Как и следовало ожидать, разговор с менеджерами — их там тоже сидело трое — вышел долгим, полным языковых барьеров и до тоски безрезультатным. Нет, в Тибет вертолеты из туристической компании не летали. Что было связано, как я поняла, с какими-то внутренними визами. Филиалов в Лхасе у них не было. И ничего посоветовать не могли, лишь совали мне проспект с экскурсиями на какие-то озера. Когда я прямолинейно заявила, что мне нужна вершина Кайлаша, один из них, что сидел справа и все время молчал, вдруг поднялся и на достаточно хорошем английском чеканно объяснил, что Кайлаш — священная гора, никто никогда на ее вершине не был и никогда не будет.
Вернувшись в гостиницу, я пообедала в тамошнем кафе для иностранцев, решив, что питаться в ориентальных закусочных, не зная традиций и названий блюд, отдельный experience, который следует отложить до худших времен. В номере я слегка побегала по интернету, а потом легла на кровать и стала думать.
По-любому выходило, что мне надо ехать в Лхасу. Единственное, чего не хотелось, — это встретить там Жанну. Я постаралась не думать о мерзавке, но это мне не удалось. Дальнейший ход своей мысли я в мельчайших подробностях восстановила позже, раз за разом вспоминая эту сцену.
Откинувшись на кровать, я обвела взглядом комнату, и взгляд мой, вероятно, упал на дешевую гостиничную репродукцию, где самым пошлым образом изображались два упитанных пекинеса на фоне пагоды. Наверно, так бы выглядела для иностранца в московской международной гостинице фотография матрешки на стене. Но поскольку последний раз я видела пекинесов в аэропорту, когда те обнюхивали мой багаж в поисках наркотиков, а про судьбу наркоманов Китая я читала по ссылке именно у Жанны, мысль моя снова вернулась к ней.
И в этот момент — каюсь — я подумала, что если бы мне удалось провезти немножко кокаина или хотя бы купить где-нибудь здесь в трущобах (я уверена, его удастся найти даже в Северной Корее, никакой закон не остановит)… то можно было бы преподнести Жанне какой-нибудь подарочек. Какой-то предмет, сувенир или брелок, запрятав глубоко внутри маленький сверточек. После чего деликатно сообщить властям, у кого и где искать. И это бы полностью и навсегда решило для меня проблему Жанны…
Эта идея выглядит достаточно sophisticated, если ее пытаешься формулировать вслух. Но в реальности, как это всегда бывает с идеей, она сверкнула в моей голове в один момент, и кольнула достаточно больно, когда я, наконец, осознала ее смысл. Мне редко бывает стыдно, поскольку я не совершаю поступков, за которые можно себя стыдить. Но это был как раз такой случай.
Я потупилась и непроизвольно закусила губу. С этого момента я помню все события четко: я сидела на койке в номере и размышляла о том, что все имеет предел, и, видимо, в своих поисках я докатилась до своего морального предела, если мне начали лезть в голову мысли такого уровня подлости и кровожадности.
Разумеется, о воплощении этого замысла я не думала. Я думала о душе: о том, что моя душа зачерствела и покрылась пылью, и ей необходима чистка, о которой мне очень тактично намекал смотритель Дацана. Потому что даже само появление подобного рода идей — это очень тревожный сигнал. И как хорошо, что моя внутренняя сигнализация еще работает.
И в этот момент раздался звонок мобильника. Принимать звонки в китайском роуминге не хотелось, вдобавок я не представляла себе абонента, разговор с которыми мог оказаться актуален здесь и сейчас — в Пекине, в гостинице. Но мобильник упорно звонил, и когда я поглядела на экран, по спине побежал неприятный холодок: это была Жанна.
— Здравствуй, Жаннетт, — ответила я прохладно. — Слушаю тебя внимательно.
— Здравствуй, Гугель, — проскрипела Жанна странноватым, словно извиняющимся тоном. — Ты просила, чтобы я тебе вернула твой мобильник? Я готова тебе его вернуть.
— Очень приятно, — ответила я медленно и после долгой паузы. — Но ты знаешь, я давно купила себе другой. В новой модели еще больше экран и еще качественней камера.
Трубка посопела.
— Пусть у тебя будет два, — ответила Жанна, — зачем мне твой мобильник?
— Действительно, зачем? — усмехнулась я. — Хорошо, спасибо. Мне приятно, что у тебя прорезались остатки совести.
— Где ты остановилась? — без паузы спросила Жанна.
— Нет, Жаннетт, спасибо, мне не нужны гости, — ответила я.
— Ты не поняла, — раздраженно произнесла Жаннетт. — Я не напрашиваюсь к тебе в гости, я только отдам тебе твой мобильник и сразу уйду.
— Ну, хорошо-о-о, — медленно согласилась я, чувствуя, что неприятный холодок на спине вернулся и превратился в настоящий сквозняк. — Давай завтра?
— Завтра я уезжаю в Лхасу, — сообщила Жанна с плохо скрываемым вызовом. — Давай сегодня.
— Хорошо, — согласилась я кротко и продиктовала адрес.
— Я недалеко, буду через полчаса, — сообщила Жанна.
— Жду тебя, — ответила я. — Буду или у себя в номере, или в баре — спросишь у портье, он хорошо знает английский.
Мне понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы собрать свои вещи, нотики, шнуры, разбросанную по ванной косметику и выехать из отеля.
Перед уходом я сообщила портье, что меня преследуют соотечественники-наркоторговцы: в самое ближайшее время здесь появится барышня, которая будет обо мне спрашивать, при ней окажется мобильный коммуникатор, в котором у нее всегда запрятана доза наркотиков.
Мне пришлось повторить это несколько раз, убедившись, что он меня понял. Наконец в нем проснулся нескрываемый профессиональный интерес, и он принялся меня убеждать подождать развития событий. Но я его уверила, что вечером обязательно сюда вернусь, и в доказательство оплатила номер еще на четыре дня. Когда я уходила, он уже куда-то звонил.
Но прежде чем отправиться на вокзал, я сделала крюк по кварталу, убедилась, что за мной не следят, и засела неподалеку в кафешку, из которой хорошо просматривался вход в отель.
Оказалось, поезд в Лхасу идет из Пекина двое суток. Причем это оказались одни из самых ужасных суток в моей жизни. Меня раньше никогда не укачивало в поездах, но когда дорога пошла через горы, меня накрыло. Сперва появилась легкость и жить показалось так весело, что я принялась писать жизнерадостные SMS всем подряд, включая Дашу и Павлика, и меня не особенно заботило полное отсутствие мобильной сети. Но вскоре накатила усталость, застучало сердце в такт колесам и захотелось спать. Я попыталась заснуть, но сердце стучало все сильнее и воздуха не хватало. Затем пришло головокружение, а когда я принялась слушать плеер, добавились боль в висках и тошнота, а из носа пошла кровь.
Помню, как я смотрела на окровавленный носовой платок и отрешенно думала, что Жанне все-таки удалось нанести мне последний удар, подсыпав какую-то гадость в пельмени, что я съела в той кафешке. А может, она успела слепить в своей тюремной камере фигурку из хлебного мякиша и проткнула иглой сердце? К счастью, в этот момент явилась китаянка-проводница.
Она не знала английского совершенно, зато прекрасно знала, что делать: без слов принесла мне из служебных недр баллончик с кислородной маской. Мне сразу стало лучше настолько, что я смогла понимать язык жестов. Жестами китаянка изобразила поезд, гору, высокую гору, очень высокую гору, а затем схватилась за горло, изображая удушье. Изобразив все это последовательно, она сделала руками жест совершенно неопределенный, но успокаивающий — мол, так должно быть в этом поезде, и главное — не забывать прикладываться к кислородному баллончику. Меня успокоила отточенность ее жестов — становилось понятно, что это не импровизация, а ей приходится часто повторять это объяснение.
Когда поезд подъехал к Лхасе, я могла немного перемешаться, но голова оставалась пустой и тяжелой и дико кружилась. Как я оказалась в гостинице и как вообще нашла ее — этого я не помню. Но когда пришла в себя, я лежала на кровати, а повсюду вокруг были разбросаны знакомые кислородные баллончики, частично пустые — видно, я накупила у проводницы целую кучу, а потом дышала всеми по очереди.
Так прошло несколько дней. Еду мне носила обслуга гостиницы, но есть я смогла только на третьи сутки. На четвертые — впервые вышла из номера. На пятый день нашла в Лхасе интернет-кафе — мой мобильник отказался выходить в интернет, и я его выключила. Интернетом здесь тоже заведовали почему-то китайцы с военной выправкой и глазами политруков. Но неприятнее было то, что интернет здесь ползал до отвращения медленно, а все русские и американские сайты не открывались. Несмотря на это, я все же выяснила, что город Лхаса находится на высоте 3600 метров, то есть на вполне серьезной горе. Поезд же проходил перевалы и по 5000 метров, что уже близко к высотам Эльбруса и Казбека. Высота Кайлаш больше, но половину пути к ней я уже проделала. Википедия утверждала, что на такой высоте горная болезнь вполне может проявляться, хотя мои симптомы, особенно такой силы, должны были начаться гораздо выше. Из этого следовал неутешительный вывод, что мой хрупкий организм меньше всех остальных предназначен для гор, и делать ему здесь абсолютно нечего, а уж о путешествии-на вершину Кайлаш следует забыть.
Это придало сил — всегда бесит, когда окружающий мир начинает намекать, что тебе что-то запрещено, хочется делать назло. Назло миру я отправилась в местный ресторанчик и впервые за эти дни крепко пообедала. После чего назло миру отправилась налегке осматривать Лхасу.
По сравнению с Пекином, его толпами, авто и небоскребами, Лхаса казалась деревней. Это был даже не Елец в сравнении с Москвой и даже не какое-нибудь Лазаревское. Здесь царило ощущение не провинции и не захолустья, а тот особый дух природы, которого я никогда не замечала в мегаполисе. Пока ты живешь среди растяжек, промо, автомобилей и макдоналдсов, кажется, что это и есть центр Ойкумены, вокруг которой вертится та пестрая обочина жизни, состоящая из россыпи мелких Ultima Thule, что существуют л ишь для того, чтобы о них изредка писал нам глянцевый National Geographic.
Когда ты попадаешь в Пекин, оказывается, что твоя Ойкумена не центр мира и не представляет интереса для всех тех миллиардов, тех, у кого есть Поднебесная со своим местным глянцем.
Но здесь, в Лхасе, я впервые поняла, что и московско-европейско-американская Ойкумена, и азиатская Поднебесная, и вообще весь этот автомобильно-рекламный глянец, по сути, не более чем островок плесени, распустившийся на вершине земного булыжника. И этому булыжнику совершенно наплевать на страсти и битвы внутри плесени, которая решила, что она теперь центральный смысл бытия лишь потому, что научилась где-то там, в своих плесневых кушах, повышать продажи.
Эти философские прозрения о тщетности цивилизации, начавшие меня посещать в Лхасе, никак не влияли на мое решение взобраться на Кайлаш. Напротив, я начинала подозревать, что именно там, помимо исполнения воли, мне откроется какой-то дополнительный смысл бытия. Но чисто технически мои philosophisch прозрения имели неприятную сторону: из них следовало, что найти вертолет здесь будет очень и очень трудно. Я пока не представляла, где найду его и как уговорю доставить меня на Кайлаш, хотя присутствие китайских патрулей говорило о том, что, несмотря на ослабевшее дыхание цивилизации, здесь есть по крайней мере военные базы и спасательные службы.
Горная болезнь отступала постепенно, и я давила ее как могла: поставила себе цель ходить каждый день пешком не менее шести часов. Я обошла все кафе для иностранцев в городе, побывала в местных дворцах, осмотрела все достопримечательности. Меня помнили во всех закусочных, где я питалась пельменями из мяса яков, мне приветливо улыбались все продавцы сувениров на рынке. Почувствовав, что окончательно освоилась в этом городе, я решила приступить к делам.
Но в этот день случилась неприятность: банкомат в местном банке не принял мою карточку. Это было странно, потому что я трижды уже пользовалась этим банкоматом за время своего пребывания в Лхасе, и все было нормально. Оставался второй банкомат в неком отеле в старой части города, но он тоже мою карточку выплюнул. Я вернулась в офис китайского банка и устроила там разборку. Мой английский понимали с трудом, а отвечать норовили на китайском и сообщить ничего не могли. Несмотря на местную дешевизну, наличных денег у меня оставалось на пару дней пребывания. Денег не было даже на обратный билет, если бы я согласилась капитулировать.
Вернувшись в свой отельчик, я наконец включила мобильник, о котором давно забыла, поняв, что с интернетом он теперь никак не связан. Интернета по-прежнему не было, а вот мобильная сеть имелась. Удивительно, за эти дни я никому так и не понадобилась. Отсутствие сообщений о пропущенных звонках я еще могла списать на причуды роуминга местной сети, но мне не пришло за это время ни одного SMS, кроме краткого «pozvoni» от Павлика. Оказалось, стоит на неделю выпасть из мира плесени растущих продаж, как она тоже тебя забывает. Сколько прошло времени с того корпоратива? Пару недель я оформляла визы, сутки была в Пекине… Ну, пусть неделя с учетом поезда в Лхасу, и еще неделю я торчу здесь. Месяц понадобился, чтобы Корпорация со всеми делами и партнерами забыла меня напрочь!
Я взяла смартфончик и позвонила Даше. У нас с ней состоялся короткий, но содержательный разговор.
— Дарья! — воскликнула я. — Это Илена! Я говорю из Тибета, я в Лхасе! Здесь потрясающе, и я уже почти добралась до нашей горы Кайлаш! Ноу меня возникла проблема: почему-то заблокипровалась кредитка, а мне позарез нужна наличность! Дарья, во-первых, вам следует…
— Спасибо за звонок, Илена Петровна, — перебила Даша с той характерной офисной приветливостью, которая придумана маркетологами, чтобы маскировать брезгливость. — Я полагаю, существует traditional алгоритм получения помощи в путешествиях через специальные учреждения, посольства и социальные службы. Полагаю, звонок вам туда будет дешевле, чем в Москву, и намного результативнее.
— Даша, ты охренела? — спросила я тихо. — Ты как со мной разговариваешь? Это я, Лена Сквоттер!
— What's the problem? — холодно осведомилась она, и я за тысячи миль почувствовала, как надменно изгибается выщипанная бровь на ее холеной мордочке.
— Дашка! — Я повысила голос. — Мне нужна помощь!!! Меня тут чуть не разобрали на органы! Я чуть не сдохла от горной болезни! Я почти у самого Кайлаша — пару дней езды на джипе! Но у меня заблокирована кредитка!
— Илена, если вам интересен my opinion, я не одобряю вашей туристической авантюры, — отрезала она.
— Дашка!!! — заорала я в трубку, срываясь на визг. — Да как ты смеешь?! Я тебя одела, обула, поставила на ноги и выучила манерам! Я ж тебя, сучку, подняла из грязи!
— Держите себя в руках, Илена Петровна, — сухо перебила Даша. — Поверьте, я straordinario высоко ценю ваши consulenza и бережно храню в памяти все уроки, которые вы мне преподали во время нашей практики. Все это, no doubt, было очень важно для моего становления. Но если вы считаете, что, принимая ваши уроки, я подписывала какие-то обязательства перед вами на будущее, то вам следовало заранее согласовать со мной полный список этих обязательств. В данный момент я ничем вам помочь не могу — цейтнот и дидлайн, вы понимаете. Milles pardons. Было очень приятно с вами пообщаться, всего доброго.