Алан немного подумал и неуверенно спросил:
- Вы действительно видите здесь прямую аналогию?
- Я в этом совершенно уверен. Смотрите, друг мой. Одиннадцать женщин вынуждены были вновь вернуться в Мидвич, причем, не по своей воле, и любая попытка снова увести Детей дальше, чем на несколько миль от Мидвича оказывалась тщетной. А ведь Детям только несколько недель от роду. Вы, несомненно, слышали о миссис Вельт, и о Харримане тоже. Вам это ни о чем не говорит?
Некоторое время оба молчали. Зеллаби сидел, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову, Алан невидящим взглядом смотрел вдаль.
- Ну хорошо, - сказал он. - Многие надеялись, что с возвращением Детей все станет на свои места. Выясняется, что это не так. Что же, по-вашему, должно произойти?
- Я могу лишь предполагать, ничего определенного я сказать не могу - но, боюсь, ни черта хорошего нас не ждет, - ответил Зеллаби. Кукушонок выживает потому, что все его поведение жестко подчинено единственной цели - выжить... Именно поэтому я хочу, чтобы вы увезли Феррелин подальше от Мидвича. Сделайте все, что в ваших силах, но заставьте ее забыть этого ребенка. Ради будущей нормальной жизни. Конечно, это будет трудно, но все же не так, как если бы ребенок был ее собственным.
Алан нахмурился и потер лоб.
- Да, трудная задача, - сказал он. - Несмотря на все, она испытывает к нему материнские чувства - почти физическую привязанность и чувство ответственности, знаете ли.
- Естественно. Так и должно быть. Именно поэтому бедная птичка выбивается из сил, пытаясь выкормить жадного кукушонка. Это просто обман, бессердечная эксплуатация природных инстинктов. Эти инстинкты необходимы для продолжения рода, но в данном случае Феррелин просто не имеет права поддаваться на шантаж со стороны своих лучших чувств.
- Если, - медленно сказал Алан, - если бы ребенок Антеи оказался одним из них, что бы вы стали делать?
- Я бы стал делать то же, что советую сделать вам. Я бы увез ее отсюда. Я бы также порвал все наши связи с Мидвичем, продав этот дом, хотя мы оба очень любим его. Может быть, мне все-таки придется это сделать, хотя Антея и не оказалась прямо втянутой в эту историю. Посмотрим, как будут развиваться события. Поживем - увидим. Потенциальные возможности Детей мне неизвестны, и я не хочу строить логических предположений. Поэтому, чем скорее здесь не будет Феррелин, тем спокойнее я буду себя чувствовать. Я не хотел бы говорить с ней на эту тему сам. Во-первых, вы должны решить все между собой; во-вторых, я, со своими не вполне ясными опасениями, рискую быть просто неправильно понятым. Ну а вы - вы предлагаете ей позитивную альтернативу. Если возникнут трудности и вам потребуется поддержка, можете полностью рассчитывать на Антею и на меня.
Алан медленно кивнул.
- Надеюсь, не потребуется. Мы оба прекрасно понимаем, что дальше так продолжаться не может. Сейчас вы подтолкнули нас к окончательному решению.
Они продолжали молча сидеть, размышляя каждый о своем. Алан с некоторым облегчением осознал, что наконец-то его неясные подозрения и туманные ощущения сложились в единую картину, и теперь от него требовались только четкие и конкретные действия. Большое впечатление произвела на него и сама беседа - до сего дня он не мог припомнить ни одного разговора с тестем, когда Зеллаби, отвергая одну за другой соблазнительные темы для размышлений, столь ровно держался бы своей линии. Более того, рассуждения его были интересны и разнообразны. Алан уже собирался продолжить разговор, как вдруг увидел Антею, которая шла к ним через лужайку.
Антея села в кресло напротив мужа и попросила сигарету. Зеллаби поднес ей спичку.
- Что-нибудь случилось? - спросил он.
- По-моему, да. Мне только что звонила Маргарет Хаксби. Она уехала.
Зеллаби поднял брови.
- Совсем уехала?
- Да. Она звонила из Лондона.
- О, - сказал Зеллаби и задумался.
Алан спросил Антею, кто такая Маргарет Хаксби.
- О, извините. Вы ее, конечно, не знаете. Это одна из девушек мистера Кримма - вернее, она работала у него раньше. Говорят, она была самой толковой. Доктор Маргарет Хаксби, Лондон.
- Она тоже из... э... пострадавших? - спросил Алан.
- Да. И одна из самых обиженных, - сказала Антея. - Она просто взяла и уехала, оставив ребенка в Мидвиче...
- Но при чем здесь ты, дорогая? - спросил Зеллаби.
- Ей показалось, что я - самое подходящее лицо для официального заявления. Мистеру Кримму она, якобы, уже звонила, но его не оказалось на месте. Она хотела решить вопрос относительно ребенка.
- Где он теперь?
- Там, где она квартировала. В коттедже старшей миссис Дорри.
- И она просто взяла и ушла?
- Вот имеено. Миссис Дорри еще ничего не знает. Мне придется сказать ей об этом.
- Могут возникнуть сложности, - сказал Зеллаби. - Представляю, какая начнется паника среди других хозяек, которые взяли к себе этих девушек. Они вышвырнут их на улицу, пока те не успели сбежать и не оставили их с детьми на руках. Может, удастся протянуть время, а Кримм вернется и что-нибудь придумает? В конце концов, Мидвич не обязан нести ответственность за его девушек - во всяком случае, не в первую очередь. Кроме того, вдруг она еще одумается?
Антея покачала головой.
- Вряд ли. Эта женщина поступила так не под влиянием минутного порыва, она все хорошо обдумала и все разложила по полочкам: в Мидвич ее никто не приглашал, ее просто сюда назначили. Если бы ее направили в район, где можно подхватить желтую лихорадку, то за последствия отвечало бы правительство; здесь же с ней произошла неприятность безо всякой вины с ее стороны, и пусть теперь с этим разбираются те, кто ее сюда послал.
- Но кто в таком случае будет нести расходы? Мы? Ферма? Или она намерена платить за содержание ребенка сама?
- Естественно, я спросила ее об этом. Так вот, и поселок, и Ферма могут сколько угодно спорить о том, кто из них несет ответственность; ее же это никак не касается. Она отказывается что-либо платить, поскольку считает, что факт оплаты может быть признан косвенным доказательством ее вины. Тем не менее, миссис Дорри или какая-нибудь другая добрая душа, которая согласится приютить ребенка, будет получать два фунта в неделю. Деньги будут посылаться анонимно и нерегулярно.
- Ты права, дорогая. Эта женщина действовала вполне обдуманно и постаралась все предусмотреть. Что будет, если отказ от ребенка сойдет ей с рук? Кажется, закон предусматривает какую-то ответственность? Ты не знаешь, как это делается? Сотрудник социального обеспечения обращается в суд?
- Не знаю, но она предвидела и это. Она готова отстаивать свои интересы в суде, и утверждает, что медицинская экспертиза докажет, что ребенок не может быть ее; из этого будет сделан вывод, что она оказалась в роли матери-носительницы без своего ведома и согласия, а значит, и не может и нести ответственности за ребенка. Если такой ход не удастся, она возбудит дело против правительства, обвинив его в халатности, из-за которой ее здоровье было подвергнуто опасности; или это может быть обвинение в потворстве насилию или даже в сводничестве - она пока не уверена.
- Еще бы, - сказал Зеллаби. - Должно быть, весьма интересно построить такое обвинение!
- Мне показалось, она сомневается, что до этого дойдет, заметила Антея.
- И она совершенно права, - согласился Зеллаби. - Мы из кожи вон лезли, пытаясь сохранить все в тайне, а подобное судебное разбирательство станет манной небесной для журналистов со всего света. Надо полагать, доктор Хаксби придет от этого в восторг. Бедный мистер Кримм и бедный полковник Уэсткотт. Боюсь, они будут очень обеспокоены. Интересно, хватит ли здесь их влияния?..
Он на мгновение задумался и продолжал:
- Дорогая, я только что говорил с Аланом о том, чтобы он забрал отсюда Феррелин. Теперь это, похоже, становится еще более срочным. Как только поступок Маргарет Хаксби получит огласку, ее примеру могут последовать и другие, как ты думаешь?
- Некоторые - да, - согласилась Антея.
- А если предположить, что в скором времени бегство из Мидвича станет массовым, то не потребуются ли определенные меры, чтобы его остановить?
- Но если, ты говоришь, они не хотят огласки...
- Дело не в огласке, дорогая. Меня интересует, что произойдет, если окажется, что Дети так же не желают оставаться в Мидвиче в одиночестве, как они не желали, чтобы их отсюда увозили?
- Но не думаешь же ты...
- Я ничего не думаю. Я просто пытаюсь поставить себя на место кукушонка. В такой ситуации я сопротивлялся бы всему, что, по моему мнению, уменьшало бы заботу о моем комфорте и благополучии. Чтобы это уяснить, не надо быть кукушонком. Ты, конечно, понимаешь, что я только высказываю предположение, но мне очень хотелось бы, чтобы Феррелин не оказалась здесь в ловушке, если что-либо подобное произойдет.