95982.fb2
На первое подали отличные грибы, приготовленные по-венгерски прижаренными в мучной оболочке, и блюдца с микроскопически нарезанным салом. На взрослом конце стола (был еще брат тети Свавы, норвежец Хайнрих Сульхейм, управляющий одной из нефтяных вышек в Норвежском море, пришедший с супругой) разговор шел о своем, а мы, молодежь, слушали похвальбу Харальда (вот уж кто любил хвалиться, точно исландский скальд). Перво-наперво он рассказал мне о своих романах с крестьянскими девушками из окрестностей замка Кампенгаузенов близ Алленштейна в Восточной Пруссии. Видя ироническое выражение лица своей сестрицы, он добавил:
- В сущности, разница между дворянством и крестьянством символическая, и Шпенглер об этом же пишет, - он подлил себе рейнского.
(В Германии культ села и сельского образа жизни: любой гроссбауэр ставит себя на две готовы выше любого бюргера).
- Ты забываешь, - возразила Ингрид, - что крестьяне Восточной Пруссии потомки германизированных балто-пруссов, и поэтому относятся не к скандинавской, а к балто-славянской расе.
- Отнюдь! - возразил Харальд. - Именно Восточная Пруссия наиболее расово чиста во всем Рейхе. Ведь среди "Фрау Германия" больше всего восточно-прусских уроженок.
Азарт, с которым они спорили о расовых проблемах при выборе милой сердцу, мог бы вызвать изумление, если бы я не помнил, как девушки демократической России с третьей фразы при знакомстве ревностно сверяли гороскопы - и горе тебе, если они не совпадали! Что же касается конкурсов "Фрау Германия", то они проводились вовсе не с целью затащить как можно больше смазливых девушек в постели жюри. Когда Харальд на минуту отлучился, Ингрид кивнула мне:
- И вот таким безответственным людям доверено великое дело государственной безопасности Рейха. Ну, вас, наверно, такие проблемы не волнуют.
- Сталин решил еврейскую проблему таким образцом, что евреи работают на нашу страну. И до сих пор терять эту рабочую силу не было надобности.
- И вам не противно ездить с евреями в метро и сидеть в школе за одной партой? - изумилась Ингрид, которую эта перспектива просто ужасала.
- Это еще что! - поспешил вмешаться Харальд, желая показать себя знатоком российской жизни. - У них даже студенты-негры из Эфиопии и Анголы обучались. Попомни моё слово, Вальдемар, этот альтруизм вас погубит.
Я сменил тему:
- А что, у вас действительно бытуют дуэли?
- А как же! - оживился Харальд. - Это вполне законно и называется "Суд Всевышнего Вотана". Правда, принято это только среди дворян, военных и в университетах. Один мой приятель в прошлом году погиб на такой вот дуэли. С другой стороны, все это строжайше регламентировано законами, и это немного портит общее впечатление.
- Странно, мне казалось, что вашей системе ближе мнение кардинала Ришелье, что дворяне имеют праве умирать только на службе королю.
- Ах, социализм! Социализм в нашей стране - это забава масс. Для истинных рыцарей Святого Грааля эта мораль не годится. Сам величайший фюрер долго колебался, прежде чем назвать нашу партию социалистической. Но сейчас это не актуально: социальные проблемы в общем решены, и от человека требуется не общественная инициатива, а верность присяге.
За разговорами я не забывал отведать всех блюд, которые итальянская прислуга подавала на стол. За отличными баварскими колбасками с кетчупом последовали соленые огурцы для аппетита и гусь с яблоками. Потом целое ассорти рулетиков-штрудель и микробутерброды с явно русской икрой горбуши. Запивали мы все это отличными рейнскими винами.
После ужина Ингрид пригласила нас в комнату с роялем и спела одну из своих песен о смелых немецких космонавтах, штурмующих небо и благославляемых из могилы стариком Кантом. Я же заметил целую фонотеку лазерных дисков и стал их перебирать: они были с чисто немецкой пунктуальностью рассортированы по жанрам и хронологически. Начиналось все с народных песен, потом шли пятнадцать дисков со средневековой немецкой музыкой, потом классика - Глюк, Бах, Вагнер, Шуман, Штрауссы, Лист, далее отец национал-социалистической музыки Пфицнер и венец Франц Легар, юбимый композитор Гитлера, потом партийные марши и сборник музыки из кинофильмов, среди которых затесались "Джентельмены предпочитают блондинок" и "Кубанские казаки" Наконец, несколько совершенно неизвестных мне фамилий - корифеи немецкой музыки конца XX столетья. Я поинтересовался у Харальда об одном из них (кажется, его звали Фридрих Этцель), и он поставил его диск на проигрыватель. Это были вариации на темы Вагнера, музыка по стилю слегка смахивала на известный мне "Нью-Эйдж", и в то же время напоминала стиль Жана-Мишеля Жара.
- Этот стиль называется "Бургундская музыка", - пояснил Харальд на мое замечание о галлицизме мелодии.
- Кстати, - решил я спросить об одной вещи, давно меня интересовавшей, - это верно, что Йозеф Геббельс в молодости написал несколько пьес в стиле Достоевского?
- И не только в молодости! Вот, пожалуйста, - Харальд показал мне в библиотеке огромный темно-коричневый массив книг, который я поначалу принял за Большую Фашистскую Энциклопедию. На самом деле это было полное двестипятьдесятчетырехтомное собрание сочинений второго фюрера немецкого народа - Йозефа Геббельса. Это было самое гигантское в мире собрание сочинений, благо автор трудился над ним семьдесят лет. Харальд пролистал последний, справочный том и подал мне его, раскрытый на сороковой странице.
В обширной библиотеке ромбовидной формы было не меньше десяти тысяч томов: монотонно-многотомные собрания сочинений, яркие зоологические атласы в суперобложках.
- У вас в России какие-нибудь анекдоты о немцах рассказывают? - ни с того ни с сего спросил Харальд.
- Да. (Я как раз вовремя вспомнил самый безобидный анекдот.) Как-то раз ООН... то есть не ООН... а, в общем, в СССР решили написать книгу о слонах, ну и запросили во всех прочих странах соответствующие образцы. Немцы прислали массивный десятитомник, вроде как этот, озаглавленный "Введение в науку о слонах", американцы прислали маленький яркий буклет страницы в две с фотографией Мадонны и названием "Все, что должен знать о слонах средний американец"...
Харальд уже давился от хохота.
- Японцы прислали книгу на бамбуковой дощечке на тему "Использование слоновьего бивня в харакири" (тут уж я стал импровизировать, примеряясь к известной Харальду геополитической обстановке). Англичане прислали свой трехтомный бестселлер...
- Бест... что?
- Бестселлер... ну, книга сезона, - пояснил я. - "Британская политика в странах, где водятся слоны". А туркам ничего другого не оставалось, чтобы прислать свою агитационную брошюрку "Турецкий слон - младший брат русского слона!"
- Длинно и увлекательно. Это целый культурологический трактат. У вас все анекдоты такие?
- Нет, почему? Например, такой: "Колобок повесился".
- Кто повесился?
- Колобок, сказочный герой - пампушка, которую старики-крестьяне выпекают в печке и которая от них убегает. Суть состоит в том, что у пампушки нет ног, она круглая как глобус.
- Это же неэстетично. Среди разумных существ лишь белый человек прекрасен видом и совершенен формой. Наделение разумом неживых существ - это какая-то новая демонология, вернее, пошлый кубизм. Русский философ Бердяев, которого вы выгнали из страны, осуждал это.
(Оказывается, в Германии из всего Бердяева напечатали лишь "Философию неравенства" и "Кризис искусства".)
Тут снова появилась прислужница и подала нам на эмалированной подносе бочоночки с медом алого оттенка.
- Это особый арийский мед, получаемый от арийских пчел, которых привез из Тибета доктор Шеффер, - сказал Харальд.
Поедая довольно приторный мед, я продолжал рассматривать библиотеку. Гегель, Гете, Ганс Эверс, Киплинг, Эрнст Юнгер, Гобино, Данилевский, Гоголь, Гвидо фон Лист, Горбигер, Плотин, Карл Май, Татищев, Мережковский, Кнут Гамсун, Аннунцио, Лесков.
- Тебя удивляет подбор книг? - спросил мой немецкий друг. - А у вас какие самые популярные авторы?
- Аркадий Гайдар, - выдавил я, припомнив повсеместные многотомники этого девяностолетнего старца. - А из немецких - Гете и Ремарк.
(Я было подумал, что фамилия Ремарка ничего не говорит моему собеседнику, но ошибся.)
- Да, - согласился со мной Харальд, - Ремарк, несомненно, талантливый писатель, но, увы, его взгляды противоречат нашей немецкой идеологии. Это великая трагедия для человека, когда он отказывается от своей нации, от своей вековой традиции и меняет их на бесплодные блуждания в чужих пределах... Ведь они почти ровесники с Геббельсом: оба - пасынки веймарской эры, но сколь различны судьбы. Рейхсминистр, впоследствии Фюрер - и безвестный эмигрант.
Потом мы с Ингрид долго и безрезультатно играли на компьютере (в Германии компьютеры иногда называют "Вундербаррауге" - чудесный глаз) в бридж. Моя сводная сестра, дочь полковника, очаровательное соломенноволосое дитя пяти лет нарисовала целое стадо коров на деревенской околице, что мы и оценили.
Перед сном (мы с Харальдом делили одну комнату в мансарде) он сказал мне:
- Завтра (мне твоя мама говорила) ты поедешь "лечить клыки", как она выразилась. Потом, если желание после такой процедуры будет, покажу тебе Берлин, а послезавтра отправляемся в наш родовой замок - познакомлю тебя со своими подружками, - Харальд прищелкнул пальцами.
- Да, нет, мои зубы в порядке, я лечил их в декабре! - возразил я.
(Это было удивительно до невероятности: история повторялась - в конце прошлого года мама договорилась с одним дантистом, мужем ее сотрудницы, и я за месяц привел челюсти в порядок - я имею в виду мой бывший мир. Ну, не говорить же ей, что ее старания уже увенчались успехом).
А Харальд о своем:
- Ах, я же забыл, ты - человек женатый.
- Ничего страшного, - парировал я, - знакомство с твоими подружками меня ни к чему не обязывает.
- И то верно.