— Странные эти фивландские дороги, — тихо произнес Феникс.
Сколько разных трактов он изъездил, но нигде подобных не встречал. Здесь каждый забирался в себя, оставляя лишь маленькое оконце глаз, через которое смотрел, чтобы не сбиться с пути или не угодить в яму. А, едва стоило к кому-нибудь обратиться, как тут же вырывался жесткий ответ. Словно трактирщик, разбуженный по утру ранним путником, спросонья посылает гостя ко всем чертям, так как радушие и гостеприимство еще отдыхают после напряженного дня, где трудились они на славу, одаривая теплом и улыбкой всякого, кто просил постоя и трапезы.
— И все же, взгляд стынет от того холодного запустения, что царит здесь и зимой и летом, — не выдержала полуэльфка.
— Каждый смотрит сам. И так, как умеет, — гораздо спокойнее возразил Филин, и с неожиданным чувством произнес, — Посреди холмов есть болота — излюбленное место чудаковатых алхимиков. Кое-где курганы. Там живут мои сородичи. Обитаемых мест здесь на самом деле очень много! К примеру, поселения гномов в горах на западе. И если там не шумят листвой леса и не поют птицы, это еще не значит, что там нет жизни. Стоит вслушаться! Ведь там, среди снежных шапок гор, жизнь гномов поет стуком кирки старателя на рудниках и штольнях, шипением раскаленного металла в кузнях и бульканьем кипящего на огне горького и крепкого лангвальдского чая. Наши далекие предки сражались только меж собой, и никогда с землей, что даровал Основатель. Даже сберегли леса, которыми скупо поделился Сильван. И мне искренне жаль, что с роккарскими дебрями случилось такое. Подумать только! Сжечь дотла объект споров Истании и Ларона с помощью драконов, чтобы в итоге не досталось никому.
Кеарх был из старой породы сильванийских эльфов, в которых еще оставалось довольно древней крови, чем, собственно, и гордился весь род молодого «рыцаря плаща и кинжала». Юный, по эльфийским меркам, отрок унаследовал и мстительность, и жестокость, присущую сильванийским эльфам, поэтому никак не мог оставить все как есть и позволить Карнажу безнаказанно уйти. Хотя, надо признать, Кеарх недооценил противника. Попрыгун еще в юношеские годы успел отличиться, да так, что многие его уважали. Правда, на этом их приятельские отношения с эльфом в гильдии воров и закончилось.
Сильваниец хорошо помнил как былые, казалось, такие сердечные наставники запихнули их в настоящее пекло. Он, Попрыгун и еще несколько молодых «стажеров» были направлены в одну из башен в Высоких Шпилях. И, если для юношей это было захватывающей авантюрой, то для бывалых воров являлось чистой воды самоубийством. В вопросе противостояния ловкого и смекалистого воришки, с быстрым как молния кинжалом, и мага, вооруженного такими знаниями, как, например, превратить щелчком пальцев человека в горстку пепла, все решал случай.
В тот момент обитатель башни, случайно задержавшийся там несколько дольше обычного, оказался молодым ворам явно не по зубам. Прежде чем они сумели оправиться от удивления, застав мага в библиотеке за чтением старинного фолианта, тот в гневе испепелил двоих. После чего немного успокоился, собрал нужные книги на глазах остолбеневших от страха Кеарха и Попрыгуна.
То был Рэйтц. Магу едва перевалило за тридцать, но талант заслуживал признания. Он направлялся на собрание чародеев в традиционно выбранных для этого залах феларской резиденции придворной гильдии, чтобы там сделать свой легендарный доклад и образовать орден Красных Башен. Будущий магистр пребывал в весьма скверном расположении духа, а, так как он славился своими маниакальными наклонностями прирожденного пиромана, то сожжение пары никчемных, по его мнению, молокососов только подняло настроение.
Маг воздел руки и зашептал формулу, открывая в огромном зеркале в глубине библиотеки портал. Весьма самоуверенный поступок — он повернулся к оставшимся в живых спиной. Хотя, откуда ему было знать о пережитом Карнажем в детстве потрясении и о том, какое последствие оно возымело? Оправившись от оцепенения, в которое повергло сожжение товарищей, Попрыгун, словно оголодавший волчонок, набросился с яростным рыком на Рэйтца. Если бы маг не успел повернуться, то удар потрепанного старого шабера пришелся бы между лопаток, а так стилет вонзился лишь в плечо…
Кеарх пришпорил коня, продолжая гнать во весь опор по дороге на Лангвальд.
Дальше он плохо помнил. Но очнулся, когда библиотека пылала, а мага и след простыл. На свое счастье он оказался рядом с дверью. Попрыгун же стоял столбом с широко распахнутыми жуткими черными глазами и таращился на отгородившую его от выхода стену огня, подле разбитого зеркала. Эльф даже не позвал его, а, что есть духу, бросился вниз по лестнице, спасая собственную шкуру. Хотя он прекрасно знал, в какое оцепенение вводил Карнажа открытый огонь. За это, впрочем, после он получил от учителей воровского дела хорошую взбучку. Даже у воров бросать напарника никуда не годилось.
Едва Кеарх выбрался наружу, где поджидали проверяющие, как сверху послышался звон стекла. Из маленького окошечка в тлеющей, а местами и горящей одежде, выпрыгнул оставленный им товарищ. Сделав в воздухе сальто, он умудрился ловко приземлиться, не переломав себе с такой высоты ноги. За Попрыгуном давно заприметили надежно вбитые кем-то в его голову рефлексы, и, порой, он вытворял удивительные акробатические «па!». Тогда-то, когда полукровка падал вниз в горящей одежде, кто-то и крикнул: «Гляди-ка, прям феникс какой-то! Из пламени выпорхнул и хоть бы хны!»
Сильванийца всегда бесило это молчаливое превосходство Карнажа над ним. Поэтому он только вздохнул с облегчением, когда красноволосый покинул гильдию.
Но теперь… Теперь дела обстояли иначе, и ставки были высоки. По крайней мере, для Кеарха. Репутация оказалась под ударом, и в гильдию возвращаться нечего было думать. Там его ждали только ножи Ротбарда. Такой убийца насадит его на клинок без колебаний.
Эльф прекрасно понимал, зачем все это было нужно. Чтобы отыграться, чтобы показать «Диким мечам», насколько воры Швигебурга и Шаргарда едины и способны отплатить убийством на убийство, пусть и в соотношении пары десятков к одному. Да и просто потому, что следующими целями ранкенов могут оказаться главы Совета Теней. Еще тогда, когда перед отъездом эльф пытался узнать больше о Фениксе, они поджали хвосты и с неприкрытой ненавистью говорили о Карнаже, напоказ жалея, что не прикончили полукровку, когда могли. Но, меж тем, дали Кеарху в подчинение только одного лучника — желторотого юнца, пусть и меткого как сам дьявол, но в делах стрельбы по гнилым тыквам и связкам хвороста. Чтобы убить живого противника, нужна была солидная практика.
Сильваниец горько пожалел о своей самоуверенности, когда схватился с «ловцом удачи» в трактире. За прошедшие годы Карнаж стал еще опаснее. Кеарх помнил, как с этим красноволосым бесом никто из учеников не хотел вставать в спарринг на тренировках, потому что тот был талантлив, но безжалостен, и любливал калечить кого-нибудь, якобы случайно…
Красноволосый был глух к чужой боли и страданиям. Как-то раз молодняк повели в подвал, чтобы начинающие путь в швигебургской гильдии воров сразу поняли цену за предательство. Там пытали одного переметнувшегося.
Кеарх содрогнулся в седле.
Никогда ему не забыть, как некоторых выворачивало наизнанку. Кого-то приводили в чувства из глубокого обморока. Самого сильванийца мутило, но он держался из последних сил. Потому что рядом стоял треклятый Попрыгун с каменным лицом, примечая все болевые точки и приемы, внимательно наблюдая за работой проводивших пытку мастеров так, словно рассматривал какой-нибудь манускрипт с описанием древней техники боя, а не лицезрел воочию страдания живого человека, чей истошный крик, не умолкая, рвался по стенам жутким протяжным эхом. На лице Карнажа тогда не появилось и капли эмоции. Он только часто-часто моргал своими огромными глазами, впившимися в извивающегося от мук предателя.
Всех патронов гильдии, что раньше с чинным видом молчали, когда Кеарх, невзначай, поднимал разговор о Фениксе, словно прорвало, когда перед отъездом эльф решил в последний раз попытать счастья. По их мнению, полукровка оказывался силен и опасен не столько своими клинками, которые тоже не стоило сбрасывать со счетов, сколько изворотливым умом и постоянно пополняемыми знаниями. Знаниями методов и всего сопутствующего тактике так называемой Войны Кинжалов. Даже когда начинало, как говаривали в гильдии, «пахнуть жареным», он действовал всегда по-своему, презирая большинство воровских законов. А ведь один из них гласил, что на пролитой крови можно рано или поздно поскользнуться. В свое время это доставило гильдии немало хлопот.
Складывалось ощущение, что некто, еще до прихода полукровки в гильдию, основательно вбил в него какое-то подобие кодекса, но слишком разветвленного для всех известных школ убийц на Материке, всегда отличавшихся жутковатой простотой, целостностью и зловещей логикой. Можно было бы опознать наставника Феникса по приемам ученика в бою. Но ничего существенного наблюдения не дали, кроме того, что техника чем-то напоминала островитянские изощренные приемы, которые в те времена стали слишком популярны, чтобы считаться диковиной. Сколько Попрыгуна не спрашивали напрямую, откуда все это — он уклончиво отвечал, что не стоит беспокоить прах его учителя.
Кеарх помнил, как при этом полукровка непроизвольно брался за один из мешочков на тесьме, которые постоянно носил с собой. Мастера гильдии оставляли расспросы до следующего раза, и на следующий раз они заканчивались точно также. Эльф считал все эти неписанные законы почитания наставников, пусть даже чужих, чепухой, но всегда оставался со своим мнением в меньшинстве.
Вот и получилось, что в гильдии проморгали адепта «Диких Мечей». Те в последнее время, словно кукушки яйца, подбрасывали своих выродков в чужие «гнезда», где и без того хватало желторотых «птенцов». Причем, очень часто, случалось таким «подкидышам» следовать примеру из природы, ненароком убивая кого-нибудь среди учеников. Им прощали в основном потому, что они оказывались поразительно «способными» и «схватывали на лету». Но в результате все это оказывалось пустой тратой времени. Получив то, что ему нужно, такой «одаренный» бесследно исчезал. Но с Карнажем все сложилось иначе, поэтому его пощадили в тот раз. Но теперь, когда «Дикие мечи» практически объявили войну гильдиям, он, Кеарх, мог открыто поквитаться с Фениксом.
Эльф заскрежетал зубами, вспоминая прочитанную ему отповедь забавных аллегорий мастера из Совета Теней на аудиенции. Сильваниец требовал и ждал несколько часов, когда каждая минута была на вес золота. И в гильдии об этом знали. Значит, им действительно хотели прикрыться. Принести в жертву, создавая иллюзию последствий для «Диких мечей», которые никогда не оставляли своих адептов без внимания. Даже если последние не знали о том, кто они на самом деле.
Получалось, что сильваниец подходил для мести лучше остальных. Он был заметной персоной в гильдии и, на свое горе, успел скрестить клинки с Фениксом, а слухи об этом распространились самые невероятные. Теперь эльфу предстояло показать «Диким мечам» подлинную «решимость» гильдии. Гильдии, которая, вместо того, чтобы своим могуществом стереть «ловца удачи» в порошок, посылает вслед одинокого «мстителя». Дешевое представление, разыгранное Советом Теней, было курам на смех и открывало Кеарху подлинное положение вещей, где мастера довольствовались тем, что вынудили Феникса покинуть Швигебург.
В итоге вся щедрость гильдии для сильванийца заключалась в худющем кошельке и это при том, сколько швигебургские воры заполучили в общаг с его помощью. Но Кеарх не отчаялся и, воспользовавшись старыми связями и своим положением, попытался найти союзников в таком щекотливом деле.
В окрестностях Швигебурга имелся постоялый двор, где останавливались в большинстве своем те, с кем эльфу раньше приходилось иметь дело. Хозяин заведения, в прошлом многим обязанный Кеарху, рассказал, что недавно приютил странного гостя с косым сабельным шрамом во все лицо. То был человек преклонных лет с изрядной лысиной и скверным характером. Однако рассказывал интересно, платил щедро, а что еще нужно было от постояльца в пригородах? Вот эти рассказы сильваниец и вытянул, чуть ли не клещами и в прибавку парой монет. Хозяин заведения подозревал, что интересующий эльфа постоялец был сведущ в магии и побаивался распространяться даже такому хорошему знакомцу. И все-таки за выданное в гильдии серебро Кеарху открылись интересные подробности! В том числе и то, что постоялец настойчиво расспрашивал о некоем красноволосом «ловце удачи».
Эльф решил нанести визит бродячему колдуну, который направился, по словам хозяина постоялого двора, в Лангвальд, как и все прочие, кто хотел посетить Хроноса. Странствующая Башня со дня на день должна была появиться в окрестностях «города полукровок». Вот только имени колдуна сильваниец не смог узнать. Единственное, что у него было: скудное описание и прозвище — Шрам. Впрочем, и этого могло с лихвой хватить, ведь все дороги ведущие путников в Лангвальд непременно оканчивались у порога гостиницы славного полу-гнома полу-дуэргара Николауса.
Солнце давно скрылось за горизонтом. С предгорий у Цитадели Бормов повеяло вечерней прохладой, доносимой северными пробудившимися от дневной спячки ветрами. Перекресток двух трактов показался на дне долины, и трое путников остановили своих лошадей на ее краю, наблюдая, как кипела жизнь на знаменитом фивландском перепутье. Многочисленные костры были охвачены широким кругом истанийских повозок, фивландских телег с большими колесами и крытыми имперскими фургонами.
Скиера и Филин направились в сторону призывно горящих в наступающих сумерках костров. Оттуда доносился многоязычный говор странников и купцов. А Карнаж остался на краю долины безмолвной черной тенью. Полуэльфка то и дело удивленно оборачивалась, беспокойно глядя на «ловца удачи». В очередной раз позади них никого не оказалось — Феникс растворился в ночной темноте.
Полукровка съехал с тракта и скрылся в зарослях под раскидистым дубом, наблюдая, как гном и лучница приближаются к купеческому биваку.
Даже если бы в Лангвальд вела добрая дюжина трактов, Карнаж все равно поступил бы также. Когда имеешь дело с воровской гильдией, особенно с теми, кто целил в спину стрелой, лучше немного подождать и ступать осторожно, как по коварным истанийским топям, нежели торопливо идти прямо, не оборачиваясь. Ведь такая опрометчивость походила на разыгрывание со смертью партии в кости, где в стакане «костлявой» их три, а в его, Феникса, хорошо, если одна и та стершаяся.
Карнаж спешился и стоял в ожидании, поглядывая на зажигающиеся в небе одна за другой звезды. Холодный горный ветер трепал складки плаща, в который он закутался так, что выглядывал только его небольшой прямой нос, да в темноте сверкали желтые глаза.
Наконец донесся стук копыт, и припозднившийся всадник, точно так же как и полукровка, остановился на краю долины. Незнакомец завертел головой в разные стороны и натянул поводья.
Довольно улыбнувшись сам себе, «ловец удачи» повел лошадь под уздцы вниз по склону, скрываясь среди растущих у предгорий деревьев. Лес зеленой волной спускался на дно долины вплоть до самого тракта. По пути Карнажа заметил, как прибывший, простояв несколько минут, спешился и отвел коня под тот самый дуб, за которым несколько минут назад обретался и сам полукровка.
Теперь можно было спать спокойно. Кеарх не отважился приблизиться к биваку, и будет прозябать всю ночь под сенью древьев, так как предгорья даже летом не радовали теплыми ветрами, а «ловец удачи» сможет прикорнуть на пару часов.
Карнаж почувствовал непреодолимое желание завалиться где-нибудь рядом с потрескивающим углями костром и хоть на некоторое время выкинуть из головы все эти предосторожности, раздумья над визитом к Хроносу и прочее, что не давало покоя, пока они ехали по тракту до фивландского перепутья. Хотя с Филином и его ослом это было слишком сильно сказано. Они не ехали, а плелись еле-еле, добавляя хлопот полукровке, который давно заметил преследователя. Тому пришлось ехать за ними тем же темпом, и эльф наверняка сыпал проклятьями на осла дуэргара так же, как и «ловец удачи». Хотя, именно благодаря тому, что осел дуэргара не показал должной прыти тогда, когда этого от него требовалась, и удалось обнаружить погоню.
Но это было слабым утешением для Карнажа, толком не сомкнувшего глаз несколько ночей к ряду. Филин оказался уже не тот хват, что был раньше. Пусть и здорово засадил алебарду в спину столичному стражу, но заснул в свой черед сидеть на стреме в первую же ночь! «Ловец удачи» был взбешен до крайности. Им и так приходилось избегать постоялых дворов у большого тракта, так как швигебургская воровская гильдия имела своих людей от Лангвальда до Вигпата, и ночевать приходилось на голой земле, так еще и Филин решил вздремнуть.
При этом воспоминании полукровку больно кольнула такая редкая в последнее время гостья — совесть. Он вспомнил, как дуэргар, опустив голову, молча сносил его упреки посреди ночи, а потом Скиера с укоризной глядела на полукровку, кутала виновато и растерянно трущего мерзнущие плечи Филина в плащ и укладывала спать. Что ж, они оба остались целы, хорошо выспались и не замерзли благодаря тому, что «ловец удачи» остаток ночи бодрствовал и поддерживал костер, злобно терзая зубами одну соломинку за другой, пытаясь тем самым унять непонятное смятение от оставшейся недосказанности. Если полуэльфке было что сказать, пусть сказала бы. Феникса, еще с того времени, как они впервые познакомились, бесила ее манера недоговаривать, а молча смотреть, будто он обязан читать мысли.
Какого черта?! Это же не поединок, где изыскиваешь слабости и страх в самом суровом взгляде. И не сделка, чтобы схватить за ворот, едва шельмовство мелькнет где-то в глубине зрачков, оповестив едва различимым прищуром…
Скиера и Филин удивились той поспешности, с которой Карнаж выскочил из ночной темноты, как черт из табакерки, напугав привязанных у повозок коней. Пристроив свою лошадь и пожелав всем с деланным ран'дьянским акцентом, особенно заметным в фивландском языке, доброго аппетита и спокойной ночи, «ловец удачи» завалился спать прямо на траве, подложив под голову седло.
Дуэргар, как мог, постарался успокоить сидящих вокруг костра сотрапезников. У них кусок застрял в горле, глаза от изумления вылезли из орбит, а кинжалы на несколько дюймов из ножен. Дело в том, что, до последнего момента, не то, что люди, животные не заметили приближения полукровки.
— Зачем он говорил с этим идиотским акцентом? — шепотом спросила Скиера у Филина.
— Да ладно тебе, — ответил дуэргар, — Неплохая уловка. С ран'дьянцами никто не любит связываться, неважно, где встретит. Сама знаешь, эти «коренные» снискали себе скверную репутацию. Мало кто любит тех, кто умеет поглощать чужие жизненные силы. Сам я с ними не сталкивался, но зато видел какие штучки иногда выкидывал подростком Карнаж. Впечатляет. Хорошо хоть чистокровные редко колесят по Материку, а сидят себе в туманных долинах на жутких деревьях. Ты, наверное, видела такие?
Скиера утвердительно кивнула:
— У нас тоже раньше были, росли почему-то все в одном месте. Плотно-плотно, переплетаясь ветвями. Гиблые были места. Те, кто селились подле них, быстро старились.
На слова Скиеры Филин только пожал плечами и покосился на сладко посапывавшего Феникса. На лице дуэргара появилось умиленное выражение глубокой душевной теплоты:
— Посмотри на него. Вот хитер, бродяга! Спит без задних ног у костра, пока тот, что ехал следом за нами, отбивает зубами на холодной земле фивландские марши, боясь разжечь костер.
— Почему? — удивилась полуэльфка.