Как и ожидалось, баркас уверенно плыл к проходу меж скал, и скоро зашел в бухту.
Обслуга орудия тут же взяла ее в прицел. Рядом с двумя пулеметами залегло еще четыре человека.
Чуть поодаль, за пакгаузом собрались зеваки.
Было это, впрочем, лишним: совершенно ясно, что на баркасе не было достойного упоминания оружия. На палубе двое убирали парус: старик с окладистой бородой и мужчина, обгоревший до рубинового цвета.
– Кто вы такие? – ругнулся Шульга в мегафон. – Чего вас сюда занесло, и что вы тут делаете? Я вас не знаю…
Рубиновый мужчина обернулся и крикнул:
– Олег, ты что ли?.. Ты что забыл, что во все времена я знал всегда больше тебя?..
В Аккум он добирался долго, путем кружным через неспокойные края, где основная статья дохода – грабеж. Поговорка о том, что рыба гниет с головы, совершенно не касалась осколков империи. Там давно уже жили по своим законам. Генерал Алексеев снабдил Данилина письмом к некому полковнику, которого запросто называл «Яшенькой». «Полковник Яша» оказался человеком несколько старше Андрея годами, но живым словно мальчишка…
На Кавказ он был отправлен генералом Алексеевым для формирования добровольческих частей. Хотя, может, послан был банально куда подальше, с глаз долой.
Как же его фамилия была? Ах да – Слащёв…
Читая письмо Алексеева, Слащев как бы между прочим спросил:
– Какое училище заканчивали?..
– Алексеевское…
– А, это на Пречистенке?.. Бывал, знаю.
– Не «Александровское», а «Алексеевское». Это «александроны» на Пречистенке, а мы в Лефортово, за Яузой…
– Простите… Я нарочно так сказал. Проверяю – времена сейчас, сами знаете, неуверенные. Хотя меня обмануть проще простого, я петербуржец, павловец…
И Слащёв запел марш училища:
К нему Андрей собирался вовсе не заходить, дабы не обременять человека занятого. Потом все же решил нанести просто визит вежливости, но помощи не просить. Поможет советом – и то хорошо.
Но полковник проявил деятельнейшее участие: собрал отряд из дюжины таких же, как и он сам сорвиголов, спросил:
– Вам точно не надо никого в помощь добавить.
– Сам справлюсь… – нарочито спокойно зевнул Андрей.
– Ну, глядите. Не говорите потом, что Яков вам не предлагал.
– Не скажу…
– А отчего вас в Туркестан несет, не скажете?.. Понимаю, все секретно… Но все-таки по-свойски?
Казалось несправедливостью обижать Якова подозрительностью и ложью, но говорить правду тоже было не с руки.
Поэтому Андрей ответил обтекаемо:
– Может, получится из Закаспия привести подкрепление.
– Из кого?.. Из туркестанцев?.. Ну-ну…
Но в помощи не отказал.
Несколько раз в дороге отряд попадал в перестрелки. Двое спутников было ранено, но что-то или кто-то по-прежнему хранил Андрея. Вдоль железной дороги добрался до побережья Каспийского моря. Там нашел капитана, которого соблазнил – нет, не речами о спасении Отечества, а нетолстой пачкой британских банкнот.
Конвой «полковника Яши» отбыл назад, Андрею пришлось же обождать: капитан кораблика не спешил отчаливать, ожидая, когда закончится сезон штормов. Когда погода немного исправилась, Андрей уговорил отправиться в путь. На суденышке подняли парус, но ветер был часто не попутный и путешествие затягивалось.
Меж тем прямо в море грянуло, обрушилось на Андрея лето года 1918-го. Сделало это как-то вдруг, сразу. Когда отплывали, стоял пусть и конец, но зимы. Обыватели кутались в одежды, в оврагах еще лежал ноздреватый снег. Но в пути погода резко наладилась, стало жарко: по кораблику ходили в рубашках, а то и вовсе без них. Дул ветерок, потому солнечный жар почти не чувствовался. Изрядно отвыкший от каспийского солнышка Андрей, стремительно обгорел. Кожа стала горячей, просто пунцовой, и в последнюю ночь невозможно было прилечь, не то, что заснуть. Пришлось делать компрессы из холодной морской воды…
Удалось забыться, но не более чем на три часа. Это было как раз кстати: Данилин старика-капитана опасался. На утлом суденышке полковник был целиком в его власти. Старик запросто мог привезти Данилина прямо в Астрахань в руки большевиков, а то и просто без изысков, ударить в спину ножом. Ведь, наверняка, деньги, предложенные за путешествие были у пассажира не последними.
С иной стороны, ломал голову Андрей, а что делать со стариком по прибытии. Он будет знать о городе, то есть – знать слишком о многом.
Но старик сдержал свое слово, доставил Данилина целым. Ответно Андрей решил, что негоже после этого нарушать свое слово. Паче, старик интереса к городу не проявил – принял на борт обещанную пресную воду, да отбыл, пока попутный ветер не переменился.
По поводу прибытия Андрея все работы в городе были отменены. Все жаждали скорей услышать новости, узнать, что творится в мире, и как происходящее может коснуться городка.
Думали устроить митинг, для этого собрались на площади, подогнали вместо трибуны броневик.
Но Андрей отказался говорить: он до отвращения уже насмотрелся на митинги, неприятные воспоминания вызывала бронированная трибуна. Да и кричать как-то не хотелось.
Данилин прошел молча через толпу, сообщил: митинга не будет, а состоится совет. О его результатах – сообщат. А пока, простите, но устал, зверски устал…
Андрей пообедал, принял холодную ванную. Вода сняла жар, усталость дала о себе знать и полковник первый раз заснул прямо в ванной. Проснулся где-то через час лишь для того, чтоб, даже не обтираясь от сбегающей воды, перебраться на кровать и снова заснуть.
За пределами здания собирались и расходились жители городка. Говорили полушепотом, опасаясь разбудить полковника. Обсуждали немногочисленные в маленьком городке слухи, вспоминали знаки: с кем говорил прибывший, на кого смотрел.
К сумеркам решили: раз Данилин так беззаветно спит, то и остальным опасаться нечего. Расходились по домам, жгли торопливый электрический свет, ложились спать.
Лишь казаки на сторожевых вышках внимательней всматривались в пустыню – не исторгнет ли она еще кого. Беда ведь не ходит одна.
Но до утра все было спокойно.
Как и обычно.
Утром Андрей проснулся с первыми лучами солнца, поднялся. Осмотрелся: его старая комната в Аккуме, за окнами – тот же город. Будто и не было десяти лет. Вот только на стуле другая одежда, да нет былой легкости в суставах.
Наскоро одевшись, Андрей отправился по привычному маршруту. У угловой башни остановился, присел на камешке, любуясь морем.
Подошел Шульга, присел рядом: о пробежке ему доложил караульный.
– А у вас тут хорошо… – пробормотал Андрей.