Повозки стража пропускала только после тщательного досмотра. Совет Кланов делал все, чтобы город не стал перевалочным пунктом контрабандистов. Поэтому не удивительно, что у ворот с утра до вечера было постоянное скопление народа. Приезжие заполняли небольшую площадку, огороженную высокой каменной стеной, проходя через первые ворота. Внутри производился досмотр и, после, их пропускали через врата, ведущие к тоннелю внутрь потухшего вулкана.
Карнаж протискивался сквозь толпу к той самой фигуре в зеленой сильванийской накидке, что явно торопилась достичь сторожки. Там со скучающим видом курил свою трубку капитан швигебургской стражи.
Скиера и Филин уже проехали внутрь огороженной стеной внешней площадки, и медлить было нельзя. Понимая, что не успеет, Феникс резко окликнул того, кого так упорно преследовал:
— Эй, сударь!
Фигура вздрогнула и резко обернулась. Под капюшоном мелькнуло перевязанное тряпками лицо, оставляя открытым только один глаз.
Их взгляды встретились. Карнаж отрицательно покачал головой и покосился на свой шабер, который незаметно держал в левой руке, прижав лезвием к предплечью.
Мгновение, и фигура отпрянула назад, замешавшись в толпе.
Теперь была очередь его, Феникса, уносить ноги. Наверняка Кеарх явился не один, а с дружками из гильдии воров, и, даже если ему не удалось привлечь в дело стражу, то все равно он попытается отомстить своими силами. Вертя головой во все стороны, Карнаж начал медленно продвигаться в сторону ворот.
Повозок было очень много и у стражи хватало забот, поэтому его одного пропустили быстро. Оказавшись на огороженной стеной площадке, полукровка, не смотря на все неудобства, продолжал вести лошадь под уздцы и не торопился вскочить в седло, за что слышал кучу ругательств в свой адрес, в том числе и от проезжавших мимо всадников. Желтые глаза внимательно изучали каждый фут парапета, каждый укромный угол каменной фортификации на полукруге стены.
Ему показалось, что со стороны внешних ворот возле дозорной башни мелькнула чья-то тень. Ее выхватило проглянувшее ненадолго сквозь тучи полуденное солнце.
Лучник занял неплохую позицию во многом благодаря связям гильдии воров, так что отравленный наконечник стрелы мог поджидать «ловца удачи» и здесь, и снаружи на широком каменном мосту через пропасть, обрывавшую там тракт.
В любом случае, снаружи было больше шансов. Там можно было пришпорить коня и гнать, что есть духу до спасительных крон деревьев. Внутри же лучник вряд ли будет стрелять из-за тесноты и скопления народа. Но и стража может заприметить подозрительного полукровку, что препятствует общей торопливости и суете. К тому же, вырваться из живого потока, несущего «ловца удачи» к воротам, было практически невозможно.
Под аркой, ценой невероятных усилий, Фениксу удалось остановиться и вскочить в седло. Он задержался настолько, насколько это было возможно, усердно осыпая особо рьяных торопыг ударами хлыста.
Вскоре поднялся настоящий гвалт, что явно добавило нервозности поджидавшему убийце, так как цель все не появлялась. Наконец, когда вмешалась стража, Карнаж пришпорил лошадь и рванулся вперед, опрокинув несколько человек на своем пути.
Лучник непроизвольно дернулся, когда из ворот вылетел всадник и поскакал во весь опор по мосту.
Стрелку пришлось снова целиться.
— Ну же! Ну, давай, убей его! — вопил сидящий рядом Кеарх, чье напряжение дошло до предела.
Карнаж мчался вперед. Его сердце бешено колотилось. Невозможно было привыкнуть к бегству от смерти, пусть со временем страх переродился в какой-то безумный азарт. «Ловец удачи» кожей чувствовал, как в нетерпении скрипит тетива лука и жадно сверкает на солнце нацеленный ему в спину наконечник стрелы…
Слишком тесно и долго! Он не успевал, и даже хорошие навыки наездника не могли ему помочь.
В решительную минуту на глаза Феникса попался воз, где под куском старой мешковины, едва прикрытый ей, лежал щит с узором одного из гномьих кланов. Судя по краске и зеркально начищенному металлу, владелец вез его на продажу, будучи из тех кузнецов, кто не любили шумных городов, почитая их мешающими истинному искусству. А это значило, что щит действительно сделан на совесть!
Полукровка резко осадил коня, тот встал на дыбы. Едва удержавшись в седле, Карнаж выхватил щит из-под парусины. Пущенная к тому времени стрела бессильно звякнула о начищенную фивландскую сталь.
Со швигебургских стен донеслось громогласное проклятие, подобное реву смертельно раненого зверя. Окружающие задрали вверх головы, изумленно уставившись на фигуру, укутанную в плащ, с бессильно сжатыми от злости кулаками. Кеарх проводил взглядом скрывшегося под сенью деревьев полукровку и с ненавистью глянул на брошенный тем, надежный, словно фивландские банкиры, фивландский же щит.
Феникс быстро нагнал Филина и Скиеру. Дуэргар отпустил поводья и похлопал в ладоши:
— Ловко, ловко, ничего не скажешь. Только в следующий раз со щитом может и не повезти.
— В следующий раз может и этому сильванийцу не повезти, и мой кинжал доберется до его глотки раньше, — ответил, отдышавшись, Карнаж.
— У тебя еще будет такая возможность, поверь мне. Кеарх этого так просто не оставит, — заметил Филин, — Ты же утверждаешь, если не соврал конечно, что перепахал ему пол лица своим темноэльфийским чудищем.
— Надо же было оставить что-нибудь на память, — ответил «ловец удачи», когда они тронулись в путь.
После этих слов дуэргар помрачнел, немного задержался и бросил полукровке безделушку, что хранил за пазухой, со словами: «Вот кое-что памятное и для тебя». Карнаж мгновенно среагировал и схватил вещицу, даже не глядя. Вопросительно посмотрев на дуэргара, красноволосый разжал руку — на ладони лежал медальон Галчонка с засохшей кровью владельца. Феникс смотрел на украшение широко раскрытыми глазами, отказываясь верить.
— Почему? Почему не отдал мне его раньше?! — запинаясь, почти крикнул, а не спросил «ловец удачи».
— А зачем?! Ты же тогда никуда бы не уехал, а стал бы искать отмщения. Хотя совсем не об этом просил Галчонок… И погиб бы, в итоге! И так еле ноги унесли. Черт возьми, не воры, так стража проломила бы твою горячую башку! — Филин впервые показался Скиере таким раздраженным, — Я не для того выходил тебя, чтобы так просто дать погибнуть, причем еще так глупо! Ты же мне почти как сын.
— Можешь хотя бы ты не говорить этого «почти как сын», — тихо, но твердо сказал Феникс, убирая медальон, — Потому что все мои «почти отцы», наставляя меня, сами погибали очень глупо и снова оставляли меня одного.
Дуэргар растеряно посмотрел на Карнажа и, как-то совсем по-стариковски, опустил голову и насупился. Достав из кармана трубку, он с тихим неразборчивым ворчанием принялся набивать ее табаком.
Скиера попыталась успокоить Феникса, но тот зло стряхнул ее руку со своего плеча. Некоторое время они ехали молча, и вдруг «ловец удачи» неожиданно повернулся к полуэльфке и ответил на недавно заданный ей вопрос:
— «Башня Умолкших Криков» называется так, потому что конструкция стен не позволяет звукам изнутри выходить за пределы узилища. Хоть сорви глотку, но снаружи никто не услышит. Когда к ней волокут осужденных, они в отчаянии вопят так, что уши закладывает. Но, стоит захлопнуться воротам, и крик не просто стихает, а резко обрывается. Я видел такое, и мне приходилось слышать эту неожиданную тишину.
Скиера ошеломленно воззрилась на него, но Карнаж снова устремил взгляд вперед. Лучница обернулась и проводила шпили утопающего в кронах деревьев Швигебурга. Город более не казался ей таким удивительным…
Путь до пересечения с Большим Северным Трактом был не столько дальним, сколько однообразным и нудным. В скором времени путники выбрались из леса на равнины Фивланда. Даже в сравнении со степями Империи Заран, окружающее выглядело голо и покинуто, храня память о давней войне гномов и дуэргаров.
Издревле эта страна славилась своей безжизненностью, так как столкновения прибывших с Восьми Островов народов и коренных обитателей Материка оканчивались по разному. И если люди, ушедшие в степи будущей Империи, смогли договориться с кентаврами настолько полюбовно, что отправили тех в резервацию на остров посреди Моря Скал, доходчиво окрестив жалкий клочок суши Островом Четырех Копыт, то гномы и дуэргары бились на полях будущего Фивланда грудью в груди еще пару веков. Попутно совместными усилиями они давали отпор любой третьей стороне, неважно пытавшейся примирить или, наоборот, разжечь конфликт.
Никаких легендарных побоищ и громких имен на подобие Гарана Молотобойца, первым приведшего своих собратьев на негусто заселенные дуэргарами территории, история не сохранила. В бессмысленной мясорубке герои появлялись каждый божий день и так же каждый день погребались под шестью футами земли, за которую рвались вперед в бой навстречу арбалетным болтам с топором наперевес.
В конце концов, обеим сторонам надоело воевать. Поскольку никто не хотел уходить так же, как и драться дальше, оба народа начали отстраиваться на ставшей общей территории, показывая друг другу волосатые задницы в шпионские зрительные трубки.
Потрясающим для Материка оказался тот факт, что и те, и другие немало преуспели на поприще созидания. Мораль обоих народов предлагала иметь вместо надежного врага худого друга, даже если в подобном случае столь обожаемая гномами и дуэргарами однозначность не была на лицо. За прошедшие века они сблизились и стали фактически одним целым. Возможно, благодаря тому, что сами дуэргары, едва выбравшись из-под рабского ига темных эльфов, только начинали осваивать новые земли, а появление гномов во многом спасло будущую страну от захвата. Ведь многие народы имели свое видение дальнейшей судьбы богатых недр Фивланда при откровенной бедности поверхности.
— О Сильван! Сколько я здесь была, но никак не могу привыкнуть, — испустила вздох Скиера, — Как здесь пусто.
— Но-но, — буркнул Филин, — Тут просто кипит жизнь по сравнению с вашими Пепельными Пустошами!
Удар попал в цель.
Знаменитые некогда леса Роккар, также называемые «Вольными», раскинувшиеся на севере, за грядой Драконьего Проклятия, были сожжены дотла в ходе войны между Лароном и Истанией. Защищали древние дебри вместе с малочисленными дикими эльфами как раз полукровки и прочие. Все те, кому не нашлось места в мрачном мире Сокрушения Идолов, полном жестокости и резких суждений о чужаках. В те времена на «своих» и «чужих» делили не по убеждениям, а по чистоте крови.
Горе поражения выпало и на долю полуэльфки, которая потеряла семью слишком рано и, едва обретя новую в лесах Роккар, снова потеряла все и сразу за несколько лет войны.
Дуэргар не считал, что сказал со зла. Он просто заступился за свою отчизну. Но, при всей известной черствости, фивландцы не были лишены сердца, тем более, когда на их слова отвечали молчаливым укором мокрые от слез глаза.
— Зря ты так, — укоризненно посмотрел на Филина Карнаж, — Я бывал у края Пепельных Пустошей. Это страшное зрелище.
— Скиера, — дуэргар почувствовал себя весьма погано, — Я не хотел… Наша земля настрадалась не меньше, просто времени прошло больше… И на твои слова любой урожденный фивландец ответил бы также.
— Я понимаю, — достаточно твердо сказала полуэльфка.