– Пощадите даму. Ежели мы начнем с ней сближаться – у нее начнутся неприятности.
Как в воду глядел…
Впрочем, несмотря на предостережения, Грабе с Докторессой вечерами начали гулять по песчаному берегу реки, затем уходили в овражек, где штабс-капитан учил даму бить из револьвера по жестянкам.
Дамочка мило пугалась выстрелов, и Грабе, дабы успокоить женщину, забирал ее в свои объятия. Затем они гуляли по лагерю, словно по какому-то променаду. Казаки и арестанты приветствовали их снятием головных уборов.
Разговаривали.
– Вы один… одна доктор в Иване Ивановиче? – спрашивал штабс-капитан.
– Ну что вы… Не с моим счастьем. Есть еще один доктор. И для нас двоих в городе слишком мало больных…
– Женщине больные, верно, меньше доверяют… Хотя если больной – на самом деле больная…
– Нам доверяют почти одинаково. А вернее сказать, одинаково не доверяют. Больные ходят к бабкам-шептухам, к якутским шаманам. И самое обидное – ненаучный подход часто побеждает. Впрочем, моему коллеге несколько легче – он наблюдает за больными в тюрьме. Это какой-никакой, но постоянный доход…
Места для прогулок в лагере было мало. За сим – ходили в гости. Поднимались под небеса в воздушный дредноут Сабурова. Похоже, рядом с Грабе о боязни высоты Мария Федоровна забывала.
Затем зашли один раз к в препараторскую Генриха Карловича.
Тот как раз был занят.
На столе лежало голубовато-прозрачное существо, доставленное из Иван Ивановича вместе с Тарабриной. Его как раз препарировал хирург, иногда отрываясь и делая пометки в своих бумагах, измазанных липкой кровью инопланетян.
Кожа убиенного Пахомом была столь тонка, что под ней можно было рассмотреть сосуды и даже некоторые внутренние органы.
– По-моему омерзительно… – пробормотала Мария Федоровна.
Но сознание терять не стал, даже не сделала вид, что ее тошнит. Все-таки она была доктором.
Профессор же даже не обернулся на шаги – то, что творилось на его операционном столе, интересовало куда более, нежели зашедший гость. Паче, что чужие здесь не ходили…
За сим Грабе, заговорил достаточно громко:
– Что, доктор Франкенштейн? С работой не клеится? Чудовище не желает воскресать?
Аркадий знал хирурга давно. Генрих Карлович давно консультировал Запасное Бюро, иногда препарируя доставленных уродцев. Старикашка выглядел истинным божьим одуванчиком, но однажды в каком-то переулке его встретила гопа подворотняя, пригрозила финским ножом и предложила отдать бумажник с часами.
Профессор дрожащими от волнения руками коснулся замка своего саквояжа, вынул оттуда ланцет и двумя взмахами перерезал три горла, став при этом так, чтоб не забрызгало кровью. Затем в том же волнении скрылся с места убийства.
Случился скандал и сенсация – стали говорить о петербургском Джеке-Потрошителе. По следу пустили лучших сыскарей, говорили, что на экспрессе из Москвы везут лучшую собаку-ищейку, неподкупного добермана Пикового Валета.
Генрих Карлович в расстроенных чувствах явился в Запасное Бюро, повинился как на исповеди. И дело о тройном убийстве поручили замять Грабе. Он с этим справился шутя, потратив чуть более суток.
С той поры, невзирая на разницу в возрасте, Аркадий обращался с профессором за пани-брата. Тот же отвечал взаимностью.
В ответ Генрих Карлович обернулся и широко улыбнулся:
– Вам бы лишь бы хохмить, Аркадий Петрович. Да их и трубный глас Господний не воскресит. Ибо не христиане они вовсе.
– Ну а если серьезно? Как продвигается работа?
Улыбка исчезла с лица биолога, он провел над телом рукою, словно полководец над картой местности, где предстоит состояться баталии.
– Что сказать… Трудно… Земные бактерии попробовали инопланетян и сочли их вкусными. Многое повреждено. К тому же организм не наблюдался in natura, то бишь натурой, живьем… Но некоторые выводы я могу сделать уже сейчас. Очевидно, что пищеварительная и дыхательная система разделена. С точки зрения земной природы – лишнее дублирование некоторых элементов. Вместе с тем рациональное зерно тоже есть. Например, человек не может одновременно дышать и пить. А этот – мог… Два подобия печени. Конечно, это не печень, но ближе всего к ней. Можно положить, что это не излишество, а необходимость. Вероятно, некогда печень у пришельцев была одна, но затем разделилась симметрично. Наверное, они могли работать независимо… Вам это интересно?
– Безусловно! Наперед не знаешь, какое знание пригодится… А как вы себя чувствуете? Наверное, уже заскучали по столицам, по цивилизации?..
– Да бросьте! Даже не вспоминаю! Это ведь целая наука новая. Изучение внеземных организмов… Как это будет, сей момент соображу… Внеземной… Экзо, терра… Наука о жизни… Экзотерробиология… И я вот – основатель целой науки! Да об этом каждый ученый мечтает!
– Верно, труды ваши будут оценены, за них вы будете награждены. Но нескоро они окажутся в свободном доступе.
Но Генрих Карлович отмахнулся от этого как несущественного.
Аркадий Петрович продолжил:
– Я бы единственно вас попросил обратить свое внимание на следующее… Как вы, верно, видели сами: пришельцы отстоят от нас на сотни, а может и тысячи лет, так как мы от индейцев. И может, прибыв на нашу планету, пришельцы устроят подобное тому, что немцы устроили в Венесуэле… Поэтому мы должны знать, слабые места пришельцев, как с ними бороться…
– Как бороться, это наш сибирский Зверобой уже показал. Их можно убить пулей – это уже радует…
В окошко постучали.
Генрих Карлович виновато улыбнулся. Накрыл инопланетянина куском брезента.
– Прошу простить меня. Друзья зовут на рыбалку. Полезно ведь развеяться… А то ведь от инопланетянина и запах какой-то… Хм… Неземной…
Рядышком с лагерем протекала небольшая речушка, куда ученые да казаки ходили отдохнуть, удить рыбешку. Попов хоть и не был большим любителем рыбной ловли, но тоже ходил со всеми, рыбачил с высокого бережка.
Порой звали и Андрея:
– Господин подпоручик, айда с нами?..
Тот виновато улыбался:
– Да ладно, вы же знаете, не рыболов я.
Но все же шел. Рыбу не ловил, а сидел в беседке, читал книгу.
Рыба, надо сказать, ловилась здесь замечательно. На червяка набрасывалась даже и не предполагая подвоха…
Потом в беседке, выстроенной по приказу Грабе, пили чай из самоваров да из блюдечек с лимоном кислым, привезенным сюда из Китая, сперва в Иркутск поездом, а затем на дирижабле в «Ривьеру».
Иногда даже казалось, что это не край географии, где и человеческий голос – редкость, а местность в исконной, европейской России. И река эта не диковинная Тунгуска а самая обыкновенная Волга или Обь. И все ладно, хорошо, вот-вот прогремит курьерский на Москву, знаменуя начало вечера.
Но нет, тишина, лишь гул гнуси.