- Это очень необычные дети... - начал Бернард.
- Знаю, знаю. Старик Боджер предупреждал меня, когда я принимал у него дела. Незаконнорожденные, не все шарики на месте - поэтому специальная школа и прочее.
Бернард вздохнул.
- Сэр Джон, дело в том, что они н е умственно отсталые. Специальную школу открыли для них потому, что они н е т а к и е, как все. Да, они несут моральную ответственность за события прошлой ночи, но это вовсе не означает ответственности по закону. Вы не сможете их ни в чем обвинить - а мое ведомство не желает, чтобы это дело получило огласку.
- Глупости, - возразил начальник полиции. - Слышал я об этих школах. Дети не должны испытывать - как это называется? - фрустрацию. Самовыражение, совместное обучение, хлеб из грубой муки и так далее. Чепуха это все. Они вполне могут отвечать за свои действия - либо ктото должен нести за них ответственность.
Зеллаби и Бернард безнадежно посмотрели друг на друга. Бернард решил попытаться еще раз.
- Эти дети, сэр Джон, обладают высокой способностью к внушению. Их воздействие на человека можно рассматривать как одну из форм принуждения. Но, с точки зрения закона, вам ничего не удастся доказать. Более того, если вы и сумеете найти формулировку, по которой их можно было бы привлечь к суду, это ничем вам не поможет. С тем же принуждением столкнутся и ваши подчиненные. Вам не удастся ни арестовать, ни задержать их.
- Оставим тонкости юристам - в конце концов, это их работа. Все, что нам сейчас нужно - доказательства, достаточные для принятия соответствующих санкций, - заверил его начальник полиции. - Этот директор школы на Ферме - как его, Торренс? Если кто-то должен нести ответственность за этих детей, так это он. Я видел его прошлой ночью. Меня удивило, что он ничего не захотел сказать. Впрочем, здесь никто ничего не хочет говорить.
Зеллаби с невинным видом созерцал угол потолка. Бернард выглядел слегка отрешенно, как будто не торопясь считал до десяти. У меня же обнаружился легкий кашель.
- Доктор Торренс - скорее психиатр, чем директор школы, - пояснил Бернард. - Ему приходится очень тщательно обдумывать линию поведения в этой ситуации, прежде чем высказывать какие-либо суждения.
- Не понимаю, о чем тут думать. Все, что от него требовалось рассказать правду. Зачем думать над правдой?
- Не все так просто, - терпеливо сказал Бернард. - Возможно он не чувствовал себя вправе раскрыть какие-то аспекты своей работы. При следующей встрече, если вы позволите мне пойти вместе с вами, он может оказаться более разговорчивым и объяснит случившееся значительно лучше, чем я.
С этими словами он встал. Мы тоже поднялись. Начальник полиции сухо попрощался и направился к выходу. Бернард, едва заметно подмигнув нам, тоже попрощался и вышел следом.
Зеллаби опустился в кресло и, тяжело вздохнув, принялся рассеянно искать портсигар.
- Я не знаком с доктором Торренсом, - сказал я, - но весьма ему сочувствую.
- Не стоит, - сказал Зеллаби. - Осторожность полковника Уэсткотта пассивна, и потому раздражает. Осторожность же Торренса всегда отличалась агрессивностью. Если сейчас сэр Джон с помощью Торренса начнет предпринимать активные меры, это будет выглядеть как воздаяние. Но меня больше интересует позиция вашего полковника Уэсткотта. Можно сказать, что барьер стал чуть ниже. Если уж он нашел общий язык с сэром Джоном, надеюсь, что он и нам кое-что расскажет. Интересно, почему? Ведь это как раз та ситуация, которой он всячески старался избежать. Мидвичский мешок становится слишком тесным для такого большого кота. Так почему же полковника это совершенно не волнует? Слегка постукивая по подлокотнику кресла, Зеллаби погрузился в размышления.
Вскоре вернулась Антея, покинувшая нас, когда сэр Джон подкреплялся вторым бокалом мадеры. Зеллаби заметил ее не сразу, и прошло несколько мгновений, пока он сообразил, какое выражение на ее лице.
- Что случилось, дорогая? - спросил он и тут же добавил, вспомнив: - Ты же отправилась в Трейнскую больницу с рогом изобилия.
- Да, - сказала она. - А теперь вернулась. Похоже, нам не разрешают покидать поселок.
Зеллаби выпрямился в кресле.
- Это абсурд. Старый дурак не мог наложить арест на весь поселок. Как мировой судья... - возмущенно начал он.
- Сэр Джон здесь не при чем. Это Дети. Они выставили посты на всех дорогах.
- Не может быть! - воскликнул Зеллаби. - Очень интересно. Хотел бы я знать...
- К черту интерес!, - оборвала его жена. - Это очень неприятно и просто оскорбительно. И опасно, - добавила она, - поскольку мы не знаем, чего ждать еще.
Зеллаби спросил, как это выглядело. Антея объяснила, а в конце добавила:
- Но это касается только нас - я имею в виду, жителей поселка. Остальным они позволяют спокойно приходить и уходить, когда заблагорассудится.
- Вероятно, у них есть на то веская причина, - произнес Зеллаби.
Антея возмущенно посмотрела на него.
- Не сомневаюсь, и, возможно, это представляет большой социологический интерес, но сейчас мне хотелось бы знать другое какие будут приняты меры?
- Дорогая моя, - успокаивающе сказал Зеллаби, - я разделяю твои чувства, но ведь мы знали, что, если Дети захотят вмешаться в нашу жизнь, остановить их нам не удастся. Ну, а теперь, по каким-то причинам, которые, признаюсь, мне не ясны, им, очевидно, это потребовалось.
- Но, Гордон, в Трейнской больнице находятся серьезно пострадавшие люди. Родственники хотят навестить их...
- Дорогая, я не вижу, что тут можно сделать, кроме как найти одного из Детей и поговорить с ним по-человечески. Они способны это понять, но на самом деле все зависит от причин, по которым они так поступают, ты со мной согласна?
Антея недовольно нахмурилась. Она хотела было что-то ответить, но потом немного подумала, укоризненно взглянула на него и вышла. Когда дверь за ней закрылась, Зеллаби покачал головой.
- Мужчины любят хвастаться уверенностью в себе, но самоуверенность женщин - просто врожденная черта характера. Мы можем иногда поразмышлять об участи господствовавших когда-то динозавров и о том, когда и как завершится наш собственный недолгий срок. Женщины нет. Вечность - вот догмат их веры. Великие войны и бедствия приходят и уходят, народы возникают и исчезают, империи создаются и распадаются среди страданий и смерти, но все это преходяще; женщина - вот извечная суть бытия, которая пребывает вовеки. Она не верит в динозавров, она вообще не способна представить, что мир существовал до ее рождения. Мужчины могут строить и разрушать, играть в свои "игрушки", создавать ненужные помехи или эфемерные блага, в то время как женщина, связанная таинственной пуповиной с самим Великим Древом Жизни, всегда помнит о своем предназначении. Интересно, самка динозавра тоже пребывала в подобной уверенности?
Он замолчал, явно ожидая реплики с моей стороны, и я спросил:
- А как это относится к нынешней ситуации?
- Если мужчина считает мысль о своей неполноценности отвратительной, то у женщины такая мысль даже не возникает. А раз она не в состоянии себе это представить, то она сочтет подобное заявление просто глупостью.
Казалось, Зеллаби снова ждал моей реакции.
- Если вы имеете в виду, что мы видим нечто, чего миссис Зеллаби видеть не может...
- Друг мой, если вы не ослеплены чувством собственного превосходства, вы должны понимать, что мы - люди, как и все наши предшественники, когда-то должны будем уступить свое место другим. Произойти это может двумя способами: либо мы уничтожим себя сами, либо не сумеем противостоять вторжению каких-то других существ. Момент настал - мы оказались лицом к лицу с высшей волей и разумом. И что же мы можем этому противопоставить?
- Звучит как-то чересчур безнадежно, - сказал я. - Не сомневаюсь, вы говорите всерьез, но не слишком ли это "крупный" вывод из достаточно мелкого случая?
- Точно так же рассуждала моя жена, когда с л у ч а й был существенно меньше и младше, - заметил Зеллаби. - Ей никак было не примириться с мыслью, что столь невероятное событие могло произойти здесь, в захолустной английской деревне. Напрасно я пытался убедить ее, что такое событие одинаково невероятно где бы то ни было. Ей казалось, что оно было бы естественнее в каком-нибудь экзотическом месте, например, на острове Бали или в Мексике, ведь ТАКИЕ происшествия ВСЕГДА происходят с кем-то другим. Но, к несчастью, это произошло именно здесь, и ситуация не дает оснований для оптимизма.
- Меня больше беспокоят ваши предположения, - сказал я. - Вот, например, вы утверждаете, что Дети могут делать все, что считают нужным, и остановить их невозможно...
- Не понимайте это столь буквально. Остановить их в о з м о ж н о, но это будет нелегко. По сравнению со многими животными физически мы - жалкие, слабые создания, но мы сильнее их, потому что обладает более развитым мозгом. Победить нас может только нечто с еще более развитым мозгом. Пока это нам не угрожало: во-первых, появление такого существа достаточно маловероятно, а во-вторых, еще более невероятно, что мы позволили бы этому существу достичь опасной для нас стадии развития. Однако вот она - очередная штучка из бездонного ящика Пандоры эволюции: разум-мозаика, вернее, две мозаики - одна из тридцати, другая из двадцати восьми камешков. Что мы, с нашими индивидуальными мозгами, крайне неуклюже общающимися друг с другом, можем противопоставить т р и д ц а т и разумам, которые работают как один?
Я возразил, что Дети за девять лет вряд ли смогли накопить достаточно знаний, чтобы успешно противостоять объединенному интеллекту человечества, но Зеллаби покачал головой.
- Правительство, с неизвестной нам целью, предоставило им превосходных преподавателей, так что сумма их знаний должна быть довольно велика - собственно, я знаю, что это так, поскольку сам иногда читал им лекции. Но источник угрозы не в этом. Бэкон* писал: nom et ipsa scientia postas est - знание само по себе сила - и остается только сожалеть, что столь выдающийся философ в данном случае оказался неправ. Всем известны люди, которые, обладая феноменальной памятью на факты, просто не умеют пользоваться своим даром; вычислительный агрегат может выдать гору результатов, но вам не будет от них никакой пользы, если вы не понимаете, зачем они нужны. Знания это своего рода топливо; чтобы преобразовать их в силу, требуется соответствующий двигатель - понимание. И меня беспокоит и даже пугает та сила, которой может обладать разум, получающий даже небольшое количество информации, если эффективность ее обработки в тридцать раз превышает нашу.
_______________________________________________________
*Френсис Бэкон (Francis Bacon, 1561-1626) - знаменитый английский философ и историк, автор "Нового органона".
Причем, я сомневаюсь, что этот объединенный разум представляет собой лишь арифметическую сумму. Эта мысль просто поражает мое воображение. Что будет, когда Дети вырастут, я боюсь себе даже представить.