Из дружины я ушел. Вот так просто сходил и сказал Рогволду, что больше не хочу служить ему и увольняюсь. Здесь так можно и принято. Без обиды сказал, но Рогволд все понял. Спросил лишь чем кормиться стану. Мне пришлось намекнуть, что это не его княжеское дело и, что в Полоцке я задержусь максимум до поздней весны, а пока протяну на уцелевшие благодаря Гольцу сбережения. Не Бог весть какие, но все же достаточные, чтобы жить и кормить верных мне людей. Сколько их ни есть, все со мной. На корабле. Живем в тесноте, зато в полнейшем согласии и взаимном понимании. Корабельную надстройку или каюту, по-моему, занимаем мы с Младой. Весь арабский контингент, примкнувший к ним постоянно зябнущий Мадхукар и хозяйственный Яромир размещаются здесь же в корабельном сарае на живописном, тихом берегу Полоты в трехкилометровом отдалении от города. Бойцы Горхида сюда не добежали и разорить деревянный ангар, возведенный на зиму предусмотрительными мусульманами, не успели. Арабы еще те строители, но под руководством корабельного плотника умудрились воздвигнуть прямоугольник с длинной стороной в двадцать с лишним метров, устроив стены из вертикально стоящих сосновых бревен с двускатным накатом сверху. С наружи постройка напоминала шкатулку, только открывалась у нее не крышка, а одна единственная дверка, обращенная к лесу, в качестве же клади в "шкатулке" на небольшом возвышении из толстых древесных плах покоился мой стремительный кораблик без мачт. Щели на зиму проконопатили конопляным веревом, сложили два очага в каюте и в самом сарае, дымно и копотно, но тепло и уютно. Жить можно, короче. Дичи в лесах полным-полно, Яромир усердно натаскивает Мадхукара и Джари на зимнюю добычу, учит читать следы, правильно скрадывать зверя, так что без мясца не кукуем, питаемся правильно.
Деньги на жизнь притащил Голец на следующий день после моего ухода из города. Принес в компании с Дроздом. К тому времени я уже остыл, а поначалу имел стойкое желание при встрече от души задвинуть боярину доброго апперкота, будь он хоть трижды чемпион на мечах. Однако, поразмыслив, решил Дрозда простить, он, все таки, жизнь мне спас, огородив от поединка со Старлугом. Спас злокозненно, но дела это не поменяло. Я жив, благодаря Дрозду и… Эйнару.
— Не много нашлось желающих ставить против меня в поединке, — с усмешкой сказал Дрозд, когда Голец бухнул на стол не слишком увесистый мешочек. — Крохи, но все же. Вира от Миная тоже здесь. На корчму не хватит, но до весны прожить в самый раз. Ты ведь уйдешь весной?
Я кивнул. Уйду, задачу отыскать Мишу я с себя не снимал и в Полоцке меня ничего больше не держит. Вот кораблик до ума доведем и отчалим.
— Не держи на меня зла, Стяр, — примирительным тоном заявил Дрозд. — Так было нужно. Не мог я допустить твоей смерти, потому как чувствую, что пришел ты в Явь для какой-то высшей цели. Ты ведь упрямый как стебель ползучей травы, его только с корнем вырывать следует, иначе все равно приползет куда ему надо. Не думал я, что зелье мое сонное на рану твою так подействует, хотя Зар сказал, что ты и без зелья до детинца не добрался бы, а если и дошел, то боец из тебя ровно на два вздоха.
Задумался я: ну с чего бы ближнего боярину Рогволдова так истово беспокоиться о моем здравии? Мифическая высшая цель? Какая? В чем она? При чем тут я? Эх, если бы он только знал весь расклад, небось, по иному заговорил.
Напились мы в тот вечер знатно. С собой в санях Дрозд привез бочонок заморского вина, огромную, копченую по-горячему оленью ляжку и связку копченых рыбин. Пировали сначала вместе со всеми, устроившись на палубе арабского кораблика, затем втроем поднялись в каюту для приватной беседы. Там при свете теплящегося очага Дрозд поведал как бесился Минай после потери своего любимчика херсира и как Рогволд наорал на него когда тот попытался заявить о несправедливом бое.
— Боярин Минай умеет быть полезным князю, просто из кожи вылезает, чтобы Рогволд мог оценить его старания. Свалить хитрого лиса будет непросто, но я на твоей стороне. Да и не только я. Но будь осторожен, после твоего глупого ухода из дружины Минай усилия утроит. Ты ведь теперь не княжий гридень, за которого встанет вся дружина, а обычный людин. В одиночку нигде не броди. Минай собрал неплохую дружину целиком из нурманов и среди них есть несколько не уступающих Старлугу в бою. Считай мои слова предупреждением. Утром пришлю сюда твоего стрелка и Врана, а то что-то совсем заскучали они в городе, через седмицу их сменят Стеген и Шест. Вендар со Змеебоем уговорили князя расставить вокруг города сторожи. Одна из них будет стоять у тебя. Не против?
Ясное дело, не против! Я как мальчишка обрадовался скорому возвращению своих пацанов, тут же до краев наполнил кубки кисловатым вином и провозгласил тост за здоровье всех присутствующих.
Две трети винного бочонка спустя Дрозд начал сетовать на тревожную обстановку в городе.
Варяги и скандинавы как рыба на нерест прут в Киев транзитом через Полоцк. Некоторые задерживаются на несколько дней, а то и недель, отдохнуть, починиться, погулять от души перед дальней дорогой. Среди них нередко находятся родственники княжих дружинников, тогда в домах гремят разудалые ночные пирушки, после которых загулявшие гости как гориллы из клетки выплескиваются на улицы спящего города и задирают поздних прохожих. Теперь жители по ночам носа со двора не суют, окна-двери покрепче припирают. Городские стараются и днем безоружными не расхаживать, а у гриди прибавилось работенки. До открытых стычек с пришлым дело еще не доходило, все-таки в княжьих дружинах не мальчики, но когда, поблизости не видно служивых, варяги и прочие урманы ведут себя петухами. В общем, Полоцк ждет не дождется весны, когда ненасытное чрево стольного Киева, глотающего ратный люд, как громадный кит поглощает планктон, призовет, наконец, к своей материнской груди всех любителей военных трофеев.
Пока Дрозд жаловался, я успел употребить два кубка с вином и чувствовал себя совершенно замечательно.
— Что Владимир? — заплетающим языком спросил я, когда гости накидались олениной, набуздырялись винишка, рассказали мне все городские новости и уже подумывали ретироваться.
— А что ему? — беспечно откликнулся Дрозд. — Отбыл в Новгород. Юрка с собой забрал. На отвальном пиру так глазел на Рогнедку, что Рогволд едва не взбеленился.
— Почему?
— Потому что Владимир — сын рабыни! — назидательно повысил голос Дрозд. — А самомнения на пятерых князей, наглый слишком! Не по сути ему на княжну нашу пялиться!
— Что с того? Он же сын Святослава, — возразил я. — Господские детишки поголовно все борзенькие.
Рабыня рабыней, а Владимира киевский князь признал и даже выделил вотчину на прокорм, причем не самую хилую, не много не мало, а в сам Великий Новгород определил да не посадником — князем.
Дрозд пренебрежительно скривил узкие губы.
— С этим сыном Святослава мы еще лиха хватим. Если Новгород при нем войдет в силу, Полоцку придется несладко. Пожалел его Рогволд! Надо было надавать щенку по сусалам и выпнуть из терема как худого пса! — воинственно воскликнул боярин, пьяно кривя слюнявый рот.
Ну не знаю. Мне лично Вовчик показался нормальным парнем, таким, каким и должен быть в его годы молодой князек, а то, что Новгород может возвыситься над извечным своим конкурентом, так это реалии жизненные, ничего более. Ну понравилась ему Рогволдова дочура, так она не может не нравиться нормальному мужику, не смотри, что мелкая еще. Здесь и на десятый невестин годок могут сватов заслать да свадьбу через несколько лет наперед назначить…
— Ну и дурак твой Рогволд… — я хотел продолжить мысль как бы мог князь приручить Новгород через династический брак, но мне стало лениво, тем паче, что Дрозд уже спускался вниз по сходням.
— Ты прости меня, Стяр, — уже возле саней проговорил Голец, так, чтобы слышал только я. — От твоего имени я попросил князя Владимира снестись в Новгороде с Садком и его отцом.
— Зачем это?
— Попросил, чтобы новгородские купцы поискали для тебя в дальних странах каменное масло. Настоящее.
Тут настала моя очередь скривиться. Разочаровать старательного Гольца, сказав, что огнемет для меня больше не актуален, я не посмел и от души поблагодарил парня, обнял и даже расцеловал от нахлынувших чувств.
Вран с Невулом появились раненько по утру, заливистым свистом подняли на уши обитателей корабельного ангара, заставив вывалить на мороз поглядеть кого там принесло.
Оба на лыжном ходу, навьючены до ушей барахлом и оружием, оба запряженные в битком набитые скарбом небольшие волокуши.
— Гляди, Стяр, кто с нами! — весело скалясь, воскликнул Вран и отцепил с волокуш увесистый мешок с нарисованной на нем подобием человеческого лица. — Дядька Сильвестр в гости пожаловал! Где повесить найдется?
"Здоров бродяга!" — завистливо подумалось мне. Переть на себе эдакую тяжесть три километра, пусть и на лыжах, не каждому под силу.
— Жаль было бросать, — объяснил Вран. — Сгинул бы Сильвестр, без наших оплеух он никому не нужен. Желаю продолжать ставить такой же мощный удар как у тебя, Стяр! А тебя стану гонять с железом до кровавого пота, чтобы в бою больше не приходилось поддерживать тебе портки.
Так и начали жить. Пара добытчиков с утра отправляются на охоту, шестеро мавров, двое из которых волею Джари из рабов превратились в свободных, хлопочут над починкой корабля, мы с Враном совершенствуемся в рукопашке и оружейном бою. Через неделю Вран с Невулом сменились на Шеста и Стегена. Они пришли с теми же словами:
— Гляди, Стяр, кого мы привели! — и вытолкали вперед смущенного Торельфа. Видок у него был откровенно помятый, собака побитая лучше смотрится.
— Прости, загулял… — на корявом словенском молвил дан, пряча заплывшие синяками глаза. — Зарок дал не пить пиво целый год. Теперь от тебя ни на шаг!
Да уж, мне б его здоровье, почти месяц бухать… В этом деле главное вовремя остановиться, осознать и встать на путь исправления, что Торельф, по видимому и сделал.
Все покатилось в прежнем русле, за исключением того, что спарринговал я теперь с природными урманом и даном по-очереди. Вся служба присланных Дроздом дружинников свелась к устройству простейшего средства сигнального оповещения. Общими усилиями на берегу Полоты в некотором отдалении от нашего ангара из еловых жердин был устроен метровой высоты помост. На этом возвышении сложили огромную кучу хвороста, накрыли от осадков шкурами, сунули под помост десятилитровый бочонок с горючей смесью, привезенной с лодейного двора. Ночью высокое пламя, а днем столб дыма будут хорошо заметны с городской стены. При появлении ворога пешего ли, конного, или водой идущего, караульным остается только вовремя подпалить хворост и подать Полоцку тревожный знак. Ничего сложного, служба для любителей расслабухи, с массой свободного времени и положительных моментов. Таких застав Рогволд велел устроить четыре штуки: здесь на Полоте, выше и ниже течения Двины и на том берегу Двины откуда прибежали курши. Разумная, в общем-то, затея, правильная да только мне уже по барабану Рогволдова безопасность. Мною полностью завладела жажда дальнего путешествия. Я не мог дождаться когда смогу отправиться навстречу приключениям.
Как говориться: готовь сани летом, а корабль — зимой. Едва закончились февральские морозы, мои арабы принялись с утроенной энергией латать судно, видимо так сказалось на их южных организмах наше предвесеннее тепло. Резали, строгали, прилаживали, обновляли порченное временем и драккаром ярла Хакстейна корабельное дерево и такелаж. Джари на свои средства заказал десять бочек со смолой, запасные мачты, новые льняные паруса и несколько бухт пеньковых канатов. По несколько раз в день кто-то из наших бегал в город к кузнецам, заказывали и забирали готовую скобянку. Так же Джари приобрел по дешевке усталого коника, чтобы на своем горбу не тягать из города товары. Пузатенького и лохматого конька я тут же прозвал Лошариком. Покладистому Лошарику отвели местечко возле входа в углу сарая.
От костров, подогревающих смолу, вонь на всю округу стояла несусветная. Млада, у которой начал круглеть острым комочком живот трудилась по хозяйству. Кашеварила, стирала, штопала и шила на всю нашу честную компанию. Она с уверенностью говорит, что будет у нас пацан. Такой же сильный и решительный как его батя. Поглядел я денек на это безобразие и понял, что жить и работать в таких условиях ей противопоказано, мешки, корзины и кульки ворочать даже у мужика пуп развяжется. Поглядел и принял трудное решение — попросил Невула сгонять и проведать как там поживает наш старый знакомец Жох. И поживает ли вообще после набега куршей. Получив к вечеру положительный ответ о здоровье коренного вировца, я отвлек от стряпни Младу и объявил свой вердикт.
— Значит так, собирай вещи, ты переселяешься.
— Куда? Зачем?
— К Жоху. Вировский он. Рык у него жил. Рыка помнишь? Тут не далеко. Погостишь до срока.
— Не хочу я! — ожидаемо вскинулась Младина. — Ни за что не пойду!
— Ты пойдешь, Млада, нельзя тебе здесь. Надорвешься, дите потеряешь. Ты ведь хочешь ребеночка? Да? Здоровенького хочешь? Тут вонь, дым и копоть, не место тут бабе на сносях, понятно тебе?! Понятно? Тогда делай как я говорю — поживи пока у Жоха в избе, он дядька не злой, домишко у него теплый, места хватит. Я навещать стану. Часто. Обещаю. Справимся тут и без тебя, Яромир готовить и стирать уже наловчился. Собирайся.
На ласковые уговоры я потратил часа полтора, в результате чего следующим утром запрягли Лошарика, загрузили дровни узлами и баулами и отправились к Жоху. Ему я наедине обсказал все как есть. Не жена, мол, дите случайное, но бросать не собираюсь, в жены возьму. Просил заботиться и приглядывать пока до весны, а там видно будет.
Он слушал, не перебивая ни словом, ни жестом, лишь шумно вздыхал и понимающе тряс остатками некогда буйной гривы.
— Что ж, такая бабья доля, — нахмурившись изрек хромой собиратель орехов. — Ждать. Пусть живет. Девка, вижу, добрая. Ткать посажу, одежку кой-какую справить требуется, сам я не умею. Тихо у меня здесь, спокойно, пусть живет, мне веселее будет.
— Вот и ладненько, — от облегчения а даже ногой притопнул. — Думаю, вы отлично поладите. Я завтра зерна тебе отправлю, хлеба, еще кое чего да серебра толику. Все, что будет нужно привезу, ты только скажи.
Думал я, что спокойнее мне без нее будет, не деле оказалось тоскливо, первую неделю гонял Лошарика до Жоха каждый день, когда с утра, когда под вечер с ночевкой. На вторую неделю не поехал лишь однажды. На третьей заели дела да и оставлять ежедневно паству без присмотра не гоже, съездил всего два раза.
Прилетели грачи. Первые весенние птицы шумно суетились в кронах, отжимая у ворон и галок старые, насиженные гнёзда, деловито топтались по проталинам, что-то выклевывали из серой прошлогодней травы. Третий день над окрестностями Полоцка ворковал теплый южный ветерок, принося с собой сырость и запахи оживающей природы.
Работы с кораблем оставалось максимум дней на пять. Разбитую корму починили, заменили ненадежные детали такелажа и деревянные конструкционные части. Все самое сложное позади, кроме финишной просмолки днища и бортов. Пройдет еще неделя и корабль будет полностью готов к походу. Корабль будет готов, а экипаж — нет. Потому как никакого экипажа у меня нету и где его брать я не совсем понимаю. В принципе, пятерых матросов из старой команды вполне хватит, чтобы управиться с парусами, кормчий, по совместительству оказавшийся неплохим плотником, тоже имеется, а еще два десятка, способных вращать весла, Джари предложил попросту нанять из числа бездельных варягов находящихся в Полоцке. Надо отдать должное этому достойнейшему представителю мусульманской веры. На золотой кубышке он не сидел и не жал каждую копейку, было заметно, что все богатство, коим обладал сейчас Джари, ему до фонаря. Подавляющая часть из закупленных для ремонта материалов приобретена на спонсорские деньги родственника кордобского авторитета. Он даже пытался всучить мне обратно полученные за корабль средства, чтобы я вернул себе корчму. Насилу я отбрехался, типа, корчма для меня пройденный этап, хочу жить будущим и все такое. В тот же день случилась у нас с Джари долгая и обстоятельная беседа по поводу предстоящего путешествия, где я впервые озвучил его цель — найти своего пропавшего друга. Риск и стопроцентная авантюра, но я твердо вознамерился проверить слова Торельфа и навестить того человека у которого, якобы, гостили Миша с Буром в городке под названием Роскилле. Тут, по сути, недалеко, всего-то пересечь напрямки море и вдоль скандинавского побережья дочапать до нужного фьорда. Так я себе это представлял.
Джари без особого, впрочем, энтузиазма, подтвердил квалификацию своего кормчего, сказав, что на этот раз приведет куда надо, хоть в саму Кордобу.
Насчет Кордобы мы еще посмотрим, а пока что мне сильно надо в Данию.
Как несравнимо более опытный мореход, Джари посоветовал отложить выход пока не утихнут весенние штормы. Болтаться на черных волнах в неспокойной Балтике кайф ниже среднего для любого просоленного моряка, коим я не являлся и моря никогда не видел. Было еще кое что, отчего мне хотелось как можно плавнее провести путешествие — я планировал взять с собой Младину. Чувствовал, если оставлю ее здесь, больше никогда не увидимся. Да и сама она вряд ли воспылает желанием остаться. Придется брать как ни крути. Пока же нужно озаботиться сбором запасов в дальнюю дорогу и закупкой товаров на продажу в придачу к тому, что осталось из нераспроданного у мавров. Зачем идти порожняком? Меха, шкуры, воск, ткани здесь у правильных торгашей можно купить по дешевке, а в Дании загнать за две-три цены. Мы же не в военных поход собрались, а, так сказать, в исследовательский, поэтому легенда о торговцах с Руси пожелавших привезти товары на рынки скандинавии будет более чем правдоподобной.
Через неделю после этого разговора начал стремительно таять снег. Дни стояли солнечные и звонкие. Лед на Полоте изноздрился, но дороги еще не развезло, так как по ночам стояли морозцы.
— Стяр, там мытарь пришел, — в один из таких пригожих деньков известил меня Яромир.
— Зачем? — продолжая натирать ветошью и без того блестящий шлем, бездумно спросил я.
— Мыто с нас взять.
— А-а, ну так дай ему мыто, — отмахнулся я, поудобнее устраиваясь на гребной скамье. — Хотя, стоп! Какое еще, нахрен, мыто?! Рогволд там опупел что-ли совсем?
Смотрю я внимательно в озабоченное лицо Яромира и понимаю, что нарисовывается подлое кидалово. Вернее, не кидалово, а обдиралово. Годовой налог на бизнес в пользу Рогволда я уже платил в том году, еще при живом Дикане. Не кисло так из казны отлетело, но что поделать — таково уж местное законодательство, самый распоследний углежог платит налог на содержание князя с семьей и дружиной. Я же не прокопченный от пуза до макушки углежог, а целый корчмарь, предприниматель, коммерс. Таких стригут покороче, но меру соблюдают, мера устойчивая и, на взгляд князя, справедливая. Так было раньше, а потом случилось, то, что случилось. Корчмы у меня нет, стало быть и дохода нет никакого.
— Княжий человек говорит — сарай стоит, надо платить! — ладит свое Яромир.
Я глубоко вздохнул и отшвырнул тряпицу.
— Пригласи-ка княжьего человека за стол, Яромир, сейчас мы с ним решим этот неприятный вопрос.
— Не получится, Стяр.
— Это еще почему? Что-то я не понимаю тебя, Яромир.
— Ты лучше сам выйди.
Да чтоб тебя! Неужели трудно зазвать человека на базар так, чтобы он не смог отказаться? Пора Гольца возвращать, хватит ему у Дрозда на побегушках.
Накинув на плечи полушубок, я выхожу из прокопченного зева сарая и натыкаюсь на группу конных, вооруженных гавриков, состоящую из трех особей скандинавской наружности. Впереди этой троицы, важно выпятив сокрытое под тяжелой шубой пузо, подбоченился в седле боярин Минай собственной персоной.
Что ж, договориться, действительно, не получится, но сволочь эта не унесет отсюда и обгрызанного сухаря. Это дело принципа.
— Быстрей тебе подохнуть, хозяин! — вместо приветствия озорно и громко вскричал Минай. — Соскучился?
— И тебе околеть поскорее, боярин! — на полном серьезе пожелал я. — Зачем приперся, да еще своих спиногрызов притащил?
Я мгновенно исчислил расклад. Невул с Мадхукаром и Джари убыли на охоту еще до зари, когда вернутся — неизвестно. Торельф с тремя маврами отправился за хворостом с час назад. Со мной из воинов здесь только Вран с Яромиром. Расклад выходил прескверный, если учесть, что выскочил я без оружия. Надо тянуть время, авось кто появится…
— Ты чего такой мрачный? Случилось чего? — повесив на рожу участливое выражение, с издевкой спросил Минай. — А меня князь наш Рогволд, долгие ему лета и слава великая, главным мытарем назначил. Остальные бояре на совете его поддержали, так что оскорблений не потерплю!
— Расценки твои тоже поддержали или ты сам расстарался?
— Поддержали, а то как же! Сам князь и велел собрать побольше на восстановление города, вот я и шуршу потихоньку. До тебя добрался, далековато же ты забился, совсем как хорь шелудивый!
Я сделал вид, что мучительно соображаю.
— Там всего восстановления — три порушенные клети да сожженная корчма, за которую я уже заплатил сполна. Чего тебе еще надо, харя ты усатая?
За спиной скрипнула обитая шкурами дверь, выпуская на свет божий Врана. Краем глаза я заметил, что он в бронях, при оружии и даже при щите. Встал слева в метре от меня.
— Оскорбляешь, стало быть? — живо уточнил Минай, ничуть не смущенный появлением свидетеля. — Платить отказываешься? Учти, это не мне, это — Рогволду! Всех несогласных князь силой на правеж велел приводить!
Не-ет, все же скакнул у боярина его противный голосок. Не ожидал он увидеть здесь дружинного воя. Ва-банк бы зашел, споря, что старина Минай со своими помощникам с удовольствием прямо тут меня бы и прикончил, ну, или по дороге в город, где-нибудь в лесочке прикопали снежком.
— Силой? — я усмехнулся. — Да за что? Я никакого товара не произвожу, на торг ничего не таскаю, доход не получаю, за что я должен платить?
— Лес княжий рубите, — Минай красноречиво покосился на сруб. — Дичину промышляете, землю захватили, дом возвели без дозволения. Тебе мало этого?
— Это не дом, чудак, ты корабельных сараев никогда не видел?
— Корабельные-то? Видел. Я не видел, чтобы в них люди жили. Раз живут, значит — дом, а коли так, то с каждого дыма положено собирать выход в пользу князя за защиту, за суд справедливый и за много чего еще. Ежегодно зерном, выделанными шкурами, воском, медом или иным добытым от земли, леса или воды товаром, предметами ремесла или торговли, а также серебром или золотом в установленном количестве. Послабление полагается только семьям княжеских гридней. К тому же ты не уплатил годовое мыто за время владения корчмой, год неполный, но я готов взять всего две трети.
Минай победно всплеснул руками, ничего не попишешь, дескать, таков закон. Продуманный гад! Подготовился перед визитом.
Дрогнула густая ветка в тридцати метрах за спинами пришельцев. Дрогнула и замерла, придержанная чье-то рукой. Обрадовано екнуло сердце. Вот теперь поговорим по-другому.
— Вот, что я тебе скажу, боярин: пошел-ка ты вон, покуда ходить можешь! Я никому ничего не должен, можешь передать мои слова князю!
Самый крепкий из Минаевых людей — урман со злым взглядом отъявленного головореза и торчащими из под шлема рыжими патлами легко выпрыгнул из седла и твердым шагом направился ко мне. Двое всадниковтронули коней и начали заходить с боков, блокируя маневр.
— Крутить его? — спросил рыжий через плечо.
— Крутите, Ульф! — азартно вскричал Минай, нагибаясь в седле. — Гридь, не стой столбом, помоги моим людям доставить этого татя на правеж в княжий терем!
Отличный заход! Бывший мой подчиненный не сдвинулся с места. Да, он остался в дружине и по мнению Миная обязан защищать и всячески помогать ближнему боярину князя, а уж тем более мытарю-тиуну при исполнении. Будь на месте Врана любой из вернувшейся с Рагдаем Рогволдовой дружины, я бы уже лежал упакованный мордой в снегу.
И снова боярин неверно прочитал ситуацию, подумал — раз не дергается Вран, значит молча дозволяет ему довести дело до конца.
— Полушубок с него тащите и веревку на руки! Бегом за конским хвостом побежит, не замерзнет! — заорал боярин и что-то такое нехорошее мелькнуло в его маленьких глазках, аж мурашки по спине побежали.
Неуловимым движением рыжий Ульф извлек откуда-то смотанный в клубок отрез веревки, зло оскалился и придвинулся почти вплотную ко мне.
— Донннг! — сказала стрела, отрикошетив от круглого шлема Ульфа и сменив направление полета навстречу с весенним солнышком. Ульфа пошатнуло, но на ногах он устоял, только взгляд сделался пришибленным. Выстрел был преднамеренно слабым, в полнатяга тетивы, иначе шейные позвонки даже такого кабана как Ульф не выдержали бы мощного и резкого удара. Граненый наконечник боевой стрелы, выпущенной с такого расстояния да из хорошего лука, легко пробивает любую броню. А у Мадхукара и Невула луки очень хорошие. Молодцы парни! Деликатно обозначили свое присутствие как нельзя вовремя. У меня возникла здравая мысль выкрикнуть команду лучникам стрелять на поражение. Прибить этих деятелей и опустить в прорубь под речной ледок. А что? До весны их трупы утащит течением до самого земигольского Кумса, хрен кто найдет!
Вторая и третья стрелы вонзились в притороченные к седлам круглые щиты урманов. Вычислить место засидки стрелков для них не составило труда. Резко развернув коней, Минаевы наемники вытащили боевые топоры, прикрылись щитами и вознамерились править к лесу. В этот самый момент Вран вынул меч и приставил обнаженный клинок к горлу обалдевшего Ульфа.
— Шевельнешься и я тебе всю руду выпущу.
Скосив глаза, Вран следит за моим сигналом, стоит мне сказать одно слово и начнется бойня.
Сказать и не станет Миная. Не станет моего давнего недруга первым начавшего вражду. Сколько раз он пытался упрятать меня во сыру землю? Не сам, понятное дело, сам он, похоже, трусоват…
Нет, не могу я так. Вероятно, кишка еще не достигла той толщины при которой хладнокровно, не в свирепом бою можно перебить почти пол-десятка людей. Не лежит сердце, к голосу которого добавился факт моего скорого ухода из зоны досягаемости злопамятного боярина.
— Эй, Минай! Останови своих псов, иначе тебе придется возвращаться в свою конуру в одиночестве.
— Ты не посмеешь! — Минай резко взвил коня на дыбы и едва не брякнулся оземь.
— Уйми коня. боярин. Сегодня я позволяю тебе уйти. В последний раз. Смотри больше мне не попадайся — убью.
— Я донесу до Рогволда! Князь все узнает сегодня же! — визгливо пролаял Минай все еще горяча скакуна.
— Сделай милость, донеси как можно скорее, разрешаю. А теперь пшел отсюда!
— Ты пожалеешь об этом! — зло прошипел боярин и вонзил пятки в конские бока. Его спутники, на всякий случай прикрываясь щитами, спешно двинули за своим предводителем. Последним место разборки покинул рыжий Ульф.
— Напрасно отпустил, — без особых эмоций сказал Вран. — Крыса побежит к Рогволду, а Рогволд таких шуток не любит, как бы дурного не вышло.
— Пусть бежит и пусть Рогволд сам втолкует этому дурню, что освободил меня от всех дорожных податей и подоходного мыта в пределах княжества.
— Как так? — красное лицо Врана вытянулось и приняло форму кормовой свеклы.
— А вот так. Пожаловал напоследок милость как узнал, что я уйду из княжества.
Две недели полоскали дожди, сменяясь мокрым снегом с дикими ветрами. Лед на Полоте опустился на полметра под воду, а потом потрескался, всплыл и на бурлящих руках речных волн со скрежетом попер в сторону Двины. Отдельные льдины с верховьев проплывали мимо нашего сарая еще несколько дней кряду. После дождей стало так тепло, будто не конец марта, а где-то ближе к празднику дня Победы. Аномально теплая весна, так и старожилы говорили, Жох, в частности.
Когда дороги просохли до приемлемого состояния, я позвал Яромира прогуляться до городского рынка потаращить зенки на товар, договориться со знакомыми купчиками о скидке и прикупить Младе какой-нибудь гостинец. Неделю уже у нее не был, хотелось загладить вину приличным подарком.
На посадский торг идти не хотелось, чтобы не будоражить душу видами некогда моей корчмы. Направили запряженного небольшой подводой Лошарика прямиком в город к детинцу.
Управились немногим за полдень. Я обошел три купеческие усадьбы и в каждой из них нашел понимание у хозяина, договорился, стало быть, по старой доброй памяти о заниженной стоимости товаров, что собирался прикупить в путешествие. Купили конику мешок овса на прокорм, не одно же прошлогоднее сено ему хрумкать, кое чего из еды для населяющих корабельный сарай человеков и самое главное — приобрел я для Млады роскошный, шитый серебряной нитью и речным двинским жемчугом наплечный платок.
На мосту через Полоту попросил Яромира править колесницу прямиком к Жоху. Зачем откладывать приятное, сразу же и преподнесу подарочек будущей благоверной.
Едва расступились деревья и на полянке стала видна избушка бортника в обрамлении подернутого зачатками зелени кустарника, меня накрыло предчувствием непоправимого.
Криво висит сорваный дверной полог, рядом валяется перевернутое ведро, у входа ногами намешана грязь. У всегда аккуратного Жоха такого безобразия в хозяйстве я никогда прежде не замечал.
Не доезжая до поляны я соскочил с подводы и, опережая унылую поступь Лошарика побежал к избе.
С десяток шагов не добежал. Из дверного проема высунулся Жох. В одной исподней рубахе, в мокрых портах и тяжелых, пропитанных водой зимних меховых сапогах.
— Беда… беда, Стяр! Младина… — нащупав меня блуждающим взглядом, выдавил Жох.
— Что — Младина? — внезапно охрипнув, прокаркал я и тут же схватил молчащего вировца за плечи. Он закатил глаза, в моих руках пчеловода начало трясти, точно весь его организм разом пошел вразнос.
— Да говори ты толком, не заходись! — прокричал я прямо в его лицо. — Жох, твою мать! Жох!
— Утопла! — еле слышно выдохнул Жох, ноги его подкосились и он обмяк в моих объятиях.