Анатолий Сергеевич МЕЛЬНИКОВ
ЛИТЕРАТУРНАЯ КАРЬЕРА ИНЖЕНЕРА ДЖОНСА
Нед начал с того, что усовершенствовал стремянку, которой пользовался в библиотеке. Библиотекой он называл книжные шкафы и полки, нагроможденные в коридоре до самого потолка. Его единственная жилая комната, насколько позволяло пространство, была забита электронной аппаратурой и измерительными приборами. На стенах с крючков и гвоздиков свисали мотки, а то и просто обрезки разноцветных проводов, напоминавшие воздушные корни орхидей. Под рукой был набор тестеров, паяльников, осциллографов, монтажных приспособлений. При желании из аккуратно рассортированных триодов, сопротивлений, транзисторов и конденсаторов можно было выложить красочное панно во всю стену.
Нед был молодым инженером, служившим в нью-йоркской фирме "Перколейтид коффи", с довольно скромным заработком. Свободное время он делил между изобретательством и увлечением литературой. Как многие прирожденные литераторы, он слишком поздно понял, каково его истинное призвание. Однако то, что он был инженером, не мешало, а скорее способствовало его литературным занятиям. Постоянный заработок гарантировал ему хлеб насущный.
Нед возился со стремянкой достаточно долго: приладил к ней мощный электродвигатель, оборудовал хитроумными цепными передачами и рычагами. Его усилия в конце концов были вознаграждены. Стремянка не только с легкостью поднимала его на нужный уровень, но, повинуясь сигналу с пульта управления, сама шагала по коридору от одного книжного шкафа к другому. Не требовалось даже спускаться на пол. Это было первой - хотя и незначительной - победой Неда Джонса на пути к литературной карьере. После усовершенствования стремянка, как подсчитал изобретатель, экономила приблизительно пять процентов его свободного времени, уходившего на поиски книг.
Читать он начал с детства, буквально еще сидя на горшке, когда жил с родителями на ферме в штате Кентукки. Мать усаживала его для этого занятия рядом со старинной этажеркой, уставленной книгами. Маленький Нед, стремясь скоротать время, вытаскивал те из них, до которых мог дотянуться, и рассматривал картинки. Постепенно он выучил буквы и начал разбирать отдельные слова.
Любознательность заставляла его передвигаться вместе с горшком вдоль этажерки. На нижней полке были книги по железнодорожному делу: дед его был когда-то машинистом паровоза. На ребенка производили впечатление картинки с рисунками семафоров и светофоров. Ему нравились цветные таблицы с красным, зеленым и желтым сигналами. Наверное, вот в такие минуты и родился у Неда интерес к чудесам техники, а это заставило его впоследствии выбрать профессию инженера.
Когда, по окончании всех дел, ребенок вставал, то на уровне его глаз оказывалось множество других загадочных названий: "Утопия", "Спартак", "Война с саламандрами", "Приключения Тома Сойера", "Кентерберийские рассказы", "Библия"...
Уже начав довольно уверенно читать, Нед не стремился запомнить имя автора - не придавал этому значения. Детская логика подсказывала: была бы книжка интересная, с картинками, а кто ее написал, не все ли равно! И еще долго он попадал впросак, чуть ли не до самых студенческих лет, когда начинал рассказывать об увлекшей его книге, но был не в силах вспомнить, кто ее написал.
Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна вызвали у него такой энтузиазм, что ему захотелось поделиться с кем-нибудь прочитанным. К тому времени он уже посещал школу, так что слушатели среди учащихся у него были. Тогда же у него появилась привычка записывать содержание книги и то, какие размышления она у него породила. Так у Неда выработался вкус к критическому анализу.
Он уже переехал в Нью-Йорк и учился в индустриальном колледже, когда ему в руки попал шпионский детектив "Полковник Сан", изданный под псевдонимом Р. Маркхэм. Манера .письма этого автора и то, как он описывал жестокость, вызвали у Неда внутренний протест. Как-то легко и просто его мысли - эмоционально окрашенные - легли на бумагу. Рецензия оказалась довольно немногословной. По недолгом размышлении Нед отправился со своим опусом в первую известную ему редакцию - "Литерари игземинер", располагавшуюся на Тайме-сквер.
Заведующий критическим отделом Джо Хаулетт страдал от насморка, вызванного резкими ветрами, которые часто дуют в городе осенью. Он говорил в нос, и от этого начинающий критик чувствовал себя особенно неуютно. Ему вдруг начало казаться, что он тоже ненароком простыл и у него вот-вот начнется насморк. Возникло ощущение неуверенности, которое усилилось, когда Джо дочитал его критическое исследование и заговорил:
- Во-первых, молодой человек, читатель может и не знать, что автора книги зовут Кингсли Эмис, ведь она вышла под его псевдонимом - Роберт Маркхэм. Вы же об этом скромно умалчиваете...
Неду захотелось кричать от досады - до чего сильны его "детские" привычки!
- Во-вторых, - гундосил между тем Джо Хаулетт, - книга издана больше года назад, и уважающий себя критик, даже начинающий, - он шутливо поклонился в сторону Неда, - обязан был с ней познакомиться сразу.
Джо сделал паузу, чтобы высморкаться в платок.
- В-третьих, рецензии на нее уже были напечатаны, так что вы явно опоздали. Наконец, в-четвертых, невозможно стать профессиональным критиком, прочитав одну-единственную книгу и оперируя только ее содержанием. В противном случае вы непременно упомянули бы имя Иэна Флеминга, породившего агента 007, и напомнили бы читателю, что Эмис здесь выступает как подражатель или, выражаясь научно, мистификатор. А известно ли вам, что Флеминг умер в 1964 году, а Эмис "подхватил эстафету" сразу же, так что уже в 1965 году вышло его "Досье Джеймса Бонда"?
Нед пытался что-то возразить, сказать в оправдание, что прочел уже немало, однако Джо немигающим взглядом заставил его замолчать.
- Критик обязан читать все, значительное и малозначительное, что составляет сферу его интересов. Существует презумпция того, что к моменту, когда он отважился назвать себя критиком, он прочел все, что было до этого дня написано человечеством, точнее теми, кто грамотен и талантлив.
Нед снова раскрыл рот, пытаясь что-то сказать, но редактор критического отдела продолжал:
- Вы, разумеется, понимаете, что я преувеличиваю, но только самую малость. Научитесь не отставать от других - и вы станете рядовым критиком. Если же вам удастся опередить их - вы будете ведущим, вне конкуренции. Возможно даже, вам посчастливится показать, что вы - гений, - хихикнул Джо. - А теперь берите свой опус и не появляйтесь до тех пор, пока не почувствуете, что у вас хватает на это смелости...
Урок, преподанный Неду в редакции "Литерари игземинер", вначале вызвал у него нечто вроде шока. Он вышел на Бродвей и поплелся в сторону Сентрал-парка, почти ничего не замечая по сторонам. Возле кинотеатра на Таймс-сквер к нему подошел невзрачного вида зазывала с намерением сунуть ему в руку зеленый листок с адресом какого-то притона. Нед отвернулся, а зазывала крикнул ему вслед что-то грубое. Напротив дорогого отеля с мраморными ступенями у входа Нед едва не столкнулся с немолодой, изысканно одетой дамой, которая рассматривала на тротуаре обозначенную золотой полоской "линию собственности".
Он спустился в метро под отелем "Веллингтон", не доходя до знаменитого концертного зала "Карнеги-холл", и отправился к себе на 92-ю улицу. По ошибке сел в поезд "экспресс", проскакивавший по нескольку станций кряду, и вышел на платформе 125-й улицы. Здесь над головой у него была граница Сентрал-парка и Гарлема. Нед перешел на противоположную платформу, однако снова сел не в тот поезд. Доехал до ближайшей к его дому станции по другой линии, и оттуда еще минут пятнадцать шел пешком.
Прочесть все то, что написано человечеством до сих пор... Кому такое под силу? Никто не отваживается даже приблизительно подсчитать объем написанного. А прочесть? Одно можно сказать наверняка: чтобы прочесть все книги и рукописи, не хватит одной человеческой жизни, если даже она целиком будет посвящена такой задаче.
Можно ли считать культурным человеком того, кто не читал, скажем, Сенеку? Или Платона?
Наверное, можно. А если ты не знаком с книгами Шекспира или Толстого? Тогда, наверное, нельзя.
Без этого англичанина и этого русского тебя уже будут считать - и вполне справедливо - человеком малообразованным, недостаточно культурным. А в чем заключается та неуловимая тонкость, та острая грань, по одну сторону которой ты - человек достаточно высокой культуры, а по другую - нет?
Голова раскалывается от мыслей. Но ведь все то, о чем он только что размышлял, справедливо для обычного человека, читателя. К критику с такой меркой не подойдешь. Критик, не проштудировавший Платона?.. Где же критику занять еще одну жизнь, которую он мог бы посвятить изучению всех мыслей, идей, изложенных человечеством на глине, папирусе, пергаменте, деревянных дощечках, на всевозможных сортах бумаги с тех пор, как была изобретена письменность? Независимо от того, чем писали в разные эпохи: палочками, кисточками, зубилом, гусиными перьями, "вечными" или шариковыми ручками?..
Современная цивилизация оказалась не на уровне требований, предъявляемых ею самой себе. Где-то должен быть создан центр с электронным мозгом, хранящим в памяти сведения о всех письменных источниках, созданных человечеством за всю свою историю. Эта гигантская память должна вмещать все, до единой строки. Доступ к этому богатству должен осуществляться из всех культурных центров планеты. Тогда любой человек в считанные секунды получит сведения о любом письменном источнике и, при желании, конечно, копию первоисточника.
Такова глобальная проблема. Ну, а его, Неда, частный случай? Джо Хаулетт говорил о необходимости обладать смелостью, чтобы назваться критиком. Рядовым критиком, по мысли Джо, стать трудно, но возможно. Кто же может стать критиком гениальным? Реально ли это?
"Стремись к самой высшей из доступных тебе целей. И не вступай в борьбу из-за безделиц", - так высказался современный немецкий философ Ганс Селье. Иными словами, нужно ставить себе лишь выполнимые задачи, а на остальное - не тратить времени и сил. Научиться читать быстрее - задача первоочередная. Существующие способы ускоренного чтения - лишь полумеры. Решить проблему поможет только техника.
У Неда возникла идея использовать аппарат для чтения микрофильмов, вернее, его принцип. Сам аппарат безнадежно устарел: текст остается неподвижным, а глаза бегают из стороны в сторону. Глаза сравнительно быстро устают, да еще процентов тридцать времени уходит впустую на то, чтобы перевести взгляд с конца одной строчки на начало следующей.
А что, если строку заставить двигаться? Попытки - правда, ограниченные - делаются на телевидении, в кино во время демонстрации рекламы и замысловатых заставок. Глаза останутся почти неподвижными, и, следовательно, на чтение будет тратиться меньше физической энергии.
Первые опыты показали, что Нед не ошибся в расчетах. Он сконструировал прибор с дисплеем, имевшим пятьдесят сантиметров по диагонали. Любой текст - книга, журнал, газета - помещался на плоскость, с которой считывался последовательно, строчка за строчкой, подвижным электронным лучом и передавался на дисплей.
Нед засек время и установил, что скорость чтения безо всякого для него напряжения возросла вдвое.
Он решил, что в будущем попробует комбинированную передачу двух строк, но пока его устраивала и такая скорость.
Можно было бросать вызов литературной элите.
Правда, оставалась еще одна проблема. Первые издания книг, выпускаемые в странах Запада по традиции в твердом переплете, стоят довольно дорого и доступны далеко не всем читателям. Нед мог, урезав насущные потребности, сэкономить средства на десяток книг в году. Но их же выходят сотни! Он ведь стремился к тому, чтобы быть не просто читателем, но стать хотя бы рядовым критиком. Выход, однако, был. В Нью-Йорке читающая публика широко пользуется библиотеками. Эта возможность была открыта и для Неда.
В течение первой недели после удачи с аппаратом ускоренного чтения Нед окрестил его "Аваланшем"[ Avalanche - обвал, лавина (англ.).] - он взял и затем вернул в местную библиотеку десятка два книг. Сухопарая мисс Фостер, блондинка средних лет, выдававшая ему книги, мило улыбалась, но ни о чем не спрашивала. Ее предки были выходцами из Англии, и ей свойственна была природная сдержанность.
"Аваланш" работал безупречно. Нед проглатывал книгу за книгой. Вначале он пропустил через аппарат американские бестселлеры года, и в первую очередь книги, получившие литературные премии: самую важную Пулитцеровскую, затем - "Америкен бук эвордс", премии Бэнкрофта и Эдгара Аллана По. Вслед за этим наступила очередь англичан.
В потоке книг, пропускаемых через аппарат, Нед обратил внимание на сочинение Джона Ле Карре "В одном немецком городке". Шестым чувством он распознал в авторе личность незаурядную. В короткой биографической справке говорилось, что настоящее имя автора - Дэвид Джон Мур Корнуэлл, а псевдоним он взял, поскольку находился на британской дипломатической службе за рубежом. Одно время он служил в посольстве Великобритании в Бонне.
При очередном посещении библиотеки Нед попросил мисс Фостер подобрать для него все имеющиеся книги Ле Карре. Вскоре он держал в руках "Звонок к усопшему", "Убийство по-джентльменски" и "Шпион, который пришел с холода".
С помощью "Аваланша" Нед прочел все три книги подряд и задумался. Мысленным взором он как-то особенно отчетливо увидел и личность автора, и созданные его воображением миры. Интуиция подсказывала Неду, что именно на этом авторе следует остановиться, чтобы сделать решающий шаг в литературу.
К исходу третьей недели в библиотечном абонементе Неда значилось более пяти десятков прочитанных книг. Мисс Фостер наконец изменила ее природная сдержанность, и она спросила:
- Неужели вы все их прочитываете, мистер Джонс?
- Вы не ошибаетесь, мисс Фостер, - отвечал Нед. - Но, кажется, мне необходим небольшой отдых.
Рывок, предпринятый Недом, позволил ему быть в курсе всех литературных новинок в англоязычном мире по обе стороны Атлантики. Однако приобретенные знания стоили ему нервного перенапряжения. С вечера долго не приходил сон. Сновидения сделались сумбурными. По утрам он вставал разбитым.
Нед решил взять на несколько дней отпуск и навестить стариков на ферме в штате Кентукки. Всю следующую неделю он провел среди золотисто-желтых полей, неподалеку от Франкфорта. Грузил на тракторный прицеп кукурузные початки, отвозил их в хранилище, заготавливал элитные семена для посева... А главное - дышал полной грудью и ни о чем не думал.
Вернувшись в Нью-Йорк, в тесную квартирку на 92-й улице, он углубился в работу и за один присест написал статью о творчестве Ле Карре.