Это был Адир, ваш наставник. Убийца драконов. Его травы довольно быстро поставили вас на ноги после того злополучного приключения. Его манеры оставляют желать лучшего. Его ворчание порой способно свести с ума. И еще он единственный человек в Академии, с кем вы за все это время разговаривали.
Расспросы бывших сокурсников, попытки поговорить по душам от самого Ледейла, руководителя Академии – все это поначалу вас бесило, после стало безразлично. Уж лучше Адир.
Братство ведьмаков – миф. Наставники – обычные люди, со своими тайнами, слабостями, интригами и шкурными интересами. Добро, зло, дружба и любовь – просто абстрактные понятия, не имеющие с реальной жизнью ничего общего. И что? И ничего. Все нормально. Все пучком, как говорят гномы.
Вы опускаете клинок и выдыхаете, криво усмехнувшись. Все пучком. Можно и поужинать. Тренировка удалась, поесть и спать. Недолго осталось.
В трапезной с Адиром пьет травяной чай еще один, незнакомый вам, ведьмак. Больше никого нет. Ваша порция за тем же столиком, потому приходится сесть рядом. Плотно есть сразу после тренировки – дурной тон, поэтому вы придвигаете к себе салат и кружку молока.
– Вот тот юноша, о котором я и говорил, – Адир кивком головы указывает на вас. Смотрины у вас, что ли? Впрочем, вам наплевать. Но Адир не умолкает, игнорируя ваше безразличие:
– Ледейл, старая лиса, выпустил его как отвлекающую приманку, а втихаря выслал ударную группу. Только Рамарес их всех как птенцов положил. Матерых мужиков, между прочим, Стаха и Лайнадара ты знал. А вот настоящий птенец почему-то положил самого Рамареса. Основательно так положил, вместе со слугами и демоном. Кровища, кишки наружу, а его лишь поцарапали немного. Я тут его за пару месяцев подлатал, сейчас как новенький.
– Это правда был сам Аксион? – негромко обращается к вам незнакомец.
Приходится посмотреть на него. Чуть за 40, короткая белая борода, светлые волосы, уже изрядно поседевшие. Располагающее, пожалуй, даже благородное лицо. Старпер лощеный.
– Какая разница? – отвечаете вы.
Адир хохочет:
– Я тебе говорил. Колючий, как стадо вставших в круг ежей.
Незнакомец улыбается. Вы тоже невольно ухмыляетесь, вспомнив известный анекдот.
– У него тут, видишь ли, душевная трагедия. – Адир, как всегда, особо не церемонится. – Подставили его, обманули в лучших чувствах и порушили младенческие иллюзии. Теперь тренируется, как бешеный, огрызается на всех и планирует свалить из Академии через несколько дней. Сухарей-то насушил уже? В дорогу-то?
Вы молчите. Отчасти потому, что и правда запасаетесь провизией. Денег практически нет, личных вещей нет (разве что рисунок, висящий над кроватью), куда идти, на что жить – решительно неясно. Ясно лишь, что уходить надо.
– Ну, как тебе? Седьмой круг уже, между прочим. Ледейл постарался. В бою – зверь, только вот опыта жизненного маловато.
– У самого у тебя маловато, – проносится у вас в голове. – У меня на семерых хватит.
– Мне подходит, – говорит незнакомец, глядя на вас. – Молодой человек, нас не представили. Исправим досадное упущение. Мое имя – Коннери. Коннери из Таннендока.
Сказать, что это было неожиданно – не сказать ничего. Не каждый день встретишь живую легенду.
– Прямиком из застенков ордена Храма, я полагаю? – попытка выражаться язвительно и одновременно не уступить собеседнику в изяществе слога вам не вполне удалась, ну да ладно.
– 8 лет, три месяца и девятнадцать дней, – кивает Коннери. – Месяц назад выпустили.
– За какие заслуги? – не то, чтоб вам было сильно интересно. Хотя… какого черта, вам действительно интересно.
Коннери уже в 23 года был принят во второй круг. В 25 был известен на все 12 королевств как один из самых "крутых" ведьмаков. Его специально заказывали для всяких "мутных", или, кому больше по душе высокий штиль – для особо деликатных дел. Дочку там королевскую расколдовать или с дриадами договориться. В паре из этих королевств он, кажется, даже был объявлен в розыск.
Одно несомненно – в свои лучшие годы Коннери действительно был крут. На счету его множество как подвигов, так и сомнительных, но громких поступков. Изобретение нового стиля боя против вампиров, победы над бесчисленным количеством чудовищ, участие (вольное или невольное) в жестоких дворцовых интригах и даже роман с высшей друидкой из Мораданна. Друидка-то его и погубила. Орден обвинил ее в ереси и приговорил к сожжению на костре, а Коннери явился на аутодафе. Хорошо так явился, те, кто видел с балконов, говорили:
– Как будто через Соборную площадь прорубили широкую просеку. Прямо видно было – где он шел.
Во всей этой заварухе погиб брат орденского магистра, а магистр потерял половину уха. Друидку в итоге все равно сожгли, и ведьмака не миновала бы схожая участь, но за него вступилась королева, правящая регентша Срединного королевства. Какие долги у нее были перед Коннери – неизвестно. Казнь была заменена пожизненным заключением. По слухам королева даже выторговала для него отдельную, довольно комфортабельную камеру, трехразовое питание, прогулки и еще кое-какие послабления. Но в одном вопросе магистр был непреклонен – никакого досрочного освобождения. Бойня на площади была действительно ужасной, случай с Коннери частенько упоминали наставники Академии, чтоб все ученики осознали: мирские страсти для ведьмака – это табу. Где страсти, там кровь, а кровь ведьмаки проливать умеют лихо.
Так что причина его выхода на свободу действительно любопытна.
– Меня Ледейл обменял. На икону Исины, – Коннери улыбается. – Считай, что я твой должник. Насколько мне известно, именно благодаря тебе икона оказалась в стенах Академии. Орден поскрипел зубами, но деваться им было некуда – Совет наставников другие варианты не рассматривал. Они давно старались вытащить меня, но таких козырей предъявить не могли. Раньше священный Трибунал особо сложные случаи только с ее помощью решал. А без иконы у них такая куча процессов забуксовала, что инквизиторы просто погрязли в бумагах.
– И все-таки, чем обязан? – вы невольно восхищаетесь собой. Молодцом держишься, парень. Легенда или нет, а мы тоже не пальцем деланы.
Коннери говорит прямо и честно:
– Мне необходим попутчик в путешествии на край света. Надежный, неприхотливый, умеющий постоять за себя, и чуточку сумасшедший. Потому что шансов вернуться обратно у нас ничтожно мало. По словам Адира, ты подходишь идеально. Ты все равно собираешься уходить в никуда, у тебя нет цели, денег и даже еды – я все это тебе дам. И еще, судя по твоему последнему приключению, ты чертовски, просто-таки фантастически удачлив. Такой напарник всегда полезен.
Видя вопрос в ваших глазах, Коннери продолжает:
– Я, как и большинство ведьмаков – индивидуалист и отшельник. Нужду в компаньонах испытываю редко. Но сейчас именно такой случай. Дело в том, что ловушки храма Разверзнутой Пасти не пройти в одиночку.
– Это что еще за хрень? – изумленно спрашиваете вы.
Адир довольно скалится, показывая поразительно белые для старика зубы.
– Он согласен. Я по глазам вижу, ты уже купил его с потрохами.
Коннери продолжает рассказ.
– Поскольку мне придется делить с тобой многое, играть в тайны было бы глупо. Расскажу все как есть, а ты решай сам, сбрендил я или нет. Ледейл, например, считает, что сбрендил, а вот Адир – что шанс есть.
Начать придется издалека. Освобождали меня с великой неохотой. Я даже вещи свои получить назад не смог. Если бы не знакомый банкир, то даже неясно, как бы из города выбрался. В принципе, большинство моей амуниции мне было и не нужно. Кроме моего меча.
Он поколебался, исподлобья глянул на Адира, потом на вас.
– Этот меч мне подарила Маэрриэнн.
Вы киваете, мол, та самая верховная друидка, слыхал.
– Это… это последнее, что у меня от нее осталось. – Коннери не впадает в патетику, не пускает картинных слез. Ему просто невыразимо грустно. – Она полуэльфийка… была полуэльфийкой. Этот фамильный меч передавался в ее роду из поколения в поколение. Гномья закалка, зачарованные руны на клинке, рукоять из кожи морского дьявола, собственное имя. Возможно, если б не ее подарок, меня прикончили бы гораздо раньше. Была одна семейка василисков…
Дядьку, конечно, можно пожалеть, но при чем тут меч и дорога на край света – вам все еще непонятно.
– В общем, мой меч продали одному коллекционеру. Для ордена Храма я был все равно что мертв, клинок стоил безумных денег, а сами храмовники нелюдским оружием не пользуются. Выйдя из застенков, я выслушал все это и уже на следующий день отправился к нынешнему обладателю моего клинка.
Я предложил ему любые деньги, работу на него, чуть ли не душу. Он рассмеялся мне в лицо и сказал, что клинок – жемчужина его коллекции и не продается. Раньше я бы вбил эти слова ему в глотку, и мне было бы наплевать, что это Вильгельм Жестокий. Но это было бы раньше. Точнее, 8 лет, три месяца и девятнадцать дней назад.
Вы перевариваете сказанное:
– Вильгельм? Недавно взошедший на престол Срединного королевства?
– Он самый. Коллекционером заделался. Нахальный такой белоглазый сопляк, не старше тебя. Но уже король. Мать щенка, с которой меня связывали приятельские отношения, умерла два года назад. А он заявил мне, гулко так, на весь тронный зал — столь дорогой и древний клинок, мол, можно обменять разве что на Белый Шар. Добудь мне, о легенда среди ведьмаков, Белый Шар и я с удовольствием поменяюсь. Я сказал, что добуду Шар, повернулся и ушел. Вельможи, помнится, зааплодировали, стали делать ставки: вернусь я через сто лет или через двести. По лицу я никому не дал лишь оттого, что мне в голову пришла одна безумная мысль.
– Белый Шар – миф, – осторожно замечаете вы. – Может, еще поищем Грааль для храмовников или Кольцо Бальмунгов?
Белый Шар был легендой, но столь древней, что уже превратился в сказку. Подобно любой другой легендарной вещи, Белый Шар (если верить всем рассказам) мог исцелять, трансмутировать элементы и наделять даром провидения. Но наиболее часто о нем упоминали как о предмете, способном исполнить одно, самое сокровенное желание. Менестрели пели про Шар в своих балладах, когда рыцарю требовалось, например, оживить погибшую возлюбленную. Он непременно находился в замке мрачного колдуна, которого следовало победить в неравном бою, дама сердца оживала, слезы, сопли, розовый занавес, слушательницы теребят батистовые платочки.
В детских же сказках у Шара все время просили богатства и славы. Впрок это, как правило, не шло, ибо сказки на самом деле – вещь суровая и практичная, должная содействовать воспитанию здравого смысла у подрастающего поколения. Ничего, мол, за «просто так» не достается. Даже поговорка такая есть у простонародья – «Не имей Шара Белого, а имей друзей ватагу смелую».
Но Коннери ничуть не удивлен вашей скептической реакцией:
– В общем-то, я и сам раньше так думал. Но во время заключения делать мне было решительно нечего, потому я довольно много читал. Это не возбранялось, а библиотека у инквизиторов просто превосходная. Там я ознакомился с малоизвестным трудом одного философа по имени Аристолет. Очень элегантный язык, здравые мысли и железная логика. И называется под стать – «Логика сказок».
Адир кивает:
– На его трактаты ссылаются довольно часто, но найти их сейчас достаточно проблематично. Жил он почти два века назад, плюс у него были какие-то трения с зарождавшейся тогда Инквизицией… Сами понимаете, мало что осталось.
– Однако, у себя они кое-что из его трудов сохранили. Наверное, чтобы врага знать в лицо, – улыбается Коннери. Как ни странно, без злости. – Если коротко, парень, то Аристолет провел много времени с учеными и сказителями других рас и выделил повторяющиеся мифы. Допустим, мифы о потопе – есть практически у всех. Кольцо Бальмунгов – это уже исключительно человеческая байка. А вот тот же Грааль, как ни странно, присутствует много где. Хотя названия разные, а чаша, куда набирают кровь мученика или героя – встречается поразительно часто.
Исходя из этого, он вывел принцип «лезвия логики». Если легенда или сказание встречается у разных рас – в ее основе обязательно лежит какое-то рациональное зерно. Чтобы его вычленить, достаточно выделить моменты, что встречаются многократно в разных источниках и отринуть детали, которые встречаются редко. Ибо, скорее всего их неправильно перевели, переврали или просто придумали.
Белый шар вошел в десятку «реальных» мифов. Наряду с потопом, Граалем и рогом Хеймдалля. Божественное происхождение королевской крови он, кстати, тоже рассматривал как миф, и опроверг его начисто. – Коннери поворачивается к Адиру. – Подозреваю, именно в последнем утверждении таится основная причина, что книг его в наше время днем с огнем не найти. Даже в наши, более просвещенные века это довольно скользкая тема для обсуждения.
Вы киваете, чувствуя, что наперекор рациональному скепсису беседа вас постепенно увлекает:
– Хорошо, но что мы имеем в сухом остатке? В древности один философ сказал, что легенда о Белом Шаре имеет под собой какие-то основы. И что? Чем это нам может помочь в его розысках?
"Нам" сорвалось с языка как-то легко и непринужденно. Не исправляться же.
– Я к этому и подхожу. Аристолет не делал голословных утверждений, он делал выводы. Сначала шел пересказ всех известных вариаций мифов, затем анализ, перечисление совпадений, и только потом краткое резюме. В десятку вошли мифы, встречающиеся у разных народов с более чем 30%-ым уровнем сходности.
В легендах о Белом Шаре он выделил следующие совпадения. Шар был подарен смертным (но не людям, а некоей более древней расе) какой-то сущностью высшего порядка. Слов вроде "божественный" Аристолет, как и всякий ученый, старается избегать. Шар был подарен в виде награды за какое-то деяние или подвиг. Он действительно белый и круглый, гладкий, прохладный на ощупь, размером примерно с голову младенца.
Шар побывал в руках эльфов, гномов и даже гоблинов. Всем он доставался как военный трофей и также, в войнах, ими терялся. Шар исполняет одно четко сформулированное желание для одного индивида, но делает это не всегда. Существует вероятность, что для исполнения желания просящий должен действительно этого хотеть, всеми фибрами своей души и всей мощью своего разума – хотя это уже из области измышлений. Может, виной неудач были кривые формулировки или желания исполнялись как-то не так, неясно. Но то, что Шар это может , вынужден признать даже Аристолет, сведя воедино не один десяток мифов. Как бы то ни было, это должен быть стихийный артефакт огромной мощи, что-то настолько древнее и могучее, что не поддается подчинению и алгоритмизации даже для самых мощных чародеев. Иначе за такое время к нему, несомненно, подобрали бы ключик, и он выполнял бы все желания, без исключений.
Люди, по всей видимости, Белый Шар в руках никогда не держали – большинство сведений о нем датируются временем более ранним, нежели восход человеческой расы. Упоминаются четыре места хранения Шара. В хронологическом порядке сначала идет Зеленое Капище. По всем описаниям подходит под святилище в ныне разрушенном эльфийском городе Шаэрраддин. Затем – Черная Пирамида. Здесь угадывается знаменитая пирамида ныне уничтоженного народа орков. После идут Кристальные Палаты. Тут все понятно, это гномья сокровищница в Бурдурских горах. Ныне открыта для экскурсий, занятных артефактов там масса, но никакого Шара там нет. И последнее (по словам самого Аристолета – довольно сомнительное в плане достоверности) прибежище – Храм Зияющей Пасти. Сомнительное – потому, что упоминается нечасто, да и непонятно, с каким местом в Ойкумене можно соотнести этот загадочный храм.
– Словечек-то каких понабрался в застенках, – ворчит Адир. – Алгоритмизация. Достоверность.
– Ворчучело ты старое, – добродушно парирует Коннери.
– Уркаган махровый, – не остается в долгу Адир. Видно, что эти двое дружат давно и всерьез. Коннери тем временем продолжает рассказ:
– Я осадил все крупнейшие библиотеки. Искал малейшие упоминания о Храме Зияющей Пасти. Без толку. И ведь понятно, что это должно быть нечто довольно известное и монументальное. Но что?
Помог мне никто иной, как ненавидимый тобой Ледейл. Не зря он все-таки негласный лидер Совета наставников в Академии, ох не зря. Я когда им с Адиром все это выложил, он задумался, ничего сразу не сказал, но через пару дней принес мне один документ. Тихушник этакий. Слышал, говорит, где-то что-то подобное, вспоминал. Что самое занятное – вспомнил.
Коннери осторожно кладет на стол старую ветхую рукопись. Написана она явно не профессионалом-переписчиком – дешевый пергамент, неровный почерк.
– Это воспоминания одного путешественника. Есть такие люди, про которых Адир говорит – «шило в заднице». Этот Френкевич был одним из них. Постоянно искал какие-то клады, затерянные копи и прочие источники легкой наживы. Авантюристу досталось немалое состояние от папашки-барона, а он вбухивал деньги в одну экспедицию за другой. То пропавшую казну Золотых Лилий искал, то пытался торговлю слоновой костью наладить с Опалом, но нам интересен другой эпизод. Ровно сто лет назад он очутился на плато горных великанов.
Коннери выжидающе смотрит на вас. Вы киваете:
– Великаны, вымирающая раса, одна из древнейших. Ныне остался только один клан – горные великаны. Место обитания – плато горы с каким-то труднопроизносимым названием, точно и не вспомнить сейчас. Находится на полуострове, где-то на далеком-далеком севере, за гоблинскими Пустошами. Проще говоря, остатки великанов вымирают на краю света, потому для людей неопасны, и в «Бестиарии» больше о них ничего нет.
– «Бестиарий» – справочник правильный, но слишком уж практичный, – улыбается Коннери. – Правда, в общих чертах все верно. Полуостров Штарберген, гора Рантагенет. Действительно, можно язык сломать. А угадай, юноша, что является главной достопримечательностью плато горы Рантагенет?
Не дожидаясь вашего ответа, Адир показывает старинную гравюру гномьей работы. На ней изображена насупленная морда какого-то ящероподобного монстра. Сия композиция довольно-таки грубо вырублена в огромной скале. Самый что ни на есть первобытный примитивизм. Рядом оттиснута коренастая человеческая фигурка. Видимо, для масштаба.
– Впечатляет, – признаете вы. – Неслабый барельефчик, человек вон размером с ноздрю этого дракона. Только к чему это все? У него пасть закрыта наглухо, это не может быть искомый храм.
– Это Обелиск Дракона, что-то вроде памятного мемориала, – отвечает Коннери. – Воздвигнут в память о каком-то короле великанов, убившем дракона голыми руками. Довольно известный памятник в узких кругах историков. Кстати, это не человек рядом стоит, а великан.
Вы мысленно увеличиваете размер каменной морды в два раза. Эпичное сооружение, должно быть.
– Но вернемся к Френкевичу. Согласно его дневнику, проникнуть на плато было неимоверно трудно, великаны признают лишь один вид дипломатии – просто убивают чужаков. Как гномам удается иногда с ними торговать, и как им вообще дали зарисовать Обелиск Дракона – уму непостижимо. Возможно, когда-то великаны были дружелюбнее к гостям.
Но Френкевича вела жажда наживы. Он был убежден, что знаменитые черные изумруды гномы добывают не сами, а выкупают их у великанов. Сейчас мы знаем, что это не так, но век назад у людей такой информации не было. Читая его дневник, убеждаешься, что алчность – великая сила. Он проник на плато, обошел все заставы и опасности, и дошел до Обелиска Драконов. И пасть дракона была открыта.
Френкевич не знал , что ей положено быть закрытой. Он проник внутрь, и пробыл там довольно долго. Согласно его запискам, это какой-то смертоносный лабиринт: переворачивающиеся под ногами плиты, вылетающие из стен дротики, шорох шагов неведомых монстров. С ним шел проводник – гоблинский шаман, которому наш баронет заплатил, по его словам, просто непомерную сумму. Но, подозреваю, именно благодаря чутью шамана они сумели забраться так глубоко. Как бы там ни было, Френкевич утверждает, что некоторые ловушки возможно было пройти только вдвоем, помогая друг другу.
Но после нескольких часов пути они попали в тупик. Френкевич упоминает какую-то Песчаную комнату, из которой они не нашли прохода дальше. Шаман забеспокоился, его уже и так не радовала эта затянувшаяся авантюра. Он стал нервничать и утверждать, что необходимо возвращаться. Френкевича это не устраивало, но другого выбора не было – он не знал, как пройти Песчаную Комнату. Причина беспокойства шамана стала ясна позже. Когда они выбрались обратно, долина перед обелиском кишела великанами. Шаман погиб в стычке, а вот пронырливому баронскому сынку удалось бежать. И, пока он таился в какой-то расщелине, произошло самое интересное. Он видел, как в полночь пасть медленно, со скрежетом, стала закрываться. Жрецы великанов при этом исступленно выли, били в гигантские медные гонги, поливали себя жертвенной кровью и смотрели на звезды. Небо залилось багрянцем, и Френкевичу казалось, что небеса набухли кровью.
С плато он выбирался с большим трудом, весь обморозился, позднее ему ампутировали два пальца на левой руке. И лишь много времени спустя он узнал, что багровые небеса видели практически все. Это была Багряная Звезда, хотя современные астрологи именуют ее кометой Допплера. Просто на плоскогорье воздух куда более разреженный, и оттого зрелище получилось столь впечатляющим.
– И тут нам кое-что стало ясно, – вмешивается Адир. – Хотя, конечно, это только предположение, но под ним есть достаточно веские основания. Обелиск Дракона – на самом деле замаскированный храм, сокровищница угасающего народа великанов. Заметь, к какой бы расе Шар не попадал, он всегда хранился в самом известном и почетном святилище. У великанов же подобного места как бы и нет, что удивительно для расы, которая на заре истории фактически правила миром. Их магия примитивна, груба и первобытна по своей природе – и потому нет ничего удивительного, что открытие храма происходит одновременно с приближением столь ужасной кометы. А случается это, как утверждает полуэльфийский астроном Допплер, раз в 50 лет.
– Дайте-ка я посчитаю, – вмешиваетесь вы. – Раз этот ваш Френкевич был на плато сто лет назад, значит, следующее прохождение кометы должно состояться…
– У нас осталось четыре дня, юноша, – улыбается Коннери.
– А на кой ляд вы мне все это тогда рассказывали? Никто не успеет попасть на Рантагенет за это время, если только у него нет ковра-самолета. Туда, наверное, не меньше полугода пути.
– Успеем, – уверенно говорит легендарный ведьмак. – Как – это моя забота. Мы прочли записки Френкевича только позавчера, вчера почти весь день спорили, но я уже принял решение. Сегодня я договорился обо всем, но в последний момент Адир напомнил мне о ловушках. Если уж мы решили довериться дневнику авантюриста, то нет никакого резона игнорировать его слова о том, что через храм не пройти в одиночку. Именно поэтому ты здесь. Независимо от результата похода, я заплачу тебе 400 золотых, когда мы вернемся. Это очень хорошие деньги. Но и маршрут предстоит не из легких.
Мне больше не к кому обратиться. Адир уже слишком стар, Ледейл считает, что наши выводы – бред чистой воды. По его мнению, мне стоит остаться в Академии и войти в Совет наставников вместо Рамареса. Но я уже твердо решил, что отправлюсь на плато горных великанов, а вот в одиночку я это сделаю или нет – зависит от тебя.
Вы глядите на живую легенду среди ведьмаков и размышляете, что в жизни не сталкивались с более глупой авантюрой. Но, какого черта, что вам терять? Абсолютно нечего. Вы и так собирались уходить. А приключение обещается незаурядное.
– Все пучком, – говорите вы, – я в игре. Ты только не отставай на поворотах, старикан.
***
Выступать придется рано утром, потому вы с Коннери расходитесь, чтобы хоть немного поспать. Ворочаясь на койке, вы прокручиваете в голове сегодняшнюю беседу. Может вы, конечно, и мало еще пожили на этом свете, но уж точно не идиот.
Коннери ломится в самоубийственный поход на плато, словно раненый буйвол. Вряд ли даже самый дорогой меч Ойкумены стоит того. А вот баллады про прекрасных дам, которых воскрешают благородные рыцари, вы прекрасно помните. Думается, как и ваш напарник, последняя возлюбленная которого изволила (какое совпадение!) трагически погибнуть. «Одно ясно – скучно не будет», – последняя мысль, пролетающая в вашей голове перед сном.