- Ах да, вы уже говорили. Так вы цените Шпенглера за честность?
- Несомненно. Кроме того, он тонкий мыслитель и блестящий стилист.
- Но разве не стал он идеологом немецкого фашизма? И не говорите мне, что я смешиваю нацизм с немецкой культурой. Та борозда, которую распахал Освальд Шпенглер, очень удобна для прорастания нацистских идей: судьба, противостоящая причинности, общность крови, инстинкт мужчины-солдата, этика хищного зверя...
- О, вы знаток, - сказал д'Арильи.
- Кстати, наиболее интересное, что у него есть - идею замкнутых, умирающих культур, - Шпенглер заимствовал у Данилевского. Так что напрасно он считал себя Коперником истории.
- Данилевский? Никогда не слышал такого имени.
- Данилевский писал о подобных вещах еще в прошлом веке.
- Я думал, вы физик, Дятлов, а вы, оказывается, философ.
- Я всю жизнь занимался проблемой будущего, - ответил Дятлов, - а это и физика, и философия. Шпенглер назвал дату смерти Европы - 2000 год. Меня интересуют другие сроки. Я хочу знать, что будет через тысячу лет. Более того, я хочу увидеть это собственными глазами. И я думаю, мое желание выполнимо.
- Вы, русские, большие оптимисты, - сказал д'Арильи.
Они стояли перед высоким угрюмым домом.
- Нам сюда. - Гектор толкнул тяжелую створку.
На лестнице было сумрачно. Пахло кошками. Сквозь пыльные окна с остатками витражей пробивался серый свет. Они поднялись на третий этаж и остановились у облупленной бурой двери, край которой был густо усыпан кнопками. Гектор долго изучал подписи под кнопками, потом нажал на одну четыре раза. Никто не открывал. Гектор помешкал и нажал еще раз. В недрах квартиры что-то пискнуло, дверь дрогнула и отворилась. Седая полная дама в халате с красными драконами молча смотрела на них.
- Мы к Николаю Ивановичу, - робко сказал Гектор.
Дама посторонилась. Гектор и Пьер вошли в пахнущий керосином и капустой полумрак. Пока они искали дорогу в темных закоулках, Пьер дважды стукнулся о сундуки, запутался в сыром белье и сбил плечом велосипедную раму. Жилье Николая Ивановича - узкая непомерно длинная комната с высоченным потолком - оказалось в конце сложной сети коридоров. Хозяин сидел у единственного окна за столом, рабочим и обеденным одновременно. На углу его стыл стакан бледного чая. Меж грудами книг и стопками исписанных листков голубоватой бумаги выглядывали кусок затвердевшего сыра, банка с остатками варенья, плетеная тарелочка с растерзанным хлебом. Бритый человек в круглых железных очках близоруко сощурился, протягивая мягкую сильную руку.
Выслушав историю Пьера, Николай Иванович задумался. Гектор и Пьер сидели на шатких стульях, а хозяин, стоя у стола, рассеянно ворошил бумаги. За стеной плакал ребенок. "Несчастье ты мое", - явственно произнес высокий женский голос. Грянули в дверь, раздался зловещий крик: "К телефону!" Пьер вздрогнул.
- Простите, - сказал Николай Иванович, выходя.
Вернувшись через пять минут, он сконфуженно объяснил:
- Домоуправ. Просит, чудак, чтобы я жильцам лекцию прочитал. О международном положении. - Он сокрушенно махнул рукой, забарабанил по столу. Потом воскликнул: - Что ж это я! Сейчас чай поставлю. Вот у меня и повидло...
- Нет, нет, спасибо. Мы только что из чайханы, - сказал Гектор.
- Ах так, - пробормотал Николай Иванович. - Ну а Харилай? Харилай что вам сказал?
- Он предлагает собрать Всемирный Совет.
- И правильно! - обрадовался Николай Иванович. - Вот и я так считаю. А вы, вы-то сами как думаете, голубчик?
Утром явился связной от соседей справа и сказал Дятлову, что они отходят на юг и через десять - пятнадцать минут с их стороны надо ждать немецкие танки.
- Мы перехватили радиограмму бошей: они собираются отрезать нас от Дрома. Речь шла о десанте.
- Похоже, только мы мешаем немцам замкнуть кольцо, - сказал Дятлов Декуру, когда связной ушел. - Пройдите по траншеям, Жак. Поговорите с ребятами. Сейчас будет... Да что там, сами знаете.
Декур исчез.
- Базиль, - сказал вдруг Пьер, - что вы тогда говорили про будущее?
- Тебе не хотелось бы слетать на тысячу лет вперед, малыш? В гости.
- Сказки, Базиль.
- Вовсе нет. Ладно, мы еще потолкуем об этом. А сейчас... - Дятлов обернулся к д'Арильи, - уходите, право. Эрвье вас ждет.
- Подождет.
Д'Арильи остался. И был убит в самом начале боя. Тихо скользнул по стенке траншеи и сложился на дне, устроив голову на горке пустых пулеметных лент.
А когда немцев отбили, пришел Буше.
- Представь себе число песчинок на этом берегу. - Широкое движение руки над охристой уходящей вдаль полосой, и взгляд Пьера послушно оторвался от нежной зелени миртовой рощи, следуя за приглашающим жестом. - Число капель в этом море. Представь себе пустоту. Всякая мысль есть мысль о чем-то. Чтобы мысли рождались и жили...
Волны мерно ударяли в берег, на секунду возникала и таяла белая молния пены.
- Мыслимые же формы суть идеи, сущности вещей. Идеи блага, истины, красоты - это сущие реальности, но они бестелесны, мир их совершенен и вечен. - Курчавый бородач в белом хитоне светлыми глазами смотрел на Пьера.
"Суть, сущие, сущности". Пьер потерянно моргал.
- Не люди ли придумали эти идеи, Платон? А ведь люди не вечны, - сказал юноша с широким гладким лицом.
- Я отвечу тебе так, Харитон. Души вещей живут до своих жалких воплощений, наряду с ними и после них. А людям, - Платон поднял палец, свойственно стремление обратить свою смертную природу в бессмертную и вечную, идеальную. Что есть счастье, свобода, жизнь человека в сравнении с государством, то есть идеей человеческого сообщества!
На всхолмии под высоким синим небом стоял беломраморный храм. Шесть кариатид западного портика смотрели в море, второй портик легкой ионической колоннадой открывался им навстречу.
За спинами учеников мелькнула голубая туника Елены. Она перехватила взгляд Пьера и подошла.
- Вам не нравится?
- Что вы, напротив, - сказал он. - Где мы?
- В Пирее, - прошептала она.
- А мне показалось...
- Да ты меня не слушаешь! - загремел философ, но сразу же смягчился. Ты, видно, утомлен дорогой, и мысли твои рассеяны. Я понимаю твое нетерпение: попасть сюда в пору жатвы в год великих Панафиней и пропустить облачение Паллады в пеплос - это невозвратимая потеря. Ступай же, не теряй времени.
Толпа учеников двинулась вслед за Платоном к храму, оставив Пьера с девушкой на развилке дорог. Он снова взглянул на портик, перед глазами встала картинка из школьного учебника.
- Ведь это Эрехтейон?