- Нет-нет, она наша ровесница. Как же: единственная наследница харбинского престола!
- Так бы и говорил: "Мне нужен маньчжурский престол".
- Да бросьте вы это, - поморщился бригадир. - Гарнее наших европейских девчонок во всем свете нет. Скажу вам по секрету (мой дядя работал в нашем торгпредстве в Тебризе, так он говорил), что ото всех этих азиаток ужасно пахнет, и вовсе не гормонально.
(Плохо, что я никак не могу узнать имени нашего бригадира. А как его спросить, если я - то есть Вальдемар - знаком с ним уже пять лет, и он, по своей всегдашней рассеянности, забыл мне его представить.)
- Ну, это с непривычки, - возразил Титомиров.
- Нет, правы немцы: нет прекраснее белого человека.
- Да ты сам наполовину немец.
- И очень горжусь этим! Германия - столп мировой цивилизации, исчезни она, и мир деградирует за пятьдесят лет.
- Что это за станция? - прервал его Борис. За окном уже мелькали кирпичные строения.
- Должно быть, Канск.
Миниатюрная станция была забита народом. Станционный служащий в темно-вишневом мундире повез на автокаре длинный выводок вагонеток с почтой. Я и Борис купили у перронщиц несколько крупных кедровых шишек и миниатюрный бочонок с медом. Ветер веял холодом ранней зимы.
- Кстати, - спросил меня Борис, - тебе никогда не казалось, что за несколько недель можно прожить несколько лет, в смысле растяжения времени?
- Кстати, о времени! Мой дядя, не тот, который командует крейсером, а тот, что заведует кафедрой генетики в Кенигсберге, рассказывал мне удивительную вещь.
Меня прервал отрывисто рявкнувший где-то впереди тепловоз, и мы заторопились к трапу вагона. В купе недоставало Титомирова, и он появился, уже когда поезд тронулся. В руках он держал трехлитровую банку с пенистой жидкостью квасного цвета.
- Что есть сие?.. - поинтересовался я.
- "Ист даз бер", - в тон мне отчеканил Андрей. - Местное пиво домашней выделки... Пахнет вполне прилично, - добавил он.
- А я уж думал, это квас.
- М-да, - резюмировал бригадир, - знаете анекдот о квасном патриотизме и сивушной космополитизме?
Ему никто не ответил.
- Вы читали Ремарка? - осведомился я после некоторой паузы.
- Ремарка? - переспросил бригадир.
- Я читал его "Триумфальную арку", - ответил Титомиров.
- О ней я и говорю. Ты посчитал, сколько они там выдули водки, выкурили сиганет и вылакали кальвадоса (французский вариант бормотухи)? Теперь, если поделить это количество на душу медленно растущего французского населения, становится ясно, почему французы всегда проигрывают войны с Германией?
- Ладно, раз уж мы собрались завоевывать Китай, то и пить это пиво будем по-китайски.
- Это как?
- Очень похоже на грузинские тосты. Каждый должен рассказать какую-нибудь достопамятную историю, и все, как только он закончит, залпом осушают бокалы. Опоздавший рассказывает следующую историю.
Пиво было разлито в "бокалы" - картонажные стаканчики, и я вызвался первым (это вполне соответствовало темпераменту моего двойника, который в это время уже любовался Южным Крестом на бурском небе).
- Директор Эрмитажа академик Орбели (дело происходило в середине тридцатых), - я рискнул открыть, скорее всего, неизвестную для них страницу советской истории, - открыл в Эрмитаже роскошную выставку на грузинские темы, а сам уехал за границу...
- Насовсем?
- Нет! Когда он вернулся, как раз убили Кирова, и его вызывает инструктор ленинградского обкома и спрашивает: дошло до нас...
- Ну, прям, гоголевский стиль!
- Дошло до нас, что вы в вашем музее даете приют разным махровым дворянам и прочей контре. "Да какие это дворяне?!" - возражает Орбели. - "У них одно-два поколения дворянства! Вот я - царского рода в одиннадцати поколениях!"
- Надо думать, они больше не встречались, - резюмировал Титомиров. Он же рассказал следующую историю.
- Вы когда-нибудь видели вблизи эсэсовскую форму? (Все энергично закивали, особенно я). Когда у нас снимали фильмы о немцах, актеры с большой неохотой снимали после съемов эти доспехи, а чтобы наши люди не выглядели рядом с немцами штатским мальчиками на побегушках, в 45-м году мы ввели свою униформу по типу дореволюционной. А эсэсовскую форму разрабатывала в двадцатые годы германо-американская дизайнфирма "Баухауз".
Какие-то размышления помещали рассказчику первым осушить "бокал", и оп заколебался, припоминая следующую историю:
- Хотите такой анекдот: беседуют два еврея. Один говорит: "Дядя, я хочу жениться на Розе" - "Зачем тебе Роза. Женись лучше на Сарре" - "Дядя, что ты?! Она старая и кривоногая" - "А вот представь, женишься ты на Розе. Ты знаешь, какие у нас дороги! Она переломает себе все ноги. Ты знаешь, какая у нас медицина! Ноги у нее так и останутся кривыми. А так на всем готовом!"
Мы с Титомировым снова вышли в тамбур. Метрах в пятидесяти от железнодорожного полотна в таежной чаще мелькал хвост черно-бурой лисы. Мысли Титомирова, видно, шли в совсем другом русле, потому что через минут десять он сказал мне:
- Что это ты в последнее время пристаешь к Аллочке? Тебе, что, одной мало?
У меня язык отнялся. Пользуясь статусом моего двойника, я неизбежно становился виноватым во всех его поступках.
- Ты эт, смотри, - продолжал Андрей, не дождавшись моего ответа, - а то ведь я могу и на дуэль вызвать.
- Изволь, - наконец выдавил я, поскольку предчувствие говорило мне, что я останусь жив и невредим.
- Стой, нам нужны секунданты, - он заглянул в купе и кивнул Малиновскому и Борису, те вышли; в глубине купе наш бригадир что-то сказал, но что, мы не слышали из-за грохота встречного состава.
- Я прошу вас, коллега, - обратился вполне официально Титомиров к Малиновскому, когда поезда разминулись, - быть моим секундантом.
- А что? что произошло? - спросил Борис.
- Он смертельно оскорбил меня, - все это, сказанное Андреем, относилось ко мне.
- Чем же? - Борис все еще хотел обратить дело в шутку.
- Оставь... это тайна, если, конечно, он не выдаст.
- Как же вы это собираетесь провернуть? - поинтересовался Малиновский.
- При первой же возможности, а жертву свалить на самураев.