В этот день Забор должен был отмечать свой день рождения. Хлопотать он начал за несколько дней и первое, что сделал, -это попросил меня договориться о месте чествования -гостинице "Космос".
Я не знал, как Света из Бюро пропусков отнесется к проведенной у меня ночи, после того, как проспится, поэтому, на всякий случай, перестал появляться в гостинице. Прошло три недели, и я решил, что этого достаточно. Вооружившись пятью гвоздиками, я пришел в "Космос" и обнаружил, что опасения были напрасны, - Света обрадовалась моему появлению (или гвоздикам) и выписала пропуск на шесть человек.
...Забегая немного вперед, Последнее, что сказала в этот день Катя, было: "Дима! Ты должен обязательно описать сегодняшний вечер. Обязательно!" Я согласился, но обещание отложил на неопределенное будущее, написав только в качестве маленького вступления нижеследующее:
Я никогда еще не писал по заказу. В голове все время вертится фраза "кто платит, тот и заказывает". Заказывает Катя, она мой работодатель. Правда, не платит. Я полагаю, внесение коммерческой нотки в этот литературный суррогат значительно повысило бы его качество. Я мог бы, конечно, выразить протест против несправедливого обращения заказчика с наемной силой - то бишь, со мной. Или устроить забастовку и демонстрацию. Но я не делаю этого. Просто знаю, что все протесты, забастовки и демонстрации, как, впрочем, и людные другие проявления возмущения, отправятся в форме цилиндра в не столь отдаленное место вслед за знаменитой иронией.
Я бы сам описал этот необычный вечер, если Ры его окончание имело для меня хоты какое-то отношение к сеансу. В конечном счете ведь именно секс в гораздо большей степени, чем все остальное, побуждает меня к действию. Я уже писал, как я понимаю и люблю доброго доктора из Вены...
Прошло четыре месяца, и теперь я могу продолжить.
Я не стал заходить за ней в институт, потому что иначе она затаскала бы меня по своим чертовым магазинам. Если Катя идет к маршрутке у м. Новослободской - это к Марьинскому мосторгу, если к троллейбусу - это к парикмахерской на маникюр, если к трамваю - это домой, если пешком - это к хорошему настроению.
Я не знаю, какая она в постели, но в магазинах она, как рыба в воде: ткани, кремы, шампуни, очереди, лосьоны, ковры, толпища, светильники, паласы, фарфор, БВЛ.
Заехал после работы домой, побрился, помылся (один мой приятель всегда в этом слове между буквами "о" и "м" вставлял в скобках букву "д"; обул (вы думаете белые тапки? - нет! новые, купленные по Шкатулкиному наущению, немецкие туфли на липучках, натянул сутюженные вельветовые джинсы, что выше - не помню, и поехал к Кате.
Позвонил из автомата напротив дома (я всегда звонил ей перед приходом; без звонка являлся лишь дважды, после десятидневных перерывов - 10-го января и 10-го апреля), и - о, чудо! Катя дома. Не убежала, не исчезла, не кинула, и, действительно, собирается пойти со мной на день рождения, - воистину кто-то большой в лесу сдох!
Катька, как ненормальная, бегала по квартире - здоровая, энергии хоть отбавляй, а девать некуда, - успевая играть в быстром темпе "Элизе", показывать мне свои новые сюрреалистические картинки - шедевры заживо гибнущей Нади Рушевой, подбирать коэффициенты в окислительно-восстановительных реакциях и постоять на голове. Что характерно, последнее, - в прямом смысле слова.
Вы, вообще, можете себе представить?! Красавица и умница, танцует и рисует, вяжет и играет, химичит и поет! Воспитание безукоризненное, будущее - блестящее! Не влюбиться в такую девушку может только циничное, холодное, бездушное, тупорылое животное!
- Быстрей Катя, мы уже опоздали!
- Успеем. Не подгоняй меня, а то вообще не пойду.
Опаздываем на полчаса.
В такси Шкатулка сказала, что хотела на выходные слетать с мамой в Тбилиси, но, по простоте душевной, вместо того, чтобы "закосить", попросила субботу за свой счет - и пролетела.
Подъезжаем к "Космосу".
Стоит жена именинника, две подруги жены именинника, именинника нет.
- А где Забор?
- Поехал домой за паспортом.
- Зачем?
- За паспортом.
- Да зачем он ему, черт его дери?
- В гостиницу не пускают без паспорта.
Пока мы ждали Забора, я таскал за собою по "Космосу", как по музею, девиц, и, кажется, один с четырьмя выглядел неплохо. Потом мне это надоело, и я решил всех четырех куда-нибудь сбагрить. Мне показалось, что валютный бар, в случае отсутствия валюты, вполне можно использовать, как зал ожидания. Я отвел туда девиц, прикидывая, успеют ли их забрать до приезда Забора.
Не успели. А жаль. Ну, ничего, в другой раз заберут, - нечего шляться по режимным гостиницам.
Приехал Забор, злой, как собака. Я представляю, в день рождения смотаться из "Космоса" на тачке в Медведково и обратно, взять чертов паспорт и, приехав, увидеть, что он ему нужен, как зайцу профсоюз. Сам виноват, не будет пороть горячку, надо было нас дожидаться, Если я сказал, что приду, значит, приду. Мы с Катькой сунули ему трехтомник Шишкова "Емельян Пугачев", и он успокоился.
Катька была ужасно красивая, на нее заглядывались все мужики. Ну вот, каждый обязательно должен вперить свой похотливый взгляд. Скоты! Я попробовал ее подколоть несколько раз, но она вся ушла в себя, и мои колкости облетали ее, как огненные флюиды.
Слава шведам, если только это они придумали шведский стол! Завтрак стоит 1 р. 2б коп., обед - 4,50, ужин - 3,90.
Гости накинулись на еду, как какие-нибудь троглодиты. Какая уж тут к чертям воспитанность! Плевать, уплачено.
- Забор, - начал я, подняв фужер с шампанским, - ты заметил, что та система ценностей, которую мы себе создали за последние годы, стала давать сбои. В ней явно что-то разладилось. Методы, которые мы применяем для осуществления задуманного, уже не проходят. Мы перестали видеть дальше собственного носа. Наш консерватизм погубил нас, мы безнадежно отстали.
Я уже забыл об имениннике, когда в пылу демагогии стал использовать праздничный стол в ресторане "Калинка" как трибуну для выражения своих политических взглядов.
Я уже забыл об имениннике, когда в пылу демагогии стал использовать праздничный стол в ресторане "Калинка" как трибуну для выражения своих политических взглядов.
- ...но мы выкрутимся. Я верю, Забор, в нашу рациональность и наш прагматизм. Я желаю тебе побыстрее преодолеть тот замкнутый круг, в котором мы волею судеб все оказались.
Эта оптимистическая концовка напомнила мне приход долгожданного подкрепления в финальной сцене спектакля, когда все участники драмы уже перебиты.
К этому времени приглашенные выпили принесенную, естественно, с собой, водку и купленное (ладно уж) в баре шампанское. Стали просить еще.
Шкатулка, съев штук пять желе, начала доказывать Забору, что звери в цирке - звери, а не переодетые в шкуру люди. В возникшем споре большинство присутствующих, наплевав на юбиляра, приняло сторону Кати. Решив реабилитироваться, Забор притащил на стол вазу с кукурузными хлопьями человек на сорок. Слово взяла Юля большеглазая подружка Заборовской жены. Я отметил, что у нее чувственный рот и положил на нее глаз. Юля стала рассказывать, как один ее знакомый приглашал домой девочек, обещая показать им говорящего то ли попугая, то ли крокодила -я уже точно не помню. Помню, мне показалось, что про крокодила в ванной я уже где-то слышал.
Когда гости обожрались до такой степени, что стали стряхивать пепел в чужие тарелки, я понял, что надо вставать. Не знаю, выполнила ли в этот день план "Калинка", но мы сделали все возможное, чтобы нет. Что-то сегодня должно было произойти.
Я взял Забора и пошел с ним в "Орбиту" заказывать коктейли. В бар мы прошли уже порядочно окосевшие, сели в самом центре, и к нам, как тьфу ты, черт, чуть не написал "как мухи на говно", - стали слетаться иностранцы.
Ну, не к нам, а к нашим бабам, но это неважно. "Два мужика с четырьмя бабами - куда им столько?" - наверно, решили гости Союза.
Слева и справа подсели какие-то то ли арабы, то ли французы и стали угощать шампанским. С этого момента я уже плохо соображал, потому что стал с ними говорить по-английски. Музыка гремела на весь бар, и я постукивал ногой в такт челентановской "Сюзанне". То ли французы, то ли арабы не знали ни слова по-русски, но были коммуникабельны, как народовольцы.
- Девочки хотят Champaign, - говорю.
- И айсу побольше, -добавила Катя.
Я выпил коктейль и налил шампанское. Один франко-араб уже усадил Лену на колени, обещая что-то привезти ей из Марселя. По-моему, он был летчик. Или говорил, что летчик. Второй арабофранцуз почему-то по-русски спросил у Юли во время танца, коренная ли она москвичка. Потом он подсел ко мне и долил еще шампанского.
Он был настоящий друг, этот франкофон, и по-русски говорил, как бог, но глаза у него все равно были хитрые. Я уже не удивился бы, если сам заговорил по-арабски.
- А ты был в "Буревестнике"? - спросил меня хитрый араб.
- Да, да! Был я в "Буревестнике"! - воскликнул я, вспомнив всех знакомых арабов, латинов и негров вместе взятых. - Я сто раз был в "Буревестнике"!
- А может ты знал Саида?
- Саида? Конечно знал! Он был моим молочным братом.