Кухтик поворачивается на полке, кладет под голову легкий мешок с нехитрыми своими дембельскими пожитками и закрывает глаза. Почему-то ему вспоминается лицо его матери...
Мать умерла, когда Кухтику было пятнадцать лет. Она долго болела, и Кухтик с отцом часто ходили навещать её в маленькую лукичевскую больницу. Высокий худой доктор строго смотрел на Кухтика, отходил в сторону и что-то тихо объяснял смотревшему в пол Кухтикову отцу. Отдельные слова можно было разобрать, но смысла их Кухтик не понимал. "Запущенная стадия... - говорил доктор. - Курс лечения... В соответствии с наличием лекарственных средств... Сами понимаете..." Кухтик глядел в бледное лицо на белой подушке и вдыхал тяжелый больничный воздух, пахнущий чем-то неприятным и страшным. Запах этот остался у него навсегда связанным с воспоминаниями о матери. И ещё непонятные слова: "В соответствии с наличием лекарственных средств..."
Когда матери не стало, отец по вечерам все чаще запирался в своей комнате, все реже встречал Кухтика, приходящего из школы, и все меньше интересовался вообще чем-либо, происходящим вокруг. Он часто работал на своем заводе в ночную смену, и Кухтик привык ложиться в постель и вставать, так и не увидев отца. Иногда тот просто исчезал куда-то на несколько дней и возвращался ещё более молчаливым и хмурым.
Будучи в армии, Кухтик написал отцу всего два письма - перед первым и вторым Новым годом, но не получил от него ответа ни на одно из них. Писал он и Кольке - своему единственному приятелю, живущему в соседнем подъезде. Сначала - часто, потом все реже. Колька сообщал, что вроде собирается жениться, описывал свою жизнь в Лукичевске, в котором, впрочем, не происходило особых событий. Писал, что работа их в маленькой мастерской стала совсем нудной, что академик, некогда посвятивший Кухтика в таинства пространственных аномалий, куда-то запропал и сам институт, похоже, скоро разгонят. За последний год от него не пришло ни одного письма. Может, он и впрямь женился, и ему стало не до Кухтика...
Железные колеса отстучали положенное количество километров, и поезд остановился на небольшой станции, от которой вела дорога на Лукичевск.
Выйдя из вагона и прошагав по мокрой от недавнего дождя платформе, Кухтик очутился на маленькой привокзальной площади. Здесь он должен был сесть в местный автобус, с тем чтобы через четыре часа добраться до дома. Автобус ходил два раза в день.
Народа на остановке не было. Прочитав желтый листок с расписанием, висевший на телеграфном столбе, Кухтик понял, что на ближайший рейс он опоздал. Теперь ему предстояло ждать до вечера. Впрочем, расписание могло ничего и не значить.
Он сел на длинную, ещё не высохшую скамейку и тут заметил стоящий невдалеке грузовик. У подножки грузовика стоял человек в черной кожаной куртке и жевал бутерброд. Кухтик поднялся со скамейки и подошел к нему.
- Извините, - спросил Кухтик, - до Лукичевска автобуса точно не будет?
- До Лукичевска?
Человек в кожаной куртке откусил большой кусок бутерброда, дожевал его и ответил:
- Ушел твой автобус... Но ты, солдатик, не кисни. Считай, повезло тебе.
- Вы что, в Лукичевск? - обрадовался Кухтик.
- Не, я - дальше. Но дорога-то одна. Мимо поедем. - Он кивнул головой в сторону кабины. - Залазь, солдатик. Вовремя подоспел. Еще б пять минут, и куковать тебе здесь полдня...
Вскоре, сидя в уютной кабине рядом с шофером, Кухтик глядел на вспаханные поля, тянувшиеся по обе стороны узкой дороги, и на пробегавшие мимо стволы осин.
- Дембельнулся, значит? - спрашивал его немолодой, чем-то напоминающий старшину Халяву шофер. Только был он не в пример веселее и разговорчивее.
- Дембельнулся, - отвечал Кухтик. - Дембель неизбежен, как мировая революция. - Он радовался, что ему так здорово повезло.
- Во дает! - Шофер покосился на него смеющимися глазами. - Неизбежен, говоришь? Эт точно... А сам-то ты из Лукичевска, значит?
- Ага, - сказал Кухтик. - Я там в институте работал. У нас там такой институт есть. Аномалиями занимается. Может, слышали?
- Да чего-то вроде слыхал. Чем, говоришь, они там занимаются?
- Аномалиями. Ну, в общем, это штука такая - в пространстве.
Кухтик откинулся на сиденье и, продолжая следить за пробегавшими мимо деревьями, поделился с шофером своими знаниями в области пространственных аномалий.
- Хитрая штука, - сказал тот, прослушав его короткую лекцию. - А мне говорили, что вроде они там мамонта откопали.
- Нет. - Кухтик улыбнулся. - Мамонта - это не они. Это я по телевизору видел. У них там пространством только занимаются. Ну, дырами этими, что я рассказал. Где все пропадает.
- У нас на базе тоже много воруют, - сказал шофер. - Дня не пройдет, чтобы покрышку не сперли или ещё чего. Да и вообще, как вокруг поглядишь каждый тащит, что может. А с другой стороны, ежели посмотреть - вон сколько добра все равно задарма пропадает.
Кухтик согласно кивнул головой. Ему нравилось сидеть в теплой, пахнущей бензином кабине, нравилось тихое гудение мотора, нравился шофер в кожаной куртке. Ему вообще все больше начинала нравиться его будущая гражданская жизнь.
Незаметно для себя он задремал и очнулся только тогда, когда грузовик, дернувшись и резко затормозив, остановился.
- Все, солдатик. Приехали, - тронул его за плечо шофер. Просыпайся... Лукичевск... Вон и твой институт торчит.
Кухтик протер глаза и увидел стоявшие рядом с дорогой низкие кирпичные дома и плоскую крышу Института Пространственных Аномалий, возвышавшуюся над ними. Он открыл дверцу кабины, попрощался с шофером и спрыгнул на землю.
К дому он подходил со стороны института. Уже начинало смеркаться, но в окнах серого здания не было света. "Воскресенье ж сегодня", - вспомнил Кухтик.
Извилистая асфальтовая дорожка вывела его к полузабытым ступеням институтского входа. Впереди тянулась все та же свалка-помойка. За ней разглядел он подъезд своего дома. В сумерках раскрытая дверь парадной показалась ему совсем близкой. Улыбка растянула Кухтиковы губы. "Триста пятьдесят два шага, - вспомнил он свой наивный эксперимент. - Триста пятьдесят два". Он снова улыбнулся и, стараясь не спешить, двинулся к дому. Кирзовые сапоги его отмеряли шаг за шагом. "Один, два, три... - улыбаясь, считал Кухтик, - сто сорок пять, сто сорок шесть, сто сорок семь..."
Знакомая парадная, из которой он почти три года назад вышел, направляясь к военкомату, была уже совсем недалеко.
"Сто девяносто один... Сто девяносто два..." - продолжал Кухтик.
Пройдя от одного конца помойки до другого, Кухтик насчитал триста сорок шагов.
Ровно ТРИСТА СОРОК шагов...
VI
За тысячу километров от того места, где жил Кухтик.
За две тысячи километров от того места, где служил старшина Халява.
В самом центре столицы Кухтиковой страны.
Стоял дом.
Однажды ранним весенним утром на балкон дома вышел человек. Лицо человека было хмурым и заспанным. Редкие клочки волос на лысеющей голове торчали в разные стороны. Одет он был в легкую полосатую пижаму. Голые пятки его высовывались из стоптанных войлочных тапок.
На всей шестой части суши планеты Земля не было человека, более могущественного, чем он. От его настроения зависела судьба 277 350 000 мужчин, женщин и детей, живущих в стране, раскинувшейся на 22 402 000 квадратных километров.
Человек облокотился о балконные перила, тяжело вздохнул и огляделся вокруг.
Ничего нового вокруг он не увидел.
Он перегнулся через перила, задумчиво посмотрел вниз и плюнул с балкона.
Ни под балконом, ни около дома никого не было. Никакой реакции в окружающем мире его действие не вызвало.
Он выждал несколько минут, затем ещё раз плюнул и внимательно проследил траекторию своего плевка.
Ничто в мире не изменилось.
Он снова вздохнул, выпрямился и произнес: "ТАК БОЛЬШЕ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ".