– Камуфляж, Миша, обычный камуфляж... И немного – проверка – не дошло ли до кого-либо что-либо. Или не знал ли кто чего заранее...
– Это не для моих мозгов, полковник... Я слишком мало знаю.
– Поэтому и будем говорить. Я должен тебя ввести в курс дела. Прежде, чем приплыву к десятке.
– А что там, за десяткой? Это? – Майкл кивнул на магнитофоны.
Поляновски молча включил воспроизведение.
Шипение, шорох ленты, неестественно громкий звук от какого-то движения рядом с микрофоном... Майкл слушал эти чисто технические шумы и старался сосредоточиться на мысли, только что промелькнувшей в голове: ему вдруг, с необыкновенной ясностью стало понятно, что в том ночном мороке с кузницей, собеседником его был командир спецподразделения Гамма-4, капитан Попов. И то, что он не прокачал его сразу, означало только то, что, разумеется, весь этот бредовый разговор о Слове Судьбы не мог быть ничем другим, как пьяным наваждением...
Потрескивание в динамике. Голос Майкла:
– Ну вот... Вы меня слышите?
Пауза. Шорох ленты.
– Вы меня понимаете?
– Да... – слабый, но чистый, молодой голос. И словно не тому же существу принадлежащее, прерывистое, свистящее дыхание.
– Да... Я... я умираю?
– Все будет хорошо... Назовите себя. Как вас зовут?
Пауза.
Поляновски с ускорением прокрутил ленту вперед.
– Меня... Странно... Да, у меня ведь было... было имя...
– Кто вы? Зачем вы здесь?
– Я... я обслуживала секвенсоры... В лаборатории дока Забровски... Меня... Меня зовут... Энн. Мое имя Энн... Моя... Моя мать... Я умру?
– Все будет хорошо.
Пауза. Позвякивание. Еще промотка.
– Вам лучше теперь?
– Что ты ей вводил, кстати? – Поляновски не отводил взгляда от лица Майкла. – Почему решил не пускать в ход Фиксатор?
– Я решил, что нам лучше все-таки знать реальное положение вещей, – не слишком покривил душой Майкл. – И еще, ведь, было распоряжение Марка.
– Может быть, ты и прав, Миша. Гораздо в большей степени, чем сам ты думаешь – неплохо нам знать, что нас там ждет, за десяткой... Так что же ты ей вводил?
– Противошоковую комбинацию, затем – психоэлеваторную. Из стандартного набора.
– Пусть будет так. Поехали дальше. О маме – опустим...
Еще перемотка. Стон. Дыхание – гораздо более прерывистое.
– Я... я не могла иначе... Когда все это случилось... у меня тест уже был... Вы же знаете... Они начали... тотальное тестирование... Всего персонала... Еще с прошлой осени... Или... Какой год... Какой год теперь? А... впрочем, зачем... В общем, у меня уже перевалило за восемь, когда все это вышло... Разрушение...
– Взрыв? Взрыв в нулевом секторе?
– Взрыв... Но... Они... Слушай, это очень... важно. Уже после шести или семи идут... первые симптомы...
– Спокойнее, спокойнее, все хорошо... Все будет хорошо... Какие именно симптомы?
– Воды еще...
– Вам сейчас нельзя... Я вот, ваткой... Смачиваю вам губы... Какие симптомы вы говорите?
– Ну... вся эта... биохимия. И потом – сны... И это... Ложные воспоминания... И когда изо сна... Вещи изо сна оказываются ЗДЕСЬ. А потом приходит ЭТО. Когда надо... слушаться.
– Кого вам надо было слушаться?
Еще перемотка. Серия непонятных звуков.
– Это я так... сказала, – голос стал очень слабым, паузы между словами растягивались. – Просто ты становишься... ЧАСТЬЮ ЭТОГО... Я знала, что это... придет. Я видела... тех, которые уже... И потом, когда мы ушли вниз... Не все ведь сразу, понимаете?.. И я видела, как... ПРЕВРАЩАЮТСЯ... Я очень боялась... Еще когда... Когда у дока Гернетта нам показывали... Макак этих... И даже, что у них с мышами, этими, с крысами... происходило... У меня был яд... Рицин. Но я... Не смогла. А потом... яд не помогает уже... Те – из нулевого держались на опиатах... Но не было... И стадия уже не та... Господи, они уже даже умереть не могли... Даже когда их... К-как куклы... И я... теперь...
Характерный звук. Потрескивание.
– Почему ты выключил запись, Миша?
– Надо было выводить ее из комы. Думал, что это – все...
– Скользко, Миша, очень скользко... – Поляновски снова включил воспроизведение.
– Вы знаете Кондэ? Жана-Поля Кондэ? Вы именно к нему обращались... И потом, тогда вы его предупредили: если он вас обманет... Помните? Вы говорили по-французски...
– Я... не говорю по французски... И не понимаю...
– Подумайте хорошо. Я сам слышал...
Булькающий, страшноватый звук. Не сразу и сообразишь, что это – то, что должно было быть смехом...
– Г-глупо... Вы... не можете понять... Это... не я... Вот что – моя мать не знает...
– Все, – Поляновски выключил магнитофон. – Дальше только ее личное. Когда мы подошли с Марком, она уже ничего членораздельного не говорила.
– Она упоминала еще имена...
– Ее родные. Брат. Подруги. Какой-то Ян. Не имеет смысла в этом копаться. Время уходит.