Редактор тут же углубился в изучение статьи, принесенной Недом, кое-где он просматривал ее по диагонали. Перевернув последнюю страницу рукописи, он вытащил из кармана носовой платок и задумался.
- А сам Ле Карре имел отношение к разведке? - наконец спросил он, прикладывая платок к носу.
Нед обеспокоенно заерзал на стуле.
- В одном справочнике я прочел, что он состоял на разведывательной службе в армии.
- Привлекает то, что вы анализируете книги Ле Карре в сопоставлении с произведениями другого известного автора этого жанра - Иэна Флеминга. Ле Карре от этого только выигрывает, - заверил Хаулетт.
- Не вижу иного способа писать, - сказал Нед. - Ведь роман "Шпион, который пришел с холода" - своего рода протест против "культа" флеминговского Джеймса Бонда... Я не могу согласиться с идеями Флеминга, поскольку они - пережиток "холодной войны".
- Да, у вас четко сказано, что Ле Карре презирает Бонда, - кивнул Хаулетт, как бы не замечая последнюю фразу собеседника.
- Можно было бы еще сослаться на оценки романа Грэмом Грином и Джоном Б. Пристли, которые совпадают с моей, но я счел неудобным.
- Ладно! - положил конец разговору Хаулетт. - Покажу ваш опус редактору. Звоните!
Теперь Нед не плелся, а почти бежал по Бродвею. Победа! Первая победа! Правда, статья еще не принята окончательно, Джо даже не обещал ее напечатать. Но она осталась в редакции. Ее не вернули тут же, с гримасой презрения, как в первый раз.
Назавтра он позвонил в редакцию и спросил Джо Хаулетта, какова судьба его статьи.
- Блестящая судьба, - прогундосил Джо. - Пойдет в "Игземинере" в конце недели.
Джо секунду помедлил, а потом добавил:
- Считайте, что рядовым критиком вы стали...
От неожиданности Нед не успел даже поблагодарить редактора, а тот уже дал отбой.
В субботу он купил "Литерари игземинер" в газетном киоске, неподалеку от Рокфеллеровского центра, и обнаружил свое творение на седьмой полосе. Он прочел его тут же, с жадностью впитывая каждое слово, будто не сам был автором. Удивительное наслаждение дало ему чтение первой публикации. Джо напечатал все как было, не изменив ни единой буквы. Молодец, старина Джо! Мы еще себя покажем!
IV
Компания "Перколейтид коффи" была занята разработкой новой технологии изготовления растворимого кофе, рассчитанного на изысканный вкус. Напиток отдавал запахом пережаренного ячменя.
Неду приходилось работать сверхурочно, так что "Аваланш" временно простаивал. Нед, однако, вскоре обнаружил, что с уже приобретенным багажом знаний он чувствует себя намного увереннее в литературных делах. Несмотря на занятость, он даже сумел набросать черновой вариант статьи по поводу выхода в свет сборника стихов начинающего поэта из Новой Зеландии - Сэма Уайтхеда.
Сборник привлек его прежде всего необычным видом. Страницы не были сброшюрованы, а засунуты в обложку-конверт, так что их доставали наугад. Автора знала приятельница Неда - Сьюзен, с которой они вместе работали в "Перколейтид коффи". Она-то и передала Неду необычный сборник.
Молодой новозеландец, приехавший в Нью-Йорк учиться, читал стихи перед уличной толпой, перед случайными прохожими. Были там строки протеста против американской войны во Вьетнаме и в защиту прав аборигенов Новой Зеландии маори. Кому-то это не понравилось, молодой поэт был задержан полицией "за нарушение порядка" и провел ночь в участке.
Нед доработал рецензию на стихи новозеландца и показал ее Джо Хаулетту. Тот оказался вдруг совершенно несговорчивым. Тогда Нед отправился в редакцию "Букселлер уорлд". Там попросили оставить статью на несколько дней. По прошествии недели рецензию вернули без особых объяснений. Так Нед познакомился с одним из проявлений "свободы слова" в том виде, как ее понимали в некоторых редакциях Манхэттена.
Рецензия все же была напечатана. Правда, не в большой прессе, а в студенческом листке, издававшемся в колледже, где Нед когда-то учился.
...В декабре вдоль нью-йоркских улиц дул ледяной ветер. В витринах магазинов появились рождественские украшения. Сверкали серебристые елки. Круглые венки из еловых ветвей, перевитые красными лентами, почему-то казались Неду траурными. Между тем здесь они были привычными предвестниками Нового года. На Второй авеню бойко торговали настоящими колючими елками. Нед заметил, что столь же охотно покупатели брали и молодые сосенки.
В предрождественские недели ему легко работалось с "Аваланшем". У него было уже несколько блокнотов с заметками и идеями. В ближайшее время он собирался написать пять или шесть рецензий. И вдруг он понял, что не сможет сделать это быстро.
Печатал он медленно, по его собственному выражению, тремя пальцами. Диктовать машинистке - накладно, ведь нужно обдумывать каждую фразу. А что, если использовать электрическую пишущую машинку? Разумеется, модифицированную настолько, что она смогла бы заменить живую машинистку. Печатание должно осуществляться за счет электрических импульсов, генерируемых акустическими колебаниями. Самая сложная часть работы - именно преобразование звуковых колебаний, вызываемых голосом, в электрические. Словом, нужно было "научить" аппарат понимать речь и воспроизводить сказанное на бумаге. Нед провозился с электронной машинисткой полгода. Ему очень пригодилось знание компьютерной техники. "Аваланш" какое-то время бездействовал. Мисс Фостер в библиотеке загадочно улыбалась. Нед понимал, что с приобретенными им знаниями о современной литературе он сможет легко наверстать упущенное. Он продолжал следить за публикациями в "Букселлер уорлд", "Литерари игземинер", "Бук ревыо" и в других критических изданиях. За прошедшие несколько месяцев ничего гениального на книжном рынке как будто не появилось.
Началось жаркое и душное нью-йоркское лето, когда новое детище Неда Джонса - "Электра" - было завершено. Нед с головой ушел в запущенную литературную работу. Теперь любая, даже самая объемистая критическая статья не представляла для него проблемы. Он надиктовал сразу несколько рецензий и статей и разослал их в разные редакции, даже самые солидные, куда прежде не рисковал обращаться.
Статьи Неда одна за другой появлялись в печати. Его знали уже во многих редакциях, и даже старина Джо из "Литерари игземинер" стал с ним чуточку почтительнее. С мнением Неда считались - в этом он убедился, когда напечатал разгромную рецензию на сборник стихов одного сверхмодного поэта. Сборник не принес доходов ни издателю, ни автору, так как совсем не продавался.
К Неду начали обращаться из разных редакций и издательств - просили отрецензировать рукописи.
Он охотно брался за эту работу: она давала не просто заработок, но и возможность познакомиться с литературными новинками.
К осени имя Неда Джонса стало уже настолько известно, что его начали приглашать на литературные вечера и встречи. Принимали его теперь и в некоторых респектабельных домах на Пятой авеню. Ему пришлось срочно позаботиться о своем гардеробе. На это ушла некоторая сумма из литературных гонораров, которые он, по уже сложившейся привычке, предназначил на приобретение книг.
Случайно он попал на один литературный вечер, где обсуждались проблемы современного романа. Там он встретил средних лет энергичного издателя Гарри Шутера из "Форин пресс паблишере".
- Вы очень серьезно взялись за всех англоязычных писателей, - сказал ему в виде комплимента Шутер.
- Пока еще не за всех, - с улыбкой отвечал Нед.
- Кто же следующий?
- Хочу поближе познакомиться с современной австралийской и новозеландской литературой. Знаю только, что за последние годы в Австралии, например, выросло новое поколение современных рассказчиков...
- Сам я знаком только со "старичками": Генри Лоусоном, Катариной Сусанной Причард, Аланом Маршаллом, а из мировых знаменитостей - с Патриком Уайтом... Как-никак лауреат Нобелевской премии... Знаете что, - вдруг без всякого перехода сказал Шутер, - заходите ко мне в ближайшие дни. Вот моя карточка. Мне хочется поговорить с вами основательно, не на ходу.
Интервью, как назвал его Шутер, состоялось несколькими днями позднее на двадцать пятом этаже издательства "Форин пресс паблишере". Из кабинета Шутера Нед вышел штатным сотрудником издательства и вскоре навсегда распрощался с "Перколейтид коффи".
Теперь он мог являться на работу по своему усмотрению. Главной его заботой был отбор рукописей зарубежных авторов для "Форин пресс". Он должен был знать также, что происходит в других американских издательствах. Возможности Неда значительно расширились. Нужные книги приобретало издательство либо они доставлялись ему из библиотек. Книжный шкаф в его рабочем кабинете пестрел обложками книг зарубежных авторов.
Главное же было в том, что все свое время Нед мог посвящать любимому делу. Работать он предпочитал дома - тут под рукой был надежный помощник "Аваланш". Статьи и рецензии начерно диктовал "Электре", затем правил и отдавал на перепечатку в издательство.
Жизнь приобретала для Неда непознанную им ранее стабильность. Он ощущал себя на гребне волны. Казалось, чего желать более? Но нет-нет да вспоминался ему памятный разговор с Джо Хаулеттом и его классификация критиков. Теперь Нед почувствовал в себе силы и способность перерасти рядового критика. Сдерживало отсутствие профессиональной подготовки. Не только Сенека и Платон не были прочитаны им в студенческие годы. Он едва прикоснулся к богатствам русской классики, имел самое общее представление о трудах Авиценны по философии и лингвистике, его ждали древние рукописи Мертвого Моря, песни средневековых миннезингеров, скандинавские саги.
Мысль о необъятности написанного ужасала Неда. Если сложить все книги - рукописные и печатные - в одном месте, на равнине, где-нибудь в Сахаре, то, вероятно, возникла бы гора величиной с вулкан Килиманджаро - наивысшую вершину Африки. "Килиманджаро мудрости"! Рядом с такой горой он выглядел бы словно жук-скарабей, почитавшийся древними египтянами священным.
На такое может отважиться только безумец. Да, безумцем будет человек, который попытается втиснуть гору этой премудрости в свою не очень большую голову. Но ведь существуют головы и "покрупнее", размышлял Нед, созданные тем же человеком. Только в них вместо кровеносных сосудов и нервных волокон, а также серого вещества - электронные микросхемы, микропроцессоры, блоки хранения информации. Объем машинной памяти практически беспределен. Так что, переработав гору информации, электронная память не пострадает, что наверняка случилось бы с головой человека.
Придет время, размышлял Нед, и проблема хранения информации будет решаться в международном масштабе, усилиями многих наций. Одно только введение информации в машинную память займет десятилетия. На это потребуются немалые расходы - на оборудование всемирного центра и его обслуживание... Что же может сделать в подобных обстоятельствах маленький человек Нед Джонс, пожелавший продемонстрировать миру свои исключительные способности?
Как не раз случалось с ним в критических ситуациях, Нед оставил дела и предался размышлениям. С помощью "Аваланша" подобную задачу не решить.
Если суммировать идею, то нужен автомат, способный самостоятельно читать написанное, а затем излагать содержание, квинтэссенцию текста. Разумеется, читающий автомат должен быть наделен способностью критически воспринимать текст, не упуская ни одной существенной детали.
Неда словно что-то кольнуло: это будет электронный критик!
От возникновения идеи до ее осуществления прошло несколько месяцев. Нед теперь мог позволить себе немного отойти от литературных дел и снова заняться изобретательством. Он днями просиживал над чертежами, вырисовывая компоновку будущей машины. Он приобрел новейший электронный калькулятор, ускорявший расчеты и способный работать по заданной программе.
Нед попробовал прикинуть, каких размеров получается машина. Она обещала быть немаленькой. Процесс считывания полностью автоматизировался. Нед нуждался в помощнике, который мог работать в его отсутствие над текстами, а затем выдавать владельцу идею в концентрированном виде. Схема предусматривала некоторые приспособления, вроде механических "рук" для переворачивания страниц. Считывание, как и в "Аваланше", осуществлялось электронным лучом.