Киммериец пересказал Кушаду все, что, по его мнению, имело важность для мага, не забыв и бурю, и женщину в белом, и странное поведение этого юноши, Герарда, которое не давало ему покоя.
— Далеко, далеко… — бормотал старец, ощупывая руками костяную пластину с вырезанными на ней человеческими фигурками. — Одно могу сказать: сейчас она тебя отпустит, но не забудет, и ты с ней еще повстречаешься. Берегись ее. Она не хочет тебе зла, ты просто нужен ей как мужчина, но это может повлечь за собой большие неприятности для тебя.
— Кто же она? — воскликнул Конан.
— Этого я не могу разобрать, — вздохнул старый чародей. — Очень сильно закручены магические вихри… Но вот что я тебе скажу; постоянно будь начеку!
— Спасибо тебе. Ты уже в который раз мне помогаешь. Я всегда буду помнить об этом. — Варвар пожал сухие пальцы старика.
— Береги себя, — повторил старец, подняв голову, как будто пытаясь увидеть киммерийца. — Спасибо, что навестил меня. А теперь тебе пора. Прощай.
— Здесь тебе понравится, господин. — Хозяин постоялого двора открыл дверь в небольшую комнатку на втором этаже.
Помещение и в самом деле было неплохое — светлые стены, большое окно, выходящее в тенистый двор, старая деревянная кровать с балдахином, высокий кованый сундук, над которым висело круглое зеркало, и два стула с плетенными из тростника спинками. В углу на трехногом столике стояли бронзовый кувшин, чаша для умывания и масляная лампа. Все было довольно чистое и крепкое на вид.
— Хорошо, можешь идти, — Герард положил на стул свой мешочек и протянул хозяину несколько серебряных монет. — Я пробуду у тебя два дня.
— Если тебе нужно будет поесть, — хозяин запнулся, пробуя монету на зуб, — спустишься вниз — там у нас небольшая харчевня. Мы всегда рады хорошим гостям. — Кланяясь, он вышел за дверь.
Герард прошелся по комнате, выглянул в окно, закрыл его, задернул занавеску, вернулся к двери, запер ее на задвижку. Потом он вытащил из кожаного мешка, лежавшего на стуле, небольшой ларец черного дерева. Сняв с шеи маленький ключик, он отомкнул ларец и вынул оттуда несколько флакончиков, наполненных разноцветными жидкостями, пиалы, длинный гребень из слоновой кости и какие-то продолговатые полированные камни. Разложив содержимое ларца на крышке сундука, он скинул с себя одежду и бросил ее на кровать, потом взял флакончик побольше и, слегка поморщившись, отпил несколько глотков. Подождав некоторое время, он взял другой сосуд, накапал снадобья себе на ладонь и, обмакивая в жидкость указательный палец, провел несколько линий на лбу, груди, вдоль живота. Потом он брызнул на себя из третьего флакона и замер, выставив вперед руки с поднятыми вверх ладонями, как будто что-то хотел оттолкнуть от себя.
Внезапно его отражение в зеркале начало стремительно изменяться, лицо стало более тонким и нежным, линии тела приобрели мягкость и округлость, волосы стали длинными, почти до пояса.
Еще несколько мгновений — и вместо худощавого юноши перед зеркалом стояла прекрасная обнаженная женщина, придирчиво оглядывающая свое тело. Легкими движениями ладоней она гладила свои груди, живот и бедра, и ее лицо с пронзительными черными глазами выражало несказанное блаженство.
На кровати вместо небрежно брошенных измятых несвежих рубашек, кожаной безрукавки и шаровар непонятного цвета появились короткое платье, шаровары, накидка и бурнус. Вся одежда была снежно-белого цвета, как будто только что от прачки.
Сбросив ненавистное мужское обличие, Гермия словно избавилась от оков. До чего же ей надоело жить среди этих грубых мужланов в трюме «Утренней звезды»! Желание обрести свой облик было так велико, что она не утерпела и позволила себе на некоторое время снова стать женщиной в ту страшную бурю, когда вся эта мерзкая солдатня, либо молилась богам, либо тупо дремала, надеясь таким образом переждать буйство стихии. Никто ее не заметил, даже Конан. Конан! Вот кого она жаждала видеть каждое мгновение!
Гермия присела на край кровати и, расчесывая свои длинные густые волосы, погрузилась в воспоминания о том, как ей удалось увлечь киммерийца там, на берегу реки. Никогда еще она не испытывала большего наслаждения с мужчиной! Если бы только она могла быть рядом с ним, но, разумеется, не в обличье этого рубаки Герарда, а настоящей женщиной, которую он любил бы, как тогда…
Колдунья поежилась — давал о себе знать вечерний холодок. Она накинула на себя одежду и, присев около сундука, принялась сливать в широкое плоское блюдо жидкости из разных флаконов. Смесь шипела и пузырилась, меняла цвет, а Гермия все колдовала и колдовала, пока на блюде не образовалась, наконец, мазь голубоватого цвета.
Женщина потерла ею висевшее перед ней зеркало и прошептала несколько магических заклинаний. Поверхность зеркала покрылась рябью, потом потускнела, оно как бы вдавилось внутрь стены, приняв форму вогнутой чаши, и в глубине его возникло мутное изображение корабля, охваченного пламенем. Фигура дракона на носу обуглилась и покорежилась.
— Так я и зналась — скрипнула зубами колдунья. — Этой посудине осталось существовать недолго. Придется использовать другой путь…
Гермия нараспев произнесла еще несколько слов, и картинка в зеркале стала тускнеть и уменьшаться и вскоре исчезла совсем. На ее месте возникла другая: два рослых воина собирались, по-видимому, в дальний путь. Они надели на себя перевязи для мечей и, проверив клинки, вложили оружие в ножны. За пояс заткнули несколько кинжалов, за спиной закрепили луки и колчаны со стрелами.
Колдунья шепнула еще пару заклинаний, фигурки воинов увеличились, и стало видно, что это две женщины, сильные, как гладиаторы. Могучие мышцы, однако, не уродовали их тел, а только подчеркивали их красоту. Лица воительниц, обрамленные густыми светлыми волосами, спадающими на плечи, были красивы и решительны, как у бойцов перед схваткой. Одна из женщин обернулась назад и подозвала к себе кого-то. Гермия сделала несколько округлых движений перед зеркалом, и там появился какой-то дворик, где конюхи седлали лошадей и навьючивали поклажу на мулов.
— Вот вы-то мне и нужны! — Глаза колдуньи загорелись, она быстро собрала свои принадлежности в ларец, опустила его в кожаный мешочек, затем, взмахнув рукой, вернула зеркало в прежнее состояние и, поглядев через щель двери, осторожно выскользнула из комнаты.
Неслышными шагами она спустилась по лестнице, миновала пустой коридорчик внизу и вышла на улицу. Оглянувшись по сторонам, Гермия устремилась вперед по пустынной улице.
Она не знала точно, куда идет, но сила вела ее в нужном направлении, она уверенно находила в сплетении улиц нужные повороты и перекрестки. На ней не было накидки, скрывающей лицо, и пару раз подгулявшие матросы пытались пристать к ней, но она небрежно отмахивалась от них и твердо продолжала свой путь.
Вот перед ней показалась цель ее путешествия — небольшая гостиница на окраине города. Она уже видела закрытые ворота дворика, причем точно знала, что ей надо именно туда.
— Не спеши так, красотка! — раздался совсем рядом чей-то голос.
Гермия, не оглядываясь, прошла мимо кривого проулка, в глубине которого стояли, впившись в нее глазами, трое вооруженных людей.
— Стой, я тебе говорю! Вот сучка, ты что, не слышишь? — Подбежавший к ней подвыпивший человек — видимо, чей-то охранник, судя по оружию, которым он был обвешан, — схватил ее за локоть. — Давай прогуляемся, ты мне подходишь, — развязно предложил он, крепко вцепившись в рукав ее платья.
— Отстань, ублюдок! — Гермия смерила нахала презрительным взглядом.
— Ха, гляди-ка, Вархид, эта шлюшка еще сопротивляется! — Человек цокнул языком, подзывая своих приятелей.
— Да? — удивился один из них. — Сейчас мы ее выучим, как обращаться с настоящими мужчинами.
Молниеносно извернувшись, как змея, колдунья левой рукой так хватила по уху назойливого охранника, что бедолага осел на землю, даже не сообразив, что произошло.
— Ах, ты так! — Его приятель сдернул с пояса плеть. — Хаммад, лови ее, сейчас я ей покажу…
— Ну вот, пожалуй, и все! — Акила поправила перевязь, на которой висел внушительных размеров прямой меч. — Паина, мы можем выезжать.
— Да, уже смеркается, самое время, — ответила ее подруга и, подозвав к себе вошедшего караванщика, спросила: — Все готово?
— Еще немного, госпожа, лошади уже оседланы, осталось погрузить пару вьюков, и можем отправляться.
— Поторопись, — вмешалась Акила, — нам надо выйти из города еще до ночи.
— Иду, госпожа! — Караванщик, повернувшись на каблуках щеголеватых хауранских сапог, вышел из комнаты и поспешил во двор.
— Ленивое туранское племя! — выругалась Паина, когда дверь за ним закрылась.
— Они все такие, что поделаешь, — вздохнула Акила.
Подруги с трудом наняли караванщиков, согласившихся пройти с ними через пустыню и степь к северному берегу моря Вилайет. Правда, и цену те запросили немалую, но дело того стоило. В тюках, которыми был навьючен десяток смирных и равнодушных ко всему мулов, находилось оружие. Акила рассчитывала уже летом собрать своих сторонниц и начать борьбу со своей сестрой Бризейс за трон Страны амазонок.
Когда они очутились в Султанапуре, Акила случайно встретила там одну из своих соплеменниц — амазонки иногда приходили в Туран договориться о поставках оружия или купить какой-нибудь товар, которого не было у них в стране. Эта женщина рассказала ей, как обстоят там дела, как воительницы стонут от правления Бризейс, и, самое главное, с готовностью согласилась сообщить тем, на кого можно было рассчитывать, что Акила скоро появится. Теперь, когда она прислала гонца с сообщением, что ее ждут, можно было выступать, чтобы, как надеялась Акила, сбросить с трона эту мерзавку, свою вероломную сестрицу.
Можно было, конечно, нанять корабль, но это обошлось бы еще дороже, тем более что дальше все равно пришлось бы идти по суше. Так лучше уж сразу везти все караваном — так решили они с Паиной, ее единственной оставшейся в живых подругой.
Женщины спустились вниз, где их ожидали закончившие, наконец, погрузку караванщики. Акила уже приготовилась дать команду выезжать, как вдруг с улицы донеслись крики, звон оружия и какой-то шум. Приоткрыв створку ворот, Акила выглянула наружу. То, что она увидела, было лучше самого веселого представления, которое ей приходилось когда-либо видеть.
— Ты посмотри, Паина! — подозвала она подругу.
На площади перед постоялым двором двое мужчин пытались поймать молодую женщину в белом платье.
— Лови ее, Хаммад! Экая сучка! — Краснорожий широкоплечий здоровяк со всего размаху опустил плеть на спину женщины.
Акила, хотя и привыкла ко многому, на мгновение зажмурила глаза, ожидая услышать треск разрываемой кожи и отчаянный крик боли, но женщина непостижимым образом уклонилась в сторону. Мелькнула в воздухе узкая ладонь, и здоровяк с воем схватился за лицо, мигом окрасившееся кровью.
— Вот это да! — Акила не могла отвести глаз от происходящего.