Конан отскочил, ожидая нападения, и угрожающе поднял меч над головой, готовясь обрушить его на любого, кто осмелится броситься на беглеца, но дом оставался безучастным.
Раздался жуткий скрежет, и многовековой нарост льда, заключавший дом в оковы, осел на землю, вздыбив слой снежной пыли. Больше ничто не преграждало, доступ к двери.
Проход был открыт, но теперь, когда можно было беспрепятственно проникнуть внутрь и исследовать склеп, Конаном завладела нерешительность. Он был готов развернуться и отступить. То, что могло открыться за дверями дома, приводило варвара в суеверный ужас. Но отступать некуда…
Ворота закрыты, отворить их невозможно, и даже, если удастся покинуть крепость, то дальше стен ему все равно не удалось бы уйти. Поднимется буря и загонит его обратно. Оставалось только войти…
Конан вступил на порог и осторожно заглянул в сумрак, таивший в своем чреве немало тайн.
Тишина. Сырость. И темень.
Конан не удивился бы, если из темноты на него набросились люди в белых масках, черных одеяниях и в плащах с капюшонами. Он слышал о Белой Руке, настолько могущественной, что вся Гиперборея дрожала от страха и ужаса перед колдовской сектой. Может быть это крепость Похиола, в которой правит королева — жрица Лухи, и это она заманила его в свои сети, чтобы расправиться с ним и испить его крови. Хотя возможно Конан спутал Похиолу с Сигтоном, а Лухи с Сигтоной, королевой — ведьмой, но об этом он не задумывался.
Глаза постепенно привыкали к темноте. Из сумрака мертвого дома стали проступать неясные очертания громоздких предметов, которые неожиданно выглядывали из темных углов, заставляя Конана бросаться с мечом то на грубую деревянную скамью, которая рассыпалась в труху, лишь только клинок коснулся ее поверхности, то на груду окаменевших поленьев, сваленных возле очага.
Все было так, словно люди, обитавшие прежде в этих стенах, вышли куда-то, но скоро вернутся. Запляшет по-домашнему огонь в очаге, а женщины будут суетиться вокруг уставшего седовласого воина, и в углу снова, как много веков назад, захнычут сопливые дети.
Конан мотнул головой и отогнал от себя видения. Призраки минувших времен расступились, давая воину возможность рассмотреть обстановку.
Длинные дубовые скамьи заполняли просторное помещение, которое, по всей видимости, служило либо трапезной для братства воинов, либо домом совета старейшин, где решались важнейшие дела племени, вершился суд над преступившими закон, обсуждались вопросы войны и заключались перемирия. Дубовый стол стоял посередине комнаты, поверхность загромождали деревянные миски, составленные в многоэтажную крепость, ложки, ножи, лезвие которых давно источила ржавчина. Но не это привлекло внимание Конана. Огромная книга в драгоценном переплете зажгла в глазах варвара алчность. Древняя. Не одно столетие пролежала она здесь, дожидаясь его. Книгу можно было продать в Заморе. В лавке древностей за нее оторвали бы руки, только бы заполучить. Но удастся ли ее вынести из этой берлоги?
Конан подошел к столу и стряхнул с шероховатой поверхности миски, ножи и вилки, которые не упали на пол, а пылью осыпались на промерзшую землю. Конан не обратил на это внимания. Книга притягивала его. Он не мог отвести глаз от страниц, от которых веяло стариной и колдовством. Испещренные причудливыми знаками листы были покрыты толстым слоем пыли. Варвар положил на стол меч и склонился над гримуаром. Буквы не были похожи на гиперборейские иероглифы, и он не мог их разобрать. Что-то они ему напоминали, но прочитать написанное он был не в силах.
Конан протянул руку к магической книге. Он хотел взять ее, оторвать от стола, где она пролежала столетия, но отпрянул. Огляделся по сторонам, словно ожидал увидеть в доме живых людей. Тишина окружала его. Рука потянулась к книге. Любопытство овладело варваром. Пальцы коснулись ветхих страниц и пробежали по буквам, будто ласкали тело обнаженной женщины, подняли старинный фолиант и поднесли его к глазам. Дыхание пробудило мертвые страницы, и пыль полетела вместе с трухой. Книга рассыпалась на глазах. Пролежав несколько веков в закованном льдом доме, она погибла лишь только свежий воздух коснулся ее страниц. Конан засунул опустевший переплет в меховую суму, висевшую на плече, и выбежал из дома.
Он увидел храм сразу же, как только вышел на улицу. Высокое, лишенное украшений серое здание, слившееся со скалой, нависающей над городом.
Храм, замурованный в скальной породе, зазывающе распахнул широкий дверной пролом, в котором отсутствовали двери. Конан мог поклясться на своем мече, что, когда он входил в город, этого храма и скалы не было, а теперь… Откуда он появился? Что за чертовщина?! Проделки Нергала!
Конан развернулся спиной к храму и сделал пару шагов в сторону ворот с твердым намерением покинуть город. Не нравилось ему здесь! Но с каждым новым шагом на плечи наваливался груз, в десять раз превышающий его вес, и все же он упорно сопротивлялся и, стиснув зубы до скрипа, продолжал свой путь, надеясь дойти до ворот. Может быть, там отпустит…
До выхода оставалось всего несколько шагов. Последний отрезок пути, но самый сложный. На плечах лежала неимоверная тяжесть, пригибающая к земле. Словно все богатства мира свалили на его плечи, но непосилен был груз…
Конан оступился, и тяжесть придавила его к земле. Рукою он коснулся льда и заскрипел зубами. Сдаваться не собирался. Неведомая сила отбросила его от ворот к середине площади. Он поднялся с земли и попытался снова добраться до запертых ворот, но двигаться с каждым шагом становилось все труднее и труднее. Воздух стал вязким и с трудом пропускал могучее тело воина. Конан почувствовал мощный толчок в грудь. Глаза заволокла пелена боли. Он очнулся на земле, посреди площади, возле входа в храм.
Конан поднялся с земли, выхватил из-за спины меч и, угрожающе выставив его перед собой, направился к храму. Большое серое святилище, спрятанное в возвышающейся скале, было напрочь лишено всяких украшений, и только статуи в четыре человеческих роста высились в выдолбленных специально нишах, по обеим сторонам прохода, ведущего в храм. Статуи представляли из себя каменных великанов — стражей, так не похожих на северян, в просторных одеяниях, ниспадавших до пят. Лица их — мрачные, с суровыми глазами, — обрамляли окладистые курчавые бороды и длинные волосы, прекрасно исполненные в камне. Мускулистые руки великанов лежали на крестовинах огромных мечей, упершихся остриями в землю. От взгляда пустых холодных глаз, устремленных на человека, Конану стало жутко, но он поборол поднимающийся из глубины души страх. Снова в нем проснулось желание повернуть назад, отступить, не входить в храм, но он вспомнил как боролся с демонической силой, не выпускавшей его из города, и понял, что усилия тщетны. Ему не удастся покинуть это проклятое место, пока не исполнится воля невидимого демона, удерживающего путника в оковах городских стен.
Конан помянул Крома и шагнул под своды храма, ожидая встретить в сумраке демона, который заждался человека, завлекая его в свои коварно расставленные сети.
Темнота окутала его. Когда глаза привыкли, Конан сумел разглядеть просторную, необъятных размеров залу, тускло освещенную дорожку, по обе стороны которой возвышались гранитные столбы, словно древние стражи, вставшие на охрану таинственного сокровища, спрятанного в глубине храма. Они были готовы в любое мгновение обрести человеческую форму, протянуть свои скрюченные руки к нечестивцу, посмевшему нарушить спокойный сон святилища, и разодрать его на части. Конана пробрала холодная дрожь, но он только сильнее сжал рукоять меча и осторожно двинулся по каменным плитам в глубь скалы.
Чем глубже он пробирался, тем дальше становилось до конечной цели. Зловещий мрак окутывал его сильное тело, заползал в душу, холодил сердце. С каждым новым шагом каменная тропа становилась все уже и уже. Колонны надвигались и устрашающе нависали над замершим на месте человеком.
Что ждало его там впереди? Что притаилось в темноте? Какая тварь, вылезшая из преисподней, точит сейчас гигантские клыки в предвкушении?
Конан поразился необъятным размером скалы и поднял в немом восхищении глаза. Он приготовился увидеть низкие, темные, неровные своды, свисающие сталактиты, но всего этого не было и в помине. Колонны поднимались и терялись в вышине, затянутые темными облаками. Конан крепче сжал во вспотевших ладонях меч и бросился вперед. Где-то там впереди его ждала цель, ради которой он был загнан в эту ловушку, и, словно запутавшаяся в паутине муха, он не мог из нее выбраться.
Колонны сдвинулись так тесно, что последние метры он бежал, локтями касаясь шероховатой поверхности гранитных столбов, но внезапно все изменилось. Стало просторно. Колонны расступились, выбросив человека в просторную освещенную круглую залу, края которой были выложены каменными брусками в половину человеческого роста. Обработанные человеческими руками, они выглядели как монолитное кольцо, окаймляющее священную залу. Только в одном месте кольцо было прервано, и сквозь образовавшийся проход к алтарю, возвышающемуся в середине круглой залы, была проложена дорожка из белого камня, который выделялся на фоне черных гранитных плит.
Напротив Конана, по другую сторону алтаря, в глубокой нише сидело хрупкое человеческое существо, выполненное в камне. Совершенно нагой, в натуральный человеческий рост, худощавый с неразвитой мускулатурой он восседал на троне, опираясь на толстую каменную стену. На детском лице застыло выражение умиротворения и сосредоточенности. Ребенок. Перед варваром предстало окаменевшее дитя.
На грубом, ожесточенном лице Конана показалась улыбка. Рука с мечом ослабла и, успокоившись, опустилась к земле. В упор, немигающим взглядом, на него смотрели по-детски наивные глаза мальчика.
Лицо каменного ребенка напомнило варвару детство, отца, долгие ночи вокруг костра и страшные ночные истории, от которых у юного Конана кровь стыла в жилах и уходил сон, обрекая мальчика на грезы о подвигах и бесконечных сражениях с несметными полчищами врагов. Грезы ушли, но аромат детства остался и теперь вернулся к нему, принося воспоминания.
Конан пристально вгляделся в спокойное красивое лицо мальчика. Озорство в глазах сочеталось со скорбностью позы. Руки, взметнувшиеся над головой, пытались закрыть лицо от надвигающейся опасности. Но что могло угрожать мальчику в этой каменной крепости? Что могло испугать малыша, исказив страхом его тонкие черты?
В груди варвара всколыхнулось чувство жалости к каменному детенышу. Как искусен был резчик по камню, что ему удалось наделить скульптуру чертами человеческого характера, и киммериец, вглядываясь в мертвое каменное лицо, видел в нем живое существо.
Глаза ребенка, переполненные человеческими страданиями, были устремлены к каменному резному алтарю, на котором покоился огромный двуручный меч, инкрустированный драгоценными камнями. Время не тронуло лезвие, пролежавшее несколько столетий под сводами храма, не коснулось костлявой лапой смерти и разложения, оно оставалось неизменным, сверкающим и ослепительным.
Алмаз, размером с человеческий кулак, выглядывал из рукоятки меча, плотно удерживаемый золотым ободом. Этот алмаз разжег в глазах варвара огоньки алчности.
Он хотел обладать этим камнем, и смертоносным клинком. Но в глубине глаз таился страх, сокрытый в небесной синеве, перед сверхъестественными силами, обитавшими в заброшенном городе. Он видел их за каждой неровностью льда, за каждой тенью, притаившейся на земле, за каждым мрачным пахнувшим сыростью склепом, и в этом храме Конан чувствовал их присутствие.
Массивные стальные цепи, над которыми не властно ни время, ни силы природы, опутывали меч. Прикованный к алтарю, он излучал неугасимую магическую силу власти, и Конану показалось, что сверкающее лезвие источало реки зловонной вязкой крови, которые стекали по стали, капали на алтарь и выжигали в камне дымящиеся дыры.
Конан хищно уставился на алтарь. Видение исчезло, а чудесный клинок манил его к себе, но присутствие демона (он чувствовал это присутствие) останавливало воина.
За этот меч сражались многие. Самые могущественные правители Хайбории отдали бы все свои богатства за то, чтобы обладать этим редким клинком. А алмаз, украшавший рукоять… такой алмаз редкость… он достоин украшать корону Аквилона или лежать в сокровищнице Немедии… на земле он единственный — так думалось Конану, и в своих мечтах он уже обладал им.
Конан осторожно приблизился к алтарю.
Где-то за колоннами раздался шорох, быть может, это мыши затеяли возню вокруг трупика своего собрата, или заманивший его демон подкрадывается со спины к варвару, собираясь напасть, но киммериец не обратил на шорох внимания. Его горящий взор был прикован к клинку. Опутанный цепями меч казался легкой добычей. За него не надо было проливать кровь. Вот он перед тобой. Протяни руку и возьми. А цепи?..
Конан размахнулся и изо всей силы рубанул по толстой цепи, приковывающей рукоять к алтарю. Меч легко прошел сквозь цепь, разрезав ее, как нож проходит сквозь масло, и стальная змея упала на каменный пол, громко звякнув звеньями. Раздалось шипение. Цепь заволокло едким, желтым дымом, и она исчезла, поглощенная камнем.
Лезвие оставалось опутанным. Конан замахнулся для последнего удара, как что-то тяжелое опустилось на его правое плечо. Варвар почувствовал мертвую хватку и тяжелое дыхание на своей спине. Мгновение и тело его было отброшено от алтаря к каменному кольцу, окаймлявшему круговую залу. Ударившись о гранитные плиты пола, Конан глухо зарычал от навалившейся на него боли, напряг мускулы и рывком подбросил тело вверх, вставая на ноги. Меч занял выжидающую позицию у груди Конана. Варвар озирался по сторонам, выискивая опасность, которую чувствовал звериным нюхом. Что ударило его? Что не дало овладеть мечом? Наделенный могуществом предков клинок отдаст свою древнюю магическую силу в руки того, кто им овладеет. Духи — стражи, веками блуждающие по храму, не хотят отпускать из святыни волшебный меч.
Конан топтался на одном месте.
Где-то в вышине послышался шелест крыльев. Конан запрокинул голову. Неужели его ударила птица? Под сводами храма, теряющимися в вышине, кружил громадный черный ворон, расправивший гигантские крылья. Ворон — птица Крома, бога могильных курганов. Варвар в первый раз видел такого ворона. Неужели бог направил к нему посланца, чтобы спасти одного из своих сыновей?
Птица зашуршала крыльями и растворилась в темноте, унося с собой ответы на вопросы киммерийца, и вместе с ними последнюю надежду на помощь свыше.
Прошло невесть сколько времени. Конан не двигался, застыв с обнаженным мечом, прислонившись к каменному столбу. Перед его горящим взором разворачивались картины прошлого. Он видел, как могучие прославленные воины пытались добраться до магического меча, заключенного в оковы цепей. Он видел, как они умирали один за другим, пожираемые жуткими тварями, порождениями Нергала, лишь только падала разрубленной первая цепь.
Конан видел, как на его глазах гигантская серая обезьяны схватили чернокожего воина, бог весть как попавшего в эти ледяные края, одной лапой за горло, а другой за ноги, и взметнуло обмякшее, полузадушенное тело над головой, размахивая им, как мешком с человеческими костями. Раздался звук лопающихся связок, вен и артерий. Голова отделилась от туловища и полетела на камни, разбрызгивая на плиты хлещущую кровь. Ноги были выдернуты с хрустом из суставов, и безжизненное тело чернокожего полетело за пределы круговой залы…
Видение оборвалось. Призраки прошлого покинули киммерийца.
Конан стоял один посреди мертвого храма, наполненного тишиной, плесенью и смертью. В затхлости воздуха чувствовалось дыхание предшественников, боровшихся за меч и положивших свои жизни на алтарь преисподней.
Шуршащий звук вспорол тишину, и страшный удар пришелся в спину киммерийца. Удар откинул сильное тело варвара на каменный пол. Раздалось глухое рычание — тихое, с затаенной угрозой. Конан вскочил на ноги и обернулся.
— Прах и пепел! — вырвался возглас.