В центре помещения находился овальный бассейн, в котором мерцала вода.
Люди-пауки собрались вместе, суетливо перещелкивались друг с другом и оглядывались.
Грейдон подошел к бассейну и дотронулся до одной из фигурок. Он более внимательно всмотрелся в эти фигурки — вырезанные из камня изображения безволосых и бесхвостых обезьян-полулюдей серого цвета. Длинная верхняя губа спадала на рот. Мускулистые кисти длинных рук, вцепившись в камень, на котором сидели обезьяно-люди, отступающие назад получеловеческие лбы. Во впадины глаз были вставлены драгоценные камни, напоминающие дымчатые топазы. Обезьяно-люди пристально уставились в бассейн этими глазами-топазами, в которых было что-то от загадочной меланхолии Кона и его товарищей.
Обойдя вокруг них, Грейдон заметил, что среди обезьянолюдей были как самцы, так и самки и что на каждом из них был венец. Венцы представляли собой скульптурные изображения полулюдей-полузмей.
Их кольца обвивались вокруг голов серых обезьяно-людей, словно солнечные змеи на коронах египетских фараонов.
Вниз, в безмолвный бассейн, круто спускались ступени желтого мрамора и исчезали в его глубине.
Любопытствуя, Грейдон направился к одной из трещин. Когда он подошел ближе, то увидел, что вся стена зала разрушена.
Здесь похозяйничала какая-то природная сила, из-за которой образовались трещины, вероятно, землетрясение или опускание почвы. Грейдон выглянул наружу. Он увидел равнину камней-исполинов.
Зал находился на самом краю подпиравшей небо горной цепи.
Солнце стояло низко. Восход? Если да, то он провел у Тени всего только ночь.
Он думал, что это длилось много дольше. Чуть погодя Грейдон выглянул снова: солнце садилось. Суровое испытание, которому он подвергся, длилось сутки.
Он повернул назад к Кону. Внезапно он осознал, что испытывает голод и жажду.
Под прямыми лучами света ясно вырисовывалась стена, в которой проходил выведший их в зал туннель.
Во всю свою тысячефутовую длину стена была покрыта картинами, созданными давно забытыми мастерами. Картинами, столь же богатыми деталями, как “Страшный суд” Микеланджело. Пейзажи, отличающиеся той же таинственной красотой, как картины Эль Греко или Давида. Портретная живопись, столь же правдивая, как у Гольбейна и Сарджена. Картины яркие и красочные, как у Боттичелли. Фантастические картины — но только потому, понял Грейдон, что они изображали неизвестный мир. В них не было ничего вымышленного, придуманного, нереального. Грейдон кинулся осмотреть их.
Город розово-коричневых куполов, его улицы окаймлены красными чешуйчатыми и зелеными деревьями. Листва деревьев — как огромные листья папоротника. На улицах — змее-люди, их несут в воздетых над головами носилках серые обезьяно-люди.
Ночной ландшафт. Созвездия безмятежно смотрят вниз на гладкие полы, покрытые кольцами, светящимися бледно-зеленым светом. Среди колец в каком-то странном обряде двигаются человеко-змеи.
В этих созвездиях было что-то необычное. Грейдон принялся рассматривать их.
Разумеется, Большая Медведица имеет теперь иные очертания. На картине четыре звезды ее ковша более походили на правильный четырехугольник. И Скорпион — звезды его ног не изогнуты по дуге, а образуют прямую линию.
Что ж, если картина изображает созвездия правильно, значит, на ней показаны небеса, какими они должны были быть сотни тысяч лет назад. Сколько эпох минуло с той поры, пока эти далекие светила переместились на то место, какое они занимают сегодня? От этой мысли у Грейдона голова пошла кругом.
Было нечто странное в изображении змее-людей. В них не было заметно того специфически человеческого, которое так заметно и так сверхъестественно проявлялось у Матери. Их головы были более длинными, более плоскими и более змеиными. Они развились из тела рептилий. Грейдон мог допустить реальность их существования, поскольку эволюция, идущая в условиях изменения окружающей среды, дает возможность появления разумных существ почти в любой разновидности животного мира. Грейдон понял, что именно казалось непостижимым в Женщине-Змее: внезапный переход от змеи к женщине.
Это было невозможно.
Он снова ощутил часто посещавшее его сомнение — была ли она на самом деле такой, какой он видел ее, или она силой своей воли неизвестно как создавала в мозгу тех, кто смотрел на нее, иллюзию детского тела и схожего по форме с сердцем изысканной красоты лица?
Грейдон вернулся к бассейну и более внимательно изучил венцы на головах серых обезьяно-людей. Они были как изображенные на стене змее-люди. Он сравнил их с браслетом на своем запястье. Что ж, кто бы ни вырезал эту фигурку, он видел Женщину-Змею такой же, какой ее видел Грейдон.
Удивленный, он вернулся к изучению расписанной картинами стены. Он долго смотрел на картину, где в огромном болоте барахтались чудовищные тела. Они высовывали из тины и грязи свои отвратительные головы, а над болотами хлопали большими и кожистыми, похожими на крылья летучих мышей, крыльями летучие ящеры.
Следующую картину Грейдон рассматривал еще дольше. Это было то же самое болото. На переднем плане — группа змее-людей. Они лежали, свернувшись кольцами, позади того, что выглядело как огромный кристаллический диск. Диск, казалось, быстро вращался.
Над всей трясиной, сражаясь с чудовищами, были крылатые огненные призраки.
Крылатые призраки, казалось, возникали из воздуха, стрелой мчались к чудовищам и окутывали их своими ослепительными, сверкающими крыльями.
И еще один город, изображенный в миниатюре по ту сторону озера, если смотреть на него из пещеры Женщины-Лягушки, — но вокруг него не было гор. Грейдона осенило, что это Ю-Атланчи незапамятного прошлого, из этого города спасались бегством змее-люди и те, кого они учили и воспитывали. Они бежали от медленного наступления льдов, остановить которое не могло все их мастерство и искусство.
Грейдон увидел флот странных судов. Одно из них отражало атаку гигантских морских ящеров.
Головы ящеров возвышались над мачтами кораблей.
В этой пещере, в этих картинах описывалась история навсегда утраченного мира. Картины пещеры — это запись о забытой эпохе земной истории.
Грейдон понял, что когда-то картинами были покрыты все четыре стены. На двух стенах картины были почти уничтожены, совершенно уничтожены там, где были трещины. Только на той стене, куда открывался выход их туннеля, картины полностью сохранились.
Что представлял собой этот зал?
Почему он оставлен?
Грейдон снова осознал, что испытывает жажду. Он вернулся к бассейну и услышал предостерегающие щелчки Кона.
Грейдон показал на бассейн и на свое горло. Чтобы не упустить ничего, он потер свой живот и изобразил жевательные движения. Человек-паук кивнул, пронесся к желтым ступеням, спустился по ним, окунул руку в воду, понюхал ее, осторожно попробовал, кивнул одобрительно и, наклонившись, начал сосать воду большими глотками. Грейдон стоял на коленях, черпал ее ладонями. Вода была свежая и холодная.
Кон пощелкал своим товарищам. Те расхаживали, исследуя щели. Они тотчас вернулись и принесли большие коричневые куски то ли гриба, то ли древесной плесени. Кон взял кусок, обмакнул его в воду и откусил с угла, остальное протянул Грейдону. Тот принял его с сомнением, но, попробовав, обнаружил, что на вкус это что-то вроде хлеба с приятным кисловатым привкусом. Гриб впитывал воду, словно губка.
Рядом с ним примостились на корточках три Ткача. Все торжественно макали куски гриба в воду бассейна и жевали.
Внезапно Грейдон расхохотался.
Наверняка ни у кого никогда не было такого обеда! Обеда на краю таинственного бассейна вместе с тремя присевшими на корточки алыми порождениями гротеска. Кто бы еще мог макать гриб в воду под взглядами глаз-топазов серых безволосых обезьяно-людей, разглядывая для увеселения картины истории Давно забытой эпохи. Он хохотал почти истерично.
Кон посмотрел на него и вопросительно пощелкал. Грейдон не мог прекратить свой смех.
Кон протянул свои длинные руки, поднял Грейдона и начал его укачивать взад-вперед, словно ребенка.
Грейдон приник к Кону. Истерика кончилась, и вместе с ней исчезла вся оставшаяся зараза от шепота Тени, все ненавистные соблазны сада зла. Тонкая пленка зла, облепившая его разум, исчезла, словно тина на воде под сильным очищающим ветром.
Ему хотелось спать. Ему еще никогда так не хотелось спать! Теперь он может уснуть, не боясь, что в него вползет Тень. Кон не позволит, чтобы такое случилось. Свет быстро тускнел. Солнце, должно быть, уже почти село. Он должен поспать несколько минут.
Руки человека-паука баюкали Грейдона.
Он провалился в глубочайший, без сновидений, сон.
В пещеру картин просочился рассвет. Грейдон сел и непонимающе оглянулся.
Он сидел на ложе из мха. Рядом с ним на корточках примостился один из человеко-пауков и изучал его печальными, загадочными глазами. Ни следа остальных человеко-пауков.
— Где Кон? — спросил Грейдон.