Хорошо ли это: другим мешать жить?..
Над установкой заругались, заспорили, чуть не подрались как над телом Патрокла.
– Малодушничаете! – кричал Шульга. – И когда! Отчизна истекает кровью! Германец и австрияк давит! А мы тут греемся на солнышке…
– Мы работаем на благо родины, – поправил Беглецкий. – Три сорта зерновых прошли испытания и сейчас внедряются в мичуринской лаборатории.
– Да что проку на фронте от зерна!
– Не скажите. Без хлеба – попробуй, повоюй.
– Так! Мне зубы не заговаривать! Нам определенно есть что дать фронту. Сегодняшнее испытание это только подтверждает!
– Но для питания установок возможно использовать только реактор! Мы оставим город без электричества.
– Ничего… Почти вся Россия без электричества живет… А кто живет с электрикой так и вовсе без реактора обходятся. Я пишу рапорт в Санкт-Петербург!
Рапорт действительно был написан и передан по телеграфу. Беглецкий воспользовался своим правом и дописал особое мнение.
Через три дня Инокентьев с еженедельным докладом прибыл к государю.
Тот принимал генерала в штабном вагоне поезда, который вот-вот должен был уйти в Ставку. Локомотив уже был под парами, воинственно давал гудки, но генерал-лейтенант Инокентьев отлично знал: сначала с соседнего пути уйдет свитский поезд.
– Как ваши подопечные?.. – спросил император.
– Рвутся в бой, – ответил генерал и протянул полученный телеграфом рапорт.
Николай с интересом ознакомился, поинтересовался:
– А вы что думаете по этому поводу?..
– С одной стороны, инопланетная аппаратура может сослужить нам службу. С другой – оно недостаточно испытано, не проводились учения во взаимодействии с войсками. На фронте оно может попасть в руки противника. Я бы воздержался от применения…
И рядом с телеграфическим рапортом было положено особое мнение Беглецкого.
Император задумался, прошелся
– Какой год вы ведете исследования?..
– С конца 1908-го…
– Семь с лишним лет… Кажется, довольно долго. Какой фронт самый близкий к вам?
– Турецкий… – вздохнул генерал.
– Турок мы всегда хорошо били и без инопланетных машин, и теперь, побьем. Иное дело – немец – противник искусный, старый…
Император подошел к карте, задумался:
– Что вы скажете о юго-западном фронте? Будто бы он ближе… Вместе с германцами воюют менее стойкие австрийцы. В случае неудачи это может пойти нам на руку.
И будто бы говорил император негромко, но Инокентьев понял услышанное правильно. А именно как приказ.
Генерал принялся рыться в портфеле.
У него заранее было подготовлено несколько проектов, в зависимости от августейшего решения. Оставалось только от руки вписать недостающее, поставить подпись.
Император удивленно вскинул бровь:
– «Скобелев»?.. А зачем?..
– До Белых Песков нет ни железной дороги, ни даже, тракта. Надобно будет перегружать, с корабля на платформу. Это может быть просто опасно: наверняка в нашем тылу действуют немецкие лазутчики и они легко донесут кайзеру, откуда прибыл эшелон с тайным оружием.
Когда весной после распутицы начались полеты, в авиаотряд привезли все, что осталось от Императорского космического проекта. Это был автоматический передатчик, который Розинг некогда строил для «Архангела».
– Вот, прислали нам… – пояснил Сабуров. – Сказали, мол, вы знаток всяких диковинок, может для какого-то кунштюка приспособите.
Андрей узнал передатчик, но об этом Сабурову говорить не стал. Вместо этого спросил:
– И что будем с ним делать?..
– Есть мыслишка… Говорят, он нечувствителен к ударам – хоть из пушки пуляй…
Передатчик немного переделали и установили в многострадальный «Сикорский» Андрея. Ключ поместили под левой рукой, от кабины к килю натянули антенну.
– Не пойму зачем это нам, – бормотал Андрей. – Он же тяжелый до горя! Лучше бы бомбу подвесили…
– Может и так… Но все же попытаемся это использовать. Взлететь сможете?..
– Смогу… И сложнее было – взлетал.
– Тогда – вперед.
Но оторвать самолет от земли удалось лишь в конце полосы. Если бы взлетная полоса была чуть короче или росли бы в конце ее деревья – то Андрей оказался бы первой жертвой радиостанции, установленной на самолете.
Но летное поле спрыгивало в овраг. «Сикорский» перемахнул его, стал набирать высоту над ячменным полем. После – облетел аэродром. Рука коснулась ключа. Он отбил первую радиограмму: «Аэроплан тяжелый, рулей слушается плохо».
Ее приняли на земле, в палатке рядом с командирской. Сабуров стоял на летном поле, наблюдая за аэропланом. Потому радисту пришлось отлучиться от аппарата, чтоб передать радиограмму…
Михаил Федорович прочел ее, отпустил радиста и с интересом продолжал смотреть за самолетом: свалится ли он в штопор, скользнет на крыло или продолжит полет…
Андрей продолжал полет по «коробочке»: в повороте аппарат терял скорость и высоту, на прямых участках – набирал. После третьего круга определенно стало легче – вырабатывался бензин. Но все равно – нос задирался вверх, и появись сейчас германский аппарат – хватило бы очереди, даже выстрела, чтоб Андрей сделал ошибку при пилотировании, рухнул бы вниз, разбился бы – если повезет, то насмерть.
Но нет – небо оставалось чистым. После десятого круга, Андрей отбил еще одну радиотелеграмму: «Иду на посадку».
И через несколько минут аэроплан был на земле.