Те немногие, кто считал, что Служба безопасности лишила их шансов на широкую известность и фотографии в газетах, наконец, успокоились; остальные радовались, что в их жизнь больше не вмешиваются. Мисс Полли Раштон, у которой закончились каникулы, попрощалась со своими мидвичскими дядей и тетей и уехала домой в Лондон. Алан Хьюз к ужасу своему узнал, что его не только переводят на север Шотландии, но и вообще уволят из армии на несколько недель позже, чем он предполагал, и теперь большую часть времени он тратил написание рапортов, а остальную часть посвящал переписке с мисс Заллаби. Миссис Харриман, жена пекаря, придумав ряд весьма неправдоподобных обстоятельств, из-за которых тело Герберта Флегга оказалось в ее коттедже, перешла в наступление сама, то есть постоянно стала напоминать мужу обо всех известных и предполагаемых сомнительных фактах из его прошлого. Остальные мидвичцы продолжали жить как обычно.
В общем, это странное событие лишь слегка потревожило Мидвич - в третий или четвертый раз за время его тысячелетней дремоты.
А теперь я должен сказать о некоторых технических трудностях, поскольку это не моя история - это история Мидвича. Если бы я дальше излагал события в том порядке, в котором поступала ко мне информация, возникла бы невообразимая путаница, и следствия шли бы впереди причин. Поэтому возникла необходимость расположить информацию в хронологическом порядке, придавая соответствующий вес событиям, которые и мне, и всем нам казались в то время незначительными. Если читателю покажется, что автор обладает сверхнаблюдательностью, он должен помнить, что это потому, что я писал, оглядываясь назад, в прошлое. В то время автор и сам не вполне представлял, кусочки к а к о й мозаики к нему попадают, и лишь когда часть из них стала складываться в некую картину, он активно занялся поиском недостающих.
Далеко не сразу выяснилось, например, что вскоре после возвращения к нормальной - казалось - жизни, в поселке стали возникать очаги странной напряженности. Началось это в конце ноября - в начале декабря, а кое-где, возможно, и раньше. Примерно тогда же Феррелин Зеллаби упомянула в одном из своих почти ежедневных писем Алану Хьюзу, что ее "подозрения полностью подтвердились".
В своем не очень связном письме она объясняла, что не понимает, как это могло случиться, ведь, исходя из всего, что она знает, этого вообще не может быть, но факт остается фактом - она, кажется, беременна - впрочем, слово "кажется" здесь не подходит, поскольку она в этом совершенно уверена. Поэтому не сможет ли он вырваться к ней на выходные, обсудить создавшееся положение?..
8. События разворачиваются
Значительно позже я узнал, что Алан был не первым, кому Феррелин сообщила свою новость. Некоторое время она была очень обеспокоена и озадачена, и за два или три дня до того, как написать Алану, решила, что пора признаться домашним. С одной стороны, она нуждалась в совете и объяснениях, которых не смогла найти ни в одной книге, а с другой считала это более достойным, чем ждать, пока кто-нибудь не догадается сам. Пожалуй, лучше всего сначала рассказать Антее; матери, конечно, тоже, но потом, когда хоть что-нибудь прояснится; это был один из тех случаев, когда мать могла легко выйти из себя.
Однако решение было куда легче принять, чем осуществить. С утра в среду Феррелин была готова улучить подходящий момент, отвести Антею в сторону и все ей выложить.
К несчастью, в среду ничего не получилось, в четверг утром тоже, а днем Антея была на заседании в женской организации и вернулась только вечером сильно уставшая. Был подходящий момент утром в пятницу - но тоже не вполне, так как к отцу в это время пришел гость, и уже накрывали к чаю. И так одно за другим - и к утру субботы Феррелин все еще ни с кем не поделилась своей тайной.
"Я сегодня же поговорю с Антеей - даже если это будет не вполне удобно. Так может продолжаться неделями", - твердо сказала она себе, одеваясь.
Феррелин вышла к столу, когда Гордон Зеллаби уже заканчивал завтрак. Он рассеянно поцеловал ее и вскоре с головой ушел в работу сначала в глубокой задумчивости обошел сад, затем скрылся в кабинете.
Феррелин поела кукурузных хлопьев, выпила немного кофе и принялась за яичницу с беконом. Съев пару кусочков, она отодвинула тарелку достаточно решительно, чтобы Антея оторвалась от своих размышлений и взглянула на нее.
- В чем дело? - спросила Антея со своего конца стола. - Яйца несвежие?
- Нет, все в порядке, - сказала Феррелин, - просто не хочется. Внутренний голос подсказывал: "Почему бы не сейчас?" Она глубоко вздохнула и проговорила: - Дело в том, Антея, что мне сегодня утром было плохо.
- В самом деле? - спросила мачеха, намазывая хлеб маслом. Накладывая мармелад, она добавила: - И мне тоже. Ужасно, правда?
Начав, Феррелин решила довести дело до конца.
- Понимаешь, - ровным голосом сказала она, - мне плохо не просто так. Мне плохо от того, что у меня будет ребенок.
Антея несколько мгновений смотрела на нее с задумчивым интересом, затем медленно кивнула.
- Понимаю. - Она сосредоточенно намазала тост мармеладом, потом снова взглянула на Феррелин. - У меня тоже.
От удивления Феррелин даже открыла рот. К своему стыду и смущению, она испытала легкий шок. Антея была только на шестнадцать лет старше, и вполне естественно, что... В голове у Феррелин все перемешалось. Семья Зеллаби отнюдь не соответствовала викторианским представлениям о благопристойности, но ребенок, который станет сводным братом или сестрой ей самой, дядей или тетей ее собственному ребенку и внукам Зеллаби, которым у ж е было по четыре-пять лет, превращал нормальное соотношение поколений в хаос. Кроме того, это было несколько неожиданно.
Она продолжала смотреть на Антею, тщетно пытаясь что-либо сказать. Как-то сразу все перевернулось с ног на голову.
Антея смотрела мимо Феррелин куда-то вдаль сквозь окно и голые ветви каштана. Глаза ее сияли. Сияние росло, пока, наконец, не превратилось в две слезинки, скатившиеся по щекам.
Феррелин все еще сидела, словно парализованная. На Антею это было так не похоже...
Внезапно Антея наклонилась и уронила голову на руки. Словно стряхнув с себя что-то, Феррелин вскочила, подбежала к Антее, обняла ее и почувствовала, как та дрожит. Она прижала ее к себе и стала гладить по волосам, шепча слова утешения.
Феррелин не могла не осознать, что они почти поменялись ролями, правда, сама она не собиралась рыдать у Антеи на плече, но все произошло настолько внезапно, что она даже засомневалась, не сон ли это.
Вскоре, однако, Антея взяла себя в руки. Она несколько раз вздохнула и стала искать платок.
- Извини, что я такая дурочка, но я так счастлива.
Антея всхлипнула, моргнула и вытерла платком глаза.
- Понимаешь, - объяснила она, - я сама себе не верила, а вот сказала тебе, и это стало реальностью. Я всегда так мечтала... но ничего не получалось... и я уже забыть готова была... А теперь это произошло, и я... я... - она снова тихо заплакала.
Через несколько минут она окончательно успокоилась, вытерла глаза и решительно убрала платок.
- Ну, хватит, - сказала Антея. - Никогда не любила плакать, хотя иногда это помогает. - Она посмотрела на Феррелин. - Совсем эгоисткой становлюсь. Прости меня, ладно?
- О, все в порядке. Я рада за тебя, - великодушно сказала Феррелин. Помолчав, она добавила: - Мне самой не хочется плакать, я только немного испугалась.
Слова эти удивили Антею. От Феррелин она такого ответа не ожидала. Антея внимательно посмотрела на падчерицу, словно лишь сейчас осознав всю важность происходящего.
- Испугалась, дорогая? Тебе нечего бояться. Это не очень приятно, конечно, но не будем пуританами. Прежде всего нужно убедиться, что ты права.
- Я права, - мрачно сказала Феррелин. - Но я ничего не понимаю. Тебе проще, ты замужем и все такое...
Антея не обратила внимания на ее слова.
- Надо сказать Алану.
- Да, наверное.
- Конечно, надо, и нечего бояться. Алан тебя не оставит. Он обожает тебя.
- Ты уверена?
- Конечно, глупенькая. Достаточно на него посмотреть. Естественно, нельзя быть полностью уверенной, но не удивлюсь, если он будет очень рад. В чем дело? - она замолчала, озадаченная выражением лица Феррелин.
- Ты не поняла. Это не Алан.
Сочувственное выражение исчезло с лица Антеи. Взгляд стал холодным, она начала подниматься со стула.
- Нет! - в отчаянии воскликнула Феррелин, - ты не поняла, Антея. Это не Алан. И никто вообще, понимаешь? Поэтому я и боюсь.
Примерно через неделю миссис Уиллерс, жена доктора, нагруженная покупками, шла домой от автобусной остановки и заметила небольшую группу людей, собравшихся у коттеджа Харриманов. Большую часть группы составляли женщины. Судя по выражению их лиц, они были чем-то явно увлечены.
Миссис Уиллерс сначала подумала, что Харриманы, вероятно, где-то раздобыли цветной телевизор и поставили его так, чтобы другие могли завидовать. Однако, подойдя поближе, она услышала звуки ссоры, которые, даже приглушенные, своим реализмом явно превосходили продукцию телестудий. Женщина громко протестовала и иногда вскрикивала, а мужчина пользовался таким языком, который никогда не услышишь ни в передачах Би-Би-Си, ни даже в коммерческом вещании. Миссис Уиллерс собралась было перейти на другую сторону улицы, но передумала и решила вмешаться в дела Харриманов. Подойдя к дому, она как раз услышала очередной мучительный вопль миссис Харриман.
- Мужчины, - сказала миссис Уиллерс, - сделайте же что-нибудь!
В группе было двое мужчин, но они даже не взглянули на нее и сделали вид, что не слышат.
- Хороши же вы, - зло сказала она.