— Положи свое оружие, Повелитель, — сказал индеец, — и подойди к стене. — А затем, поскольку Грейдон заколебался: — Не бойся, мы будем рядом…
Голос того, невидимого, сурово прервал его. Индеец покачал головой и встал рядом с Грейдоном. Его товарищ встал по другую сторону. Грейдон понял, что им приказано остаться сзади. Он положил винтовку на пол и шепнул индейцам, чтобы они повиновались. Вытащив пистолет из подмышечной кобуры, он пошел вперед к стене. И когда остановился, свет погас.
Темнота длилась только мгновение. Когда снова зажегся свет, одна стена исчезла. Там, где она была, протянулся коридор, широкий, хорошо освещенный. По обеим его сторонам стояла цепочка индейцев. Еще одна цепочка встала между Грейдоном и его любимым ослом.
Черные прямые волосы индейцев поддерживались узкими золотыми лентами. Люди были обнажены, если не считать коротких юбочек из простеганного желтого шелка. Все это Грейдон зафиксировал одним быстрым взглядом. А затем его взгляд остановился на стоящем рядом мужчине.
Это был человек гигантского роста. Его лицо было лицом чистокровного представителя той расы, к которой принадлежали Суарра и Ластру. Или было таковым до катастрофы или сражения, изуродовавших его.
Человек на добрых восемь дюймов возвышался над шестидюймовым Грейдоном. Его серебристо-белые волосы были острижены на затылке до самой шеи. Волосы стягивались лентой цвета янтарного лака. От правого виска к подбородку шли четыре синевато-багровые полосы. Шрамы. С плеч спадала кольчуга черного металла, вроде той, что носили крестоносцы. Бедра и ноги до колен были прикрыты коваными кольчужными штанами. Ниже, от колен до лодыжек, ноги были защищены поножами. На ногах были сандалии.
Правая рука по локоть была отрублена, и к этому локтю было прикреплено золотой лентой смертоносное трехфутовое металлическое острие. За поясом — короткий двойной топор, точное подобие того, что служил символом власти на древнем Крите.
Человек выглядел достаточно грозно, но Грейдон, заглянув ему в глаза, вновь обрел уверенность. Морщинки от смеха в углах глаз, и юмор, и терпимость, которые не смогли полностью изгладиться даже сейчас, когда в глазах стояли подозрение и замешательство. И, несмотря на его серебряные волосы, человек не был стар. Лет сорок, самое большее, расценил Грейдон.
Человек заговорил на аймара порывистым, хриплым, раскатистым басом:
— Итак, ты хочешь видеть Хаона. Хорошо, ты его увидишь. И не нужно обвинять нас в отсутствии признательности за то, что я заставил тебя так долго ждать и отобрал у тебя оружие. Но Темный хитер, а также Ластру, чтоб его разорвали на клочки его же собственные Ксинли! Это не первый случай, когда он пытается всучить нам шпионов под видом тех, кто мог бы помочь нам. Мое имя Ригер. Моя чернота не такая, что у Темного, но я тоже хитрый. Но может быть, ты ничего не знаешь о Темном, а, пришелец?
Он сделал паузу, глаза его смотрели остро и проницательно.
— Немного я о нем слышал, — осторожно сказал Грейдон.
— А, так немного ты о нем слышал! Хорошо, и что ты, услышав это немногое, о нем думаешь?
— Ничего! — ответил Грейдон, цитируя поговорку аймара. — Ничего, из-за чего мне бы захотелось сесть с ним щека к щеке и есть на завтрак его пищу.
— Хо-хо! — загрохотал гигант, и его острие закачалось опасно близко. — Но это хорошо! Я должен буду сказать Хаону, что…
— А кроме того, — сказал Грейдон, — разве он не враг… не ее враг? — и поднял браслет.
Ригер оборвал свой смех, приказывая что-то своей охране.
— Иди со мной, — сказал он Грейдону.
Грейдон повиновался. Но перед тем оглянулся и увидел, что два индейца в высшей степени осторожно подняли его винтовку, а затем встали по бокам его осла. Пытаясь поспеть за широким шагом Ригера, он подумал с беспокойством, поставил ли он винтовку на предохранитель, прежде чем положить ее. Потом решил, что поставил.
Он начал испытывать серьезное сомнение. Грейдон построил все надежды, основываясь на мысли, что Хаон, кем бы он ни был, являясь злейшим врагом Ластру, будет рад принять его я сам поэтому поможет Грейдону вернуться к Суарре. И Грейдон решил, что расскажет Хаону всю историю знакомства с Суаррой и что за этим последовало.
Но теперь все это начинало казаться слишком наивным. Ситуация складывалась не так уж просто. Помимо прочего, что он знает об этих людях и их зловещем искусстве? Все эти человеко-пауки, человеко-ящеры, и один бог знает, какие еще чудовища… И, в конце концов, что он на самом деле знает об этом до крайности жутком, невозможном создании — Матери Змей?
На мгновение Грейдон почувствовал отчаяние. И твердо решил не поддаваться ему. Ему нужно придумать что-то новое, и все. Но у него мало времени, чтобы сделать это. Лучше не строить вообще никаких планов до тех пор, пока он не встретится с Хаоном и не получит возможность понять его.
Резкий окрик вновь встревожил Грейдона. Коридор впереди был перегорожен огромными, черного металла дверями. Охраняла двери двойная цепь одетых в желтые юбочки воинов. Первый ряд ощетинился копьями. Во втором — лучники. Воинами предводительствовал коренастый, карликового роста индеец, который чуть не выронил свой двойной топор, когда увидел Грейдона.
Ригер прошептал ему что-то. Предводитель кивнул и топнул ногой по полу. Створки двери отошли друг от друга. Показались складки тонкой как паутина занавеси.
— Пойду расскажу Хаону о вас, — громыхнул Ригер. — Жди и будь терпелив. — Он растворился среди паутины занавеси.
Грейдон ждал. Молча взирали на него охранники. Тянулись долгие минуты.
Прозвонил колокол. Огромная дверь распахнулась. Грейдон услышал доносившийся из-за паутины приглушенный шум голосов. Предводитель кивнул двум спутникам Грейдона.
Ведя за собой осла, они прошли в скрытое занавесом помещение. Снова долгое ожидание, а затем — снова колокол и открывшаяся дверь. Предводитель подал знак, и Грейдон шагнул вперед и прошел сквозь паутину.
Глаза его ослепило то, что казалось солнечным светом, льющимся через янтарное стекло. Потом детали сделались резче. У него создалось смутное представление о стенах, покрытых драпировочной тканью. Грейдон сощурился и увидел, что потолок помещения из того же полированного камня, что и в коридорах. Но янтарного, а не черного. Яркий свет исходил от множества спиралей, образованных сверкающими, вращающимися атомами.
Засмеялась женщина. Он посмотрел на смеющуюся — и рванулся вперед, на губах его было имя Суарры. Кто-то схватил его за руку и оттащил…
И внезапно он понял, что смеющаяся женщина — не Суарра.
Она лежала, растянувшись на низком ложе, приподнятая голова опиралась на длинную белую руку. Она была старше, но ее прелестное лицо было двойником лица Суарры. И, как у Суарры, у нее были клубящиеся, черные как ночь волосы. На этом сходство кончалось. На милом лице прекрасной девушки была чужая, издевательская насмешка. Безупречные губы тронуты налетом жестокости, и что-то бесчеловечное было в ее темных глазах.
В них не было ничего от нежности глаз Суарры. Что-то было в ее лице, пожалуй, от того, что Грейдон видел в лице Ластру, когда свора динозавров охотилась за алым Ткачом. Изящная белая нога соскользнула с ложа, небрежно коснулась пальцами шелковой сандалии.
— Наш незваный гость, кажется, слишком порывист, Дорина, — раздался на аймара мужской голос. — Если это просто дань твоей красоте, я рад этому. Однако мне кажется, что здесь что-то другое.
Говоривший поднялся с кресла, стоявшего в изголовье ложа. Его лицо было отмечено той необычной красотой, которая, казалось, была достоянием всей этой странной расы. Его глаза были голубого цвета. В таких глазах обычно светилось дружелюбие, но сейчас ничего подобного в них не было. Как и у Ригера, в его рыжеватых волосах была янтарная лента. Под белой, похожей на тогу, широкой одеждой Грейдон угадал тело атлета.
— Ты знаешь, что я не создательница снов, — растягивая слова, сказала женщина. — Я живу наяву. А где, кроме как во снах, я могла встретиться с ним? Однако, хотя я не создательница снов… возможно… я узнала…
Ее голос был томным, но во взгляде, которым она одарила Грейдона, сквозила злобная насмешка. Кровь прилила к лицу Хаона, глаза его сделались мрачными. Он резко проговорил одно короткое слово. Немедленно грудь Грейдона оказалась зажатой, как тисками, затрещали ребра.
Он задыхался. Руки его рванулись вверх, чтобы разорвать эту хватку. И столкнулся с тонкой, как струна, рукой, на которой, казалось, было меньше плоти, чем кожи. Он завертел головой. В двух футах над ним висело не имеющее подбородка получеловеческое лицо. Длинные, красные, нечеловеческие волосы пучками свисали на круто уходящий назад лоб. Налитые меланхолией круглые золотые глаза. Глаза, полные разума.
Человек-паук!
Как аркан, покрытая красными волосами нитевидная рука обвилась вокруг его горла. Другая подхватила его под колени и подняла в воздух.
Он услышал протестующий рев Ригера. Почти ничего не видя, он ударил в это оказавшееся близко лицо. И когда он ударил, крошечными огненными полосками вспыхнули камни золотого браслета. Грейдон услышал ворчание человека-паука, резкий крик Хаона.
Он почувствовал, что падает. Падает все быстрее — сквозь тьму. И больше уже ничего не чувствовал и не слышал.
Сознание Грейдона с трудом возвращалось. Гневно кричал прерывистый голос:
— На нем древний символ Матери! Он прошел ее охранников! Он обратил в бегство вонючих уродов — тех, кто служит Темному, будь проклято его имя! Снова говорю тебе, Хаон, это был человек, которого нужно было встретить вежливо. Человек, у которого было что сказать об очень важном деле… И не только вам, но и всему Братству! И вы, не выслушав его, швырнули его Кону! Что скажет Адена, когда узнает об этом? Клянусь каждой драгоценной чешуйкой ее колец, мы, так настойчиво стремящиеся добиться ее помощи, никогда не преодолеем ее безразличия! Этот человек мог заполучить ее для нас!
— Достаточно, Ригер, достаточно! — это был голос Хаона, подавленный голос.
— Достаточно? — бушевал гигант. — Может, вам приказал это сделать Темный? Клянусь Повелителем всех Повелителей, вас должно судить Братство!
— Ты, разумеется, прав, Ригер. Если ты думаешь, что так будет лучше, твой долг — созвать Братство. Я виноват, даже стыдно подумать. Когда чужестранец очнется от обморока, а я действительно убежден, что ничего плохого с ним не произошло, я извинюсь перед ним. И не я, а Братство решит, как поступить с ним.
— Все это, кажется, не льстит мне, — это сказала Дорина, сказала мягко и сладко. Слишком сладко. — Ты намекаешь, Ригер, что я — агент Темного? Поскольку это я, несомненно, вызвала ярость Хаона.
— Я ни на что не намекаю… — начал гигант, но его прервал Хаон: