволяющее не задумываться о разных высоких материях: командованию виднее, а наше дело - выполнять. Кто-то из древних полагал, что правду говорить легко, но вот почему-то мало кто решался на рассуждения о том, насколько трудно решиться узнавать ту правду, которая может перевернуть всю твою жизнь с ног на голову. Особенно если знаешь, что лучше от этой правды тебе не станет. Вот уж действительно: многие знания - многие печали.
- Была не была, - Артём открыл сейф и достал оттуда ноутбук предыдущего командира.
Ночь обещалась быть насыщенной тайнами.
***
Одним весенним утром Якушева разбудил звонок дежурного по внутренней связи. Из доклада следовало, что едет некий господин Борщевский ("Господа у нас в Париже", - съязвил про себя Артём), по поводу визита которого ранее поступало указание, и, дескать, теперь к лейтенанту Якушеву как к командиру этой части у оного господина имеет место быть неотложное дело. Быть Борщевский обещались в районе обеда, а в остальном, помимо этого, каких-либо происшествий за ночь не случилось.
Только по окончании доклада до Якушева дошло, что, во-первых, уже утро, а во-вторых, он уснул за компом. Ноут, даже будучи не подключен в розетку, работал до сих пор, хоть и погасил экран. Затёкшая спина ныла. В кружке, кроме вчерашних чаинок, не было более ничего.
Про Борщевского Артём был не то чтобы проинструктирован, скорее - наслышан, причём не только со стороны местного населения, но и со стороны своего командования. Пусть не в мельчайших подробностях, но всё же. Вспомнился давишний разговор с Караваевым, и подумалось, что либо сержант слишком прозорлив, либо не хочет раскрывать все свои карты. Предчувствия молчали.
За завтраком Артём раздумывал над всем тем, что было восстановлено с гавриловского ноута. Техники перед тем, как отдать компьютер новому владельцу, явно отнеслись к чистке халтурно: огромное количество удалённых ранее, но успешно восстановленных документов являлось ярким тому доказательством. Впрочем, некоторая часть всё же была либо уничтожена безвозвратно, либо же зашифрована, но даже оставшейся было более чем достаточно.
Ближе к полудню окрестности огласил рёв двух древних "восьмидесятых", известивший всю часть о том, что пожаловали упомянутый ранее господин Борщевский со свитой. Артём стоял на крыльце штабного здания в обществе других невольных встречающих и задумчиво курил, размышляя на тему, чем вызван этот визит и какие у него могут быть последствия. Принимать гостей он решил в своём кабинете, где Наталья уже заканчивала сервировку праздничного стола.
Две бронемашины вырулили на заснеженное подобие плаца части и гордо направились к главному зданию - по всей видимости, их водителям доводилось бывать тут ранее и они знали, что тут и как. Немного не доехав, машины внезапно остановились и начали вращать башнями, как будто что-то вынюхивая или осматриваясь. Убедившись, что ничего угрожающего не наблюдается, водители заглушили двигатели, и из открывшихся дверей начали выскакивать мужики в разномастных защитных костюмах с разномастным же вооружением. У Якушева эта сцена не вызвала ни капельки волнения, хотя, казалось бы, появление посторонних непонятных и, что самое главное, вооружённых людей спокойствию точно не должно было способствовать. Последним вышел среднего роста человек в летах, интеллигентного вида и с характерной внешностью, позволявшей заподозрить у него наличие одесских кровей.
- Борщевский, - коротко, но ёмко, представился он. - Рад знакомству.
Свита Борща Якушева не то чтобы насторожила, скорее обескуражила своим разномастным внешним видом. Отрядом эту компанию назвать было невозможно, но и на бандформирование они не походили совершенно. Казалось, что каждый из них сам по себе, и не было в них того невидимого, но подсознательно осязаемого нечто, что объединяет одиночек в группу. Собрать-то их собрали, а вот сплотить не удосужились. Больше всего Артёму не понравился худощавый очкарик, которого Борщевский представил как своего нового ассистента - казалось, что очки этот субъект нацепил больше для виду, чтобы не так сильно был заметен его равнодушный, но в то же время холодный и недобрый острый взгляд.
Разговор с администратором бывшего институтского форпоста хоть и прояснил ситуацию по основным моментам его визита, но больше оставил загадок и непонятностей. Борщевский демонстрировал свою открытость и искренность, всячески пытаясь вызвать к себе доверие. Это как раз было понятным - по его словам, некоторое время назад ему сверху передали недвусмысленное указание обращаться в случае чего к некоему лейтенанту Якушеву, с которым следовало дружить и поддерживать хорошие добросердечные отношения. Но вот непонятным оставались мотивы руководства: неужели на кордонах не смогли найти кого-то более авторитетного и высокопоставленного, а самое главное - осведомлённого о том, что тут и как?
И вот это самое "в случае чего" случилось буквально пару дней назад, причём в нескольких экземплярах. Первой ласточкой стало частичное исчезновение связи. То ли этому кто неизвестный поспособствовал, то ли проложенные в лучшие и давние годы коммуникации сгнили окончательно, но восстановить связь с внешним миром не удалось, а радио попросту не добивало в силу известных аномальных факторов. Второй причиной стало окончательное и бесповоротное оставление этого бренного мира неким Семёном Владиславовичем Тихоновым, также известного как Гвоздь. Причём покойный хоть перед смертью и потел, но в сознание так и не пришёл, что Борщевского почему-то сильно опечалило. А третьим стала необходимость передать вышестоящему руководству комп ранее указанного покойного, якобы там наверняка может быть что-то интересное, да и положено, опять же. Артём знал, что уж это-то Борщевский вообще должен был сделать ещё тогда, когда покойный только попал к нему на базу, то есть почти полгода назад, но указывать на косяк, скорее всего намеренный, он не стал - всё же предстояла совместная работа, а портить отношения в самом её начале явно не стоило. Тем более, что всё и так было понятно без лишних слов - хитрый администратор наверняка планировал покопаться в блоке памяти компа, но тот оказался заблокирован своим предусмотрительным владельцем. Средств для разблокирования таких устройств на Базе, скорее всего, не было. Покойный, по всей видимости, вёл с указанным ранее администратором какие-то тёмные делишки, ну а теперь, после смерти владельца, попутно и единственного человека, знающего код разблокировки, для Борщевского это устройство стало не намного ценнее кирпича. Понятным было также и то, что информация, содержащаяся в устройстве, коль скоро потребовалось прибегать к его блокировке, явно имела если уж не важность, то ценность, но вот что это за информация и какая от неё могла бы быть польза, было, опять же, непонятно.
Постепенно разговор перешёл на более обыденные вещи. Выпивали, закусывали, рассуждали о делах насущных и вопросах снабжения. Сошлись во мнениях, что в перспективе неплохо было бы организовать канал в обход кордонов - так оно проще, да и для секретности полезнее. Как ведомственной, так и индивидуальной, в которой есть особая необходимость, когда преследуются цели личной наживы и достойной пенсии. Договорились об ответном визите вежливости, на чём и распрощались.
Проводив гостей, уехавших ещё засветло, Артём вернулся в кабинет. К тому моменту Наташка в сопровождении одной из кухарок уже успела навести там порядок, потому созерцать последствия застолья ему не пришлось, хотя были у него идеи и на этот счёт, а именно - виды на разговор с Караваевым по теме Первой Базы. Но тот по непонятной причине оказался вне пределов досягаемости, потому разговор пришлось отложить на потом.
Комп покойного Гвоздя, который оставил Борщевский, сиротливо лежал на подоконнике в нарушение всех норм секретности, пуская по комнате блики от экрана, куда падали лучи заходящего осеннего солнца.
- Вот дурак, - выругался Якушев, - ведь ты его даже не проверил. Мало ли, какую заразу могли притащить. Вот это уже точно паранойя: этот Борщевский его же лично в руках держал. А ну-ка, - Артём достал из сейфа ноутбук Гаврилова.
Через час его поиски увенчались успехом. Либо Гаврилов был не так прост, каким казался, а точнее, пытался казаться, или, может, покойный и с ним имел какую-то связь, но среди восстановленного нашёлся файлик с фамилиями и многозначными номерами, число цифр в которых подозрительно совпадало с тем, какое хотел получить комп для своей разблокировки. Якушев с великим трудом поборол в себе искушение проверить истинность своей находки (за такое вышестоящие по головке точно не погладят), но на всякий случай решил выписать возможно подходящие номера - мало ли что, вдруг пригодятся. А не пригодятся - ну значит, не судьба.
Отпив коньяка из бутылки, оставшейся после дневного застолья, он не раздеваясь завалился спать тут же на диване, решив не нервировать Наташку своим поддатым видом. Визит Борщевского почему-то пробудил мысли о том, что даже в этих краях можно оставаться сравнительно культурным.
***