— А защищать женщин кто будет?
От неожиданности я подавилась шашлыком и некоторое время находилась в пограничном состоянии между кашлем и смехом, жестами запретив вскочившему Коле приближаться к моей спине.
— Защищать от кого, Коля? От женщин? От дождя? Может, от диких зверей, которые эффективно разгонялись тлеющей головешкой еще во времена каменного матриархата? Да вы утеряли последние остатки совести, если пытаетесь предложить самкам свои услуги по защите от себя же! Так делают только начинающие бандюганы-неудачники!
— Нет уж, извини! — воскликнул Коля. — Но войны…
Я усмехнулась, отодвинула тарелку и подвинула вазу с фруктами. Пришло время десерта.
— Войны, Коля, это вариант организации самого дешевого тендера, который проходит самотеком. Самцы уходят драться, чтобы к самкам вернулись самые сильные и удачливые носители эволюционной пыльцы, — не важно, свои или чужие, — а прочие остались за бортом. Так делают и лоси, и петухи, и прочий скот. У людей обычно развязывают войну те поганцы, кто останется затем дома, с самками. Они и обеспечивают потомство, пока несостоявшиеся сперматозоиды маршируют на бойню с песнями. В этом, Коля, вселенский обман всех войн.
— Ах так?! — воскликнул Коля. — То есть ты отвергаешь и доблесть, и мужской героизм…
— Мужской героизм, Коля, это миф, которым тебя с детства зомбировали, чтобы ты согласился умереть, когда это потребуется роду и самкам. Ведь если тебе признаются, что ты низшая каста человеческого рода, такие, как ты, нужны природе один на тысячу, а вас так много бегает лишь для того, чтобы вы бились до смерти в бесконечном тендере за самок — разве тебе захочется жить и проявлять свое мужество и героизм? Если тебе скажут, что мужчины — каста лишних, созданная для того, чтобы жертвовать ими при любом форсмажоре, затыкать любое пекло… Да ты психанешь и повесишься! Неужели тебе так запекли мозги сказками про героизм, что никогда не приходила в голову элементарная мысль: у природы нет и никогда не было idiotishe героизма! Кто сказал тебе, что слово «мужество» означает что-то хорошее с точки зрения Вселенной? На подвиги и опасности род отправляет тех, кем не жалко пожертвовать, вооружив их песнями про мужество, чтоб шагали охотнее. Любая война — это всего лишь сброс генетического балласта и крэш-тест поколения. Но тебя с детства зомбируют сказками про героизм, мужество и солдатиков. Про то, как тебе следует отслужить в армии, ты станешь человеком и женишься. А ты — ты лишний, Коля! Вас и ваших сперматозоидов огромное стадо! Ваша задача — виться вокруг яйцеклетки и безжалостно рвать друг друга, пока одному из вас не повезете ней слиться. Понимаешь?
Настала тишина. Казалось, даже соседние столики напряглись. Впрочем, вряд ли тут многие понимали русский.
— Но кому-то же повезет? — уныло спросил Коля.
— Все так думают, — отрезала я. — Однако в итоге это решает только самка. Извини.
Я достала мобильник и привычно посмотрела на часы. В третьем тысячелетии часы носят только лохи. Коля, однако, истолковал мой жест по-своему.
— Что, сообщения шлют? — спросил он с неожиданно странной интонацией.
— Пустое… — отмахнулась я и потрепала его по плечу. Не знаю, почему мне пришло в голову ответить такой архаичной фразой, но наверняка следовало выразиться более развернуто, например "пустое беспокойство, мой друг". Или: "полно вам, батенька". Или: "право, что вам за печаль, сударь?" Атак Коля решил, будто мне пришло пустое сообщение. Это было написано на его лице, но разубеждать я поленилась.
— Прости, если обидела, — сказала я, вставая. — Я же не тебя лично, я вообще про самцов. В следующий раз ты расскажешь мне, какие мы никчемные, самки-блонди. А сейчас мне пора.
— Куда? — изумился Коля, тоже вставая.
— У меня здесь одно небольшое дело.
— Так пойдем вместе!
— Это дело личное, — объяснила я. — Ты со мной не пойдешь.
Посвящать его в тайну Nazi Ort у меня, разумеется, не было ни малейшего желания.
— Какое личное дело? — Коля был на грани истерики. — Ты же… Ты же приехала со мной! Мы же… Мы же… Ты… У тебя свидание? С кем? С кем? Зачем?!
— Я вернусь через несколько часов, — терпеливо объяснила я.
— Пожалуйста… — прошептал Коля, — Иленочка, почему ты не хочешь, чтоб я пошел с тобой?
— Успокойся! — Мне пришлось рявкнуть. — Будь мужчиной!
Коля остолбенел, а я повернулась и ушла. В тот момент вряд ли я осознавала, как неприятно прозвучал этот императив в контексте прошедшего дискурса.
Мне потребовалось всего полчаса, и даже авто ловить не пришлось. Первые десять минут я петляла по расфуфыренной курортной зоне, проверяя, не пошел ли Коля следом. Но он не пошел. Тогда я вынула смартфон, включила GPS и пошла в нужном направлении. Наш отель выбирал Коля, но я подсказала ему, где именно выбирать, чтобы нужная мне точка оказалась в получасе ходьбы. Но она оказалась даже ближе. Надо сказать, что отель, в который мы заселились, был не самым плохим вариантом, но обладал настолько скучным названием, которое достойно упоминания лишь в какой-нибудь бульварной книжке и лишь в качестве рекламы за достаточно большую сумму. Он назывался "Управляющий не понял моего английского и денег за рекламу не дал".
Я прошла по береговой полосе, отбросила взглядом несколько заискивающих улыбок местных служек, поднялась по мраморным ступенькам, прошла мимо бассейнов, где плавились туши курортников, не подозревавших, похоже, о существовании моря этажом ниже по лестнице. И попала в соседний отель с точно таким же названием.
Он казался даже менее шикарен, по крайней мере корпуса были пониже, а отдыхающих — побольше. Поблуждав по лабиринту тропинок, я вышла к внешним воротам, которые передо мной услужливо распахнул турок. Точка, что отметил Кутузов, оказалась именно здесь, у ворот. Но ни ворота, ни прилагавшийся к ним турок в камзоле никак не походили на гаджет исполнения желаний.
Логичнее было предположить, что Кутузов предусмотрительно запомнил по прибытии GPS-координаты отеля. Видимо, идея растолковать позже чумазому таксисту положение ворот в масштабах ойкумены мыслилась ему удачнее, чем показать бирку ключа.
Однако я так мало вытянула информации из предыдущих точек, что уходить отсюда с пустыми руками мне не хотелос совершенно. Покопавшись в смартфончике, я нашла фотографию Кутузова и принялась допрашивать служку.
Поначалу он не понимал моего английского и все пытался объяснить, что сейчас такого господина в отеле не проживает Но я была настойчива, служка вызвонил двух друзей, и об вспомнили, что это господин отдыхал здесь год назад с супругой. Я принялась допытываться, как он выглядел и как себя вел, и много ли пил, но на этот счет они то ли ничего не могли вспомнить, то ли считали, что это слишком приватная инфор мация для незнакомой леди. Я попыталась обаять турков, мне это почти удалось: один из них, тот, чей английский бы лучше всего, все-таки сообщил мне некую странную вещь, которая запомнилась именно ему. Факт оказался странным: господин Кутузов удивил персонал тем, что приехал в Анталию не бледным, как все европейцы, а уже сильно загоревшим. Его лицо покрывал ровный темный загар, хотя глаза были — белыми. Он так и сказал: глаза белые. При этом господин Кутузов вел себя так, будто не отдыхал очень давно — спал, ел постоянно жарился на солнце. Я согласилась, что для курортника это странно. Попрощалась с болтливыми турками и ушла.
Когда я вышла из ворот, первой моей мыслью было — спуститься к вечереющему морю и искупаться. Но мне стало банально лень тащиться. И эта неожиданная лень, как стало ясно через десять минут, избавила меня насколько можно от целого букета проблем — физических, юридических и моральных.
Я отправилась в наш отель — в номер, спать. Дверь оказалась не запертой. А посреди гостиной в петле из электропровода висел Коля. Его лицо (если такое можно назвать лицом) не забуду уже никогда.
Надо отдать должное туркам: они примчались на мой визг куда проворнее, чем носили тарелки за ужином. Что они дела ли дальше, я не видела, но через полчаса предо мной появился интеллигентный турок-врач, который на почти чистом английском сообщил, что жизнь Коли вне опасности, хотя в госпитале придется провести неделю. Пожалуй, тут я приняла единственно верное решение, полезное для всех, и для Коли в первую очередь: отдала врачу все деньги, что у меня были, и составила для Коли краткую записку — такую, которая бы помогла ему выздороветь. В ней я просила простить меня за необдуманную истерику, которую устроила ему по причине смены климата и чисто женских дел. А также клялась, что у меня нет и не было здесь никаких мужчин и никаких свиданий, но после случившегося я в таком шоке, что врач срочно депортировал меня домой. По большому счету все это являлось правдой. Врач действительно помог мне погрузиться в такси, которое вскоре уже несло меня в аэропорт.
Как сообщили через пару дней изобильные SMS, Коля прочел мою записку, повеселел и шел на поправку. Мужчина — слабое, неудачно спроектированное животное, которому очень нужно все время чувствовать свое превосходство и незаменимость. Я позволила себе забыть об этом и чуть не поплатилась кармой.
Стоило мне выйти из самолета, мобильник в ладони начал трястись, и трясся так долго, словно бы сама Москва протянула невидимую когтистую ладонь и поздравляла меня с прибытием. Одиннадцать SMS от карманного вебмастера Гоши были похожи на диафильм под названием «Истерика». Помимо эмоций и восклицательных знаков в них явно был сюжет, завязка, развязка и кульминация. Зачем этот идиот решил докладывать мне о каких-то вирусах и каких-то атаках на наши сайты, если сам с ними благополучно справился, осталось загадкой, думать над которой было лень. Я покопалась в своем смартфоне и временно внесла Гошу в черный список, чтобы больше он меня не отвлекал ерундой. Мне уже давно было не до мелких интернет-проектов.
Впереди меня ждала та самая загадочная точка, которую Кутузов зачем-то отметил в Москве. Что самое интересное: точка располагалась у далекого метро «Домодедовская», откуда ходили маршрутки в одноименный аэропорт. Это я поняла, уже когда заказывала билеты в Анталию, но, как я уже говорила, следуя своей логике, решила во что бы то ни стало сперва съездить на курорт, а уж после заняться московской точкой, потому что иначе отдых мог не удасться. Впрочем, не могу сказать, что он сильно удался.
Теперь же тянуть время не имело смысла: выволочив сумку из маршрутки, я сверилась с координатами GPS: нужное место было двадцатью метрами правее. Она оказалась точкой в самом прямом смысле — крохотным салоном мобильной связи, где среди стеклянных витрин бродил одинокий инфант с такой испорченной кожей, что фирменный желтый козырек на его лбу казался целебным лейкопластырем. На бэйджике значилось лаконичное: "Игнат".
— Вам помочь? — заученно обернулся Игнат и весьма похоже изобразил заинтересованность.
Несчастная мобильная лавка ничем не напоминала Nazi Ort. Кроме того, я уже хорошо изучила привычки моего Кутузова и знала, что он фиксировал координаты лишь тех мест, куда планировал вернуться. Чем его могло заинтересовать это место? Покупал здесь московскую карточку, приехав из аэропорта? Но зачем ему понадобилось запоминать точку?
Я снова раскопала в смартфоне портрет Кутузова и протянула его Игнату.
— Вы его видели, не так ли? — спросила я, хотя рассчитывать на такую удачу особенно не приходилось.
На лице Игната отразилось такое смятение, словно он вытянул экзаменационный билет на китайском языке и теперь не понимает, то ли над ним пошутили, то ли он прогулял так много. Но он решил держаться молодцом. Все это отразилось на его лице, и я решила, что Кутузова он определенно видел. Но я ошиблась.
— А что с ним случилось? — осторожно произнес инфант, уставившись в девайс.
— Он умер. Попал в аварию.
— Он не похож на мертвый, — удивился инфант, переворачивая смартфон пузом вниз. — А вы уверены, что у нас его покупали?
Это меня взбесило.
— При чем тут смартфон?! Я спрашиваю про мужика на фотографии, Dummkopfrotznase!
Инфант снова уставился на фотографию.