- На каком основании вы вернули мне заказ на две колонки?!
- Основание,- говорит он,- простое: имеются более срочные и более важные заказы треста Морнефть, а вам придется обойтись пока тремя колонками.
- И в самом деле, Ольга Петровна,- вмешался в разговор А. П.,- вы вполне обойдетесь тремя колонками, ведь вы еще можете работать на старых.
- А почему это вы решаете за меня, могу я обойтись или нет? - ответила я резко, сама не зная зачем.
- Я не за вас решаю, я знаю состояние вашей лаборатории,-ответил мне А. П. и продолжал: - А нам нужно срочно укомплектовать аппаратурой отряды морской разведки. И мне кажется, вы зря волнуетесь, Ольга Петровна.
Его спокойствие окончательно вывело меня из равновесия. Вместо того, чтобы действительно утихомириться и уйти, я еще больше раскипятилась и стала говорить черт знает что, под конец сказала ему страшную глупость:
-- Вашей морской нефтью еще и не пахнет, мне надо исследовать реальную нефть!
- Ею никогда и не будет пахнуть, если все будут помогать нам так, как вы, Ольга Петровна,- и в голосе А. П. появились какито новые, металлические нотки, которых я никогда раньше не замечала.
Ох, и дура же я!
И если бы А. П. был один, я бы не задумываясь, извинилась, но глупая гордость помешала мне это сделать при Штанько. Я выбежала из кабинета, не сказав больше ни слова.
И чего я упрямилась? А. П. тысячу раз прав. Мы можем еще работать на старых колонках.
Какая я все-таки в сравнении с ним плохая! Когда Таня попросила его проверить холодильники, он немедленно приехал и возился с ними почти три часа. По его предложению мы изменили соединения в электроаппаратуре, повысили вольтаж, и микрохолодильники стали работать лучше, теплопоглощение увеличилось вдвое. Теперь я в них уверена. И вот как я ему отплатила! А ведь сейчас ему, должно быть, очень трудно. Надежда Ивановна говорила мне, что он спит всего по три-четыре часа в сутки. Завтра же пойду к нему и извинюсь за все, за все!
8 июня. Так мне и надо! Я не спала всю ночь. Наделала глупостей, а теперь мучаюсь. Вчера хотела пойти в Морнефть и извиниться перед ним, но не решилась.
А сегодня встретила его на улице. Мы шли с Таней и почти столкнулись с ним. Я опять растерялась и не могла сказать ни слова. А. П. разговаривал и шутил с Таней так, словно меня и не было рядом. Хороша бы я была, если бы полезла к нему со своими извинениями. Да и к чему извиняться?
Надо же иметь гордость.
9 и ю н я. Сегодня встретила Родионова. Опять объяснялся в любви. Это у него, очевидно, вошло в привычку. Тане Верезиной клялся, Гале Федоровой тоже. Любе Фроловой, Ане Крутиковой... Мне окончательно стало ясно, какой он устощенный человек. А ведь я его раньше считала неплохим. Как можно ошибаться в человеке! Почему он такой?
У него, кажется, нет друзей среди мужчин, кроме этого противного подхалима Белоцерковского. Но больше всего он ненавидит (да, именно ненавидит) А. П. Ненавидит за его талант, за его порядочность и, возможно, еще кое за что.
Он завидует любому чужому успеху, радуется любой чужой неудаче. Взять хоть бы сегодняшний случай. К нам зашел Зарубин. И как ему, бедному, не повезло! Его окатило масляным дистиллятом. Костюм, кажется, пропал. Но не это его расстроило. Когда он пытался отскочить в сторону, то споткнулся и уронил свою полевую сумку в прямок с кислым гудроном. В сумке были какие-то его рукописи и блокноты с записями. И вот Родионов, узнав от кого-то об этой нелепой истории, с злорадным смакованием пересказал ее мне.
И повозилась же Таня с пострадавшими бумагами! Почти все спасла. Зарубин все благодарил ее и стоял перед ней красный, не зная, куда девать свои длинные руки. И удивительно! Таня на этот раз не рассмеялась, как обычно, не начала подтрунивать над ним и, кажется, тоже чуть-чуть покраснела.
Ю июня. Закончили сборку сорока аппаратов. Через неделю повезем их испытывать на промысел Белые камни.
12 июня. Какое в этому году жаркое лето! Девчата в обеденный перерыв бегают в купальню. Надо будет что-то предпринять, чтобы снизить температуру в помещениях. А что, если в каждой лабораторий установить по микрохолодильнику? Нет, этого еще нельзя сделать, могут быть неприятные последствия. Надо сначала проверить наш способ защиты. А пока можно будет охладить помещения по методу А. П. Попрошу Ашурбека заняться этим делом.
13 июня. Звонил Штанько, сообщил, что две последние колонки готовы. Он сказал: Скажите за них спасибо А. П.: он в ущерб своим заказам настоял на изготовлении для вас этих колонок.
Еще одна приятная новость: наша лаборатория передана тресту Морнефть.
Я чаще буду видеть А. П. Впрочем, не знаю, хорошо ли это. Встречи с ним и приятны и мучительны. Со мною он так сдержан и холоден!
14 и ю н я. А. П. и Сорокин,- какие они разные и в то же время не такие, как все.
К А. П. большинство людей относится с уважением, и я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что не просто с уважением, а с любовью. Правда, есть люди вроде Родионова, которые ею ненавидят: Но это люди непорядочные, и их неприязнь к А. П. лишь подчеркивает хорошее и высокое в нем.
Совсем другое дело Сорокин. Я не слышала, чтобы о нем кто-нибудь плохо отзывался, но и нет людей, которые им восхищаются. Все в нем в меру. И не больше и не меньше.
И этим он, я бы сказала, неприятен. Он словно не живет, а наблюдает жизнь со стороны.
И потому-то удивительна дружба этих людей. Говорят, что в первые годы после войны они очень дружили. Сейчас разная работа, разные интересы, очевидно, несколько разъединили их. Но хорошая мужская дружба у них осталась.
Какая я чудачка! Рассуждаю о порядочности, а сама поступаю нехорошо.
Сегодня после работы я сидела на берегу моря в Приморском парке. Читала. Вдруг вижу-идут А. П. и Сорокин.
Не заметив меня, они сели совсем близко. Мне следовало встать и уйти, а я осталась. А. П. интересно рассказывал о своей поездке в Москву. Потом молча курили. Сорокин почти ничего не говорил. Он лишь задавал А. П. вопросы.
А. П. время от времени набирал в руки камешки и, как мальчишка, кидал их в воду.
- В детстве я любил прыгать вниз головой вон с той скалы,-неожиданно после длинной паузы заговорил А. П., показывая на утес, повисший над морем.
Сорокин с сомнением покачал головой.
- Не веришь?-с мальчишеским задором сказал А. П. и встал.- Идем прыгнем.
Сорокин нехотя пошел за А. П.
Я не на шутку испугалась. Но мне было интересно посмотреть. Хватит ли смелости у Сорокина прыгнуть с такой высоты. Однако неудобно было оставаться дольше, и я ушла в глубь парка. Вскоре я вернулась. Они снова сидели над обрывом: А. П. с мокрой головой, а у Сррокина действительно, должно быть, не хватило духу. Голова его была суха, Я поздоровалась. Сорокин любезно подвинулся, уступая мне место рядом с А. П.
-Нет, спасибо,-сказала я,-хочу прыгнуть в море вон с того утеса. Мне не терпелось увидеть, какое впечатление это произведет на Сорокина. Я была уверена, что он побоялся дрыгать вместе с А. П. Не хотите ли тоже попробовать?-добавила я. Но он в ответ лишь недовольно глянул на меня двоими белесыми глазами.
На мне был купальный костюм, и я, отойдя за большой камень, сбросила с себя платье. Однако когда посмотрела с выступа утеса вниз, то пожалела, что похвалилась. С такой высоты я никогда еще не прыгала. Но отступать было поздно. А. П. подошел ко мне и сказал: -Может быть, не надо, Ольга Петровна?. И спасибо ему. Мужество вернулось ко мне. Я прыгнула. К счастью, удачно.
Когда я вновь поднялась на берег, Сорокин встретил меня злым взглядом. Вскоре он ушел, придумав какой-то предлог.
- Смелый вы человек, Ольга Петровна! - сказал мне А. П.- Сорокин и тот не решился прыгать с этого утеса. По правде сказать, я за вас очень боялся.-И он засмеялся.
- Я и сама боялась,-призналась я.-А что, Сорокина вы считаете храбрым человеком?
- Несомненно. Я пробыл с ним вместе около года на фронте, и труса он никогда не праздновал. И вообще, он хороший человек. Правда?
Я ничего не ответила, вспомнив взгляд, которым меня наградил Сорокин.
15 июня. Сегодня мне с утра захотелось посидеть на берегу одной. Взяв книгу, я отправилась за Приморский парк. Устроившись под скалистыми утесами, я любовалась морем, которое еще не совсем успокоилось после недавнего шторма. Кругом было тихо и безлюдно. Сюда редко кто заглядывает.
Но сегодня, часов в десять, недалеко от устья Каменистой, я заметила детей - девочку лет шести и мальчика лет десяти. Они играли, бросая в воду камешки. Мальчик не отходил от девочки, не позволяя ей приближаться к обрыву. Вскоре я увидела еще одного человека - инженера Сорокина. Он сидел да противоположном берегу. Ни дети, ни Сорокин меня не заметили. Чем-то заинтересованный, мальчик на время забыл про сестру, а она подошла очень близко к краю обрыва. На крутом склоне песок под ее ножками осыпался, и она, громко вскрикнув, покатилась вниз. Я поняла, что девочка упала в воду и ее может унести в море. Не подымаясь наверх, я со всех ног кинулась вдоль берега, намереваясь перехватить девочку в устье речки. Но опоздала. Девочку, а вместе с ней и мальчика, бросившегося ей на помощь, течением уже вынесло в море.
Я бросилась в воду. В платье плыть было неудобно. Перепуганная девочка крепко вцепилась в брата, а он, уже выбившись из сил, с трудом держался на воде. Это оказались дети геолога Королева - Витя и Лена.
Во всей этой истории меня поражает одно; почему инженер Сорокин, видя, что дети тонут, не ринулся их спасать? Что за трусость! А впрочем, он, возможно, и не видел всего этого. Когда я вышла с ребятами из воды, на берегу никого не было, Может, Сорокин ушел еще до того, как девочка упаиа в воду. На этом записи в дневнике заканчивались.