– Андрей. Соблаговолите проводить гостя…
Данилин обернулся: последнюю фразу произнес стоящий за их спинами Грабе.
– Будет ли удобно, если я вам напишу? – спросил Олег.
– Это будет весьма приятно. Передайте письмо Алене – я, вероятно, буду в командировке и отвечу с первой же оказией.
На том и остановились.
Уезжал генерал – он намеревался поставить рекорд долголетия, для чего вел здоровый образ жизни, делал гимнастику и спать ложился в десять вечера. В крайнем случае – в пол-одиннадцатого.
Его просили остаться, но генерал был неумолим:
– Пора ехать. Вон и тучки пошли. Как бы под дождь не попасть, не застудиться.
У двуколки попрощался с Андреем:
– И все же какая у вас красивая жена, юноша. Деда я ее знаю, а вот остальное… Каких она кровей? Как-то неудобно было спрашивать у родителей…
– Четверть крови – польской, четверть еврейской… Четверть или чуть поболе – русской. А четверть – казацкая. От деда-казака и фамилия… А там какой только крови не намешано.
– Самые красивые девушки – кватеронки. Ну, будьте счастливы. Берегите ее.
И генерал укатил в сторону Москвы
Во двор Андрей вернулся с Аркадием Петровичем.
Тот, улыбаясь, произнес:
– Я вам решительно запрещаю заниматься работой на вашей свадьбе.
– Вы слышали?..
– Частично.
– Полагаете – он?..
– Вряд ли. Молодежь всегда увлечена фантазиями…
Генерал оказался прав: по крыше дачи застучал дождь.
– На Святого Николая – великая милость, к урожаю… Даст Бог вам Виктор Иванович многочисленных внуков!
Дождь немного опечалил Ивана Федоровича: после осадков всегда холодает. Костры разжечь не получится: хворост отсырел. А, значит, в этом году абрикосы снова не зацветут.
Ну, шут с ними: будут другие года.
А сейчас его внучка замуж выходит: любимая и единственная Аленка.
Над столами натянули припасенный заранее брезент,
Грабе налил себе в стопку пунш, вышел под струи воды и пуншевал вместе с распрекрасным подмосковным дождем. Капли падали в стопку, мешались с ароматной жидкостью. И Грабе пил эту смесь, о чем-то разговаривал с дождем, смеялся.
О чем-то в беседке разговаривали Андрей и Алена.
Глядя на них, Аглая произнесла своему кавалеру:
– Вы мне снились не далее, чем вчера.
– Приятно это слышать…
– Может и приятно, – отчего-то залилась краской Аглая. – Только после того, что творилось во сне, вы как порядочный человек должны на мне жениться.
Тот поцеловал свою даму сердца в ручку: дескать, все будет, как ты скажешь.
Аглая подумала: до чего легковерны эти серьезные мужчины…
Иван Федорович прошел в сад, мимо деревьев, мимо приготовленного и отсыревшего хвороста. Впрочем, дождь был кратким, будто нехолодным и от земли шел пар…
Новобрачные удалились…
Сначала ушла Аленка. По просьбе Аглаи, Олег задержал Андрея под каким-то ничтожным предлогом.
Лихолетов что-то говорил. Андрей кивал, но не слышал ни единого словечка.
Было не до того.
Андрея трясло, словно от лихорадки: бросало то в жар, то в холод. Кажется, он никогда в жизни так не волновался: ни перед экзаменами, ни перед поступлением на службу в Запасное бюро. Он не нервничал так ни в одной драке: ни в том бою среди пурги, ни позже, у вросшей по окна в землю избушке. Не было таких переживаний возле тела только что убитой им Шлатгауэр-Тарабриной.
Сбежать подальше от этого кошмара?.. – пронеслось в голове. – Нет, невозможно…
Видно, угадав его состояние, Иван Федорович протянул чарку крепкого самогона:
– Пей, казак… Не волнуйся: твое от тебя никуда не денется.
Самогон был крепким, обжигающим, но Андрей выпил, не почувствовав ничего.
Но действительно: стало легче, свободней. По венам разлилось тепло.
Появилась Глаша, сделала едва заметный кивок: готово, можно отпускать…
Олег по-дружески похлопал Андрея по плечу: вперед…
…Алена его ждала в родительской спальне, сидя на кровати, в которой некогда сама была зачата. Впрочем, когда умерла ее мама, отец более не спал там, предпочитая диван в кабинете.
Когда Андрей вошел, она встала, сделала к нему несколько шагов и остановилась.