И раз графиня заявила супругу, что она на сносях, иными словами – беременна.
Эсквайр Астлей ответствовал долгим поцелуем…
И своей изначально фиктивной жене он был верен до своей нескорой смерти.
И как надлежит джентельмену, получал от этого удовольствие.
А до Москвы Андрей добрался на удивление легко.
К Первой Столице следовал литерный эшелон с чем-то тяжелым в контейнерах.
Комендантом эшелона оказался знакомый из юности – сосед по мебилирашке на Васильевском острове.
Они встретились в здании Николаевского вокзала, куда Андрей зашел узнать насчет плацкарты, а Константин, видимо, получал документы.
Последний был в чине штабс-капитана и полковничьи погоны Данилина его изрядно шокировали.
Костя предложил Андрею место в штабном вагоне с условием, что господин полковник не станет интересоваться содержимым контейнеров.
Андрей с легкостью согласился. Впрочем неопределенно заговорил о Ривьере, генералах Скобелеве и Инокентьеве, о Белых Песках…
Но Кеша лишь пожал плечами: слова эти ему ничего не говорили.
Андрей про себя махнул рукой: невозможно знать все тайны на свете.
Да и ненужно это, опасно для здоровья.
С Константином следовала и его жена – та самая прачка. Она взглянула на Андрея, на его обручальное кольцо. В голове женщины мелькнула мысль: а не рискнуть ли?.. Не вскружить ли голову молодому господину полковнику?
Но нет: господин полковник выглядел не то что холодным, но даже стальным, пуленепробиваемым, он ехал одетый в скафандр своего мира, своих мыслей.
К тому же времена сейчас неспокойные: сегодня подпоручик – завтра комиссар фронта. Сегодня полковник – завтра покойник.
Поезд куда-то ушел по своим секретным делам.
Когда машинист сбросил ход по указу входного семафора, Андрей спрыгнул с подножки поезда, спустился по насыпи.
Время было ранее – часа два ночи, потому Андрей пошел через всю Москву пешком.
В доме на Арбате Данилина встретила испуганная ранним гостем тетка.
Дед Аленки еще недели две назад собрал свои нехитрый скарб, и вместе с проезжавшими через Москву станичниками, отбыл на Дон.
Тетя Фрося не то чтоб была рада видеть племянника…
Но и не то чтоб наоборот.
С одной стороны, как ни крути – родной человек. С иной – целый полковник.
Андрюха, которого тетя Фрося помнила не то чтоб с пеленок…
Да с каких пеленок, даже ранее – когда округлился животик хрупкой Фросиной сестры…
Тот самый Андрейка, который играл с господской дочерью.
Андрей – сиротка, чьи родители в нелепейшей железнодорожной катастрофе погибли вместе, как и жили. Вернее погибла от удара мать. Отца нашли рядом, без единой царапины, умершего словно без смерти: он просто не мог ни минуты существовать без своей супруги.
И вот тетя Фрося взирала на их сына, своего племянника с любовью и гордостью, а более с грустью и беспокойством.
Сейчас убивают и просто так. Можно пойти за молоком и получить ни за что ни про что шальную пулю. А уж для военного пуля будет не шальная. И хорошо если пуля, а то ведь для военного в таком чине изобретут смертушку лютую.
Вот если бы Андрей пошел в мастеровые… А что, парень неглупый. Если за десять лет из подпоручика дослужился до полковника, то сейчас был бы старшим мастером, а то и инженером! А мастеровые всякой власти нужны.
– Я проездом и ненадолго, – успокоил племянник тетку. – Не берите меня в голову.
Впрочем, несколько задержаться все же пришлось.
Еще раз громыхнуло в Петрограде: властью овладели силой. Отзвук был слышен и в Москве: руководство городом перешла к большевикам, хотя, по сути, и ранее принадлежала им.
На железной дороге, где и ранее порядка было немного, теперь и все разладилось.
Нужны были какие-то документы. Какие именно, часто не знали сами проверяющие.
Но соваться на вокзал просто так, желая проскочить на арапа – самоубийственно.
Тетка уже стала думать, что племяш прибыл исключительно ей на погибель.
Но у Андрея нашелся план неожиданный даже для него.
В сарае по-прежнему лежал четырехколесный мотоцикл, на котором некогда Попов отправился в гонку от Малых Мытищ.
Андрей полагал, что за это время агрегат окончательно пришел в негодность, но двигатель завелся тут же, словно не было этих лет, словно все это время двигатель копил силы.
Прежде чем пуститься в путь, полковник переоделся: свой мундир он оставил тетке. Та была рада: если спороть погоны, то одежду можно было сменять на что угодно.
Вместо мундира Андрей облачился в свою летную форму: кожаный костюм, подбитый мехом. На летном костюме знаков различий не имелось: в небе они были совершенно лишние.
Андрей включил передачу, добавил газу, отпустил сцепление…
Со двора выехал не оглядываясь – надобно было следить за дорогой.
Крейсер «Уриил» был неприлично стар как для корабля – его собирались пустить на иголки еще до Великой войны. Машины износились, ржавчина изъела трубы, корпус оброс ракушками, корабль уже не давал крейсерской скорости.
Но мировые потрясения отсрочили списание, и войну он провел, вдоль и поперек пройдя Атлантику. Заплывал за Кейптаун в Индийский океан своей молодости. Преследуя немецкий рейдер, едва не прошел через Магелланов пролив в Тихий океан. Под конец войны ходил и по Северному Ледовитому, и льды терлись и скреблись по его бортам словно кошки.
Он мог потонуть многократно. От течи, от попадания ниже ватерлинии немецкого снаряда, от пущенных веером торпед немецкой же субмарины. Но архангел Уриил, охраняя рай, присматривал в меру возможностей за железным тезкой.