Медлить было нельзя. «Ловец удачи» ворвался внутрь и обрушил на голову вскочившего с кровати мужчины ножны с металлическим набалдашником. Если хитрость не изменила старому лису, то сноровка подвела. Шнур от ножен был достаточно длинным и использовался не только для того, чтобы их носить, но и для связывания, в котором полукровка был мастак, в свое время натасканный Киракавой и в этом искусстве островитянского шпионажа. Правда, случай скрутить кого-нибудь Фениксу выпадал крайне редко, скорее ему самому приходилось выпутываться из веревок, что, впрочем, оказывалось делом менее хитрым, чем само связывание, если не скручивали в бессознательном состоянии. Достаточно было напрячь все мышцы тела пока накидывали путы, а потом выждать, расслабиться и выскользнуть. Такой возможности распластавшийся на кровати владетель мануфактуры больше не имел.
Очнувшись после сильного удара долговязый заворочался и, поняв, что он связан, зло заскулил. Руки и ноги затекли, безжалостно перетянутые прочным широким шнуром, и ему ничего не оставалось, как изрыгать проклятия в грязную мешковину исхудавшей от времени подушки.
Кто-то стоял рядом с ним, щелкая хлыстом, что обычно висел на гвозде у изголовья.
— Что тебе нужно!? У меня нет денег, я все проиграл! — прорычал владелец мануфактуры и тут же стиснул зубы от жестокого удара, обжегшего спину.
— Сволочь! — рявкнул долговязый, извиваясь под посыпавшимся градом ударов.
Когда мучитель прекратил экзекуцию, владелец мануфактуры перевел дух и, дрожащим от гнева голосом, сказал:
— Я знал, что рано или поздно серые дороги принесут кого-нибудь сюда! Многие кормят рыб в реке, а вот ты, курва эдакая, пробрался! Так уважай старость, ублюдок! Добей и не мучай, как положено по кодексу серых дорог!
— Ты думаешь, года предоставят тебе право на легкую смерть? — спросила тень у кровати.
— Ты! Я узнал тебя! Мало выигрыша показалось что ли?! И душу решил вынуть!?
— Не я, а твои рабы рассудят, что гнут спины на тебя день и ночь в этой тюрьме, — последовал тихий ответ.
— Мстителем себя возомнил! — деланно рассмеялся долговязый, — За оскорбленных и обездоленных, да? Не пори мне чушь собачью! Денег мало, так и скажи! Наскребу тебе, курве, что б отвязался!
Тень взяла связку ключей.
— Не смей!!! — начал долговязый, но каблук сапога уперся ему в затылок, потопив проклятия в подушке.
Владетель чуть не задохнулся и еще долго приходил в себя, когда тень отпустила его.
— Они же разорвут тебя, так? — клацнул металлом голос.
Долговязый замолчал и только громко сопел.
Ночной посетитель отошел от кровати и исчез в дверном проеме.
Владелец мануфактуры полежал еще некоторое время, и начал вертеться, пытаясь высвободиться. Нащупав заветный обломок старого ножа, что держал на всякий случай у изголовья, он, не переставая себя тихо нахваливать, перерезал путы.
— Мы еще посмотрим. Посмотрим, кто кого «разорвет»! Куда тебе со мной тягаться, сопляк! Со старым-то лисом. Уши себе вон какие отрастил, а мозгов как у куря!
«Старый лис» подскочил к зарешеченному окну, нажал потайную пластину под подоконником и ударом ноги высадил решетку с ослабленных креплений. Веревка скользнула вдоль стены до земли, и через мгновение владелец мануфактуры оказался снаружи.
Заметив тело убитого стража в снегу, он побежал по полю, собираясь выбраться на дорогу и там как-нибудь дойти до городка, ведь в конюшню соваться нечего было и думать — бараки располагались рядом.
Долговязый несколько раз оборачивался в поисках погони и, всякий раз обнаруживая, что сзади никого нет, лишь довольно ухмылялся. Он-то знал, что ждет этого молодого поборника справедливости в бараках. К зиме его маленькие работнички превращались в вечно голодное зверье, которое он заботливо взращивал из них. Слушались они только его хлыста и кнута подручных из воровской гильдии и усердно работали от зари до зари за кормежку.
Владелец мануфактуры, разумеется, только называл себя таковым и делал так, чтобы и другие так считали, на самом же деле он имел очень смутное представление об этом роде занятий. Он по-своему рассудил, как стоит использовать новые идеи и получаемый доход убеждал его в правильности взятого курса. Любопытных отвадил кого угрозами, а кого деньгами, выписал из гильдии трех помощников, за что платил мзду, и дела пошли в гору.
— И в этот раз выйдет по-моему! — бубнил себе под нос старый лис, выбираясь на дорогу, — Ничего, бывало и почище! Как из узилища шаргардского ходу давали во все лопатки, только успевай от стрел пригибаться… Ничего! Полуэльфы наемники и те смекалистее были, уж куда ему до них… Ничего! Многих на тот свет спровадили, тела в реке утопил. Ничего! За прошлую зиму двоих. Этот третий будет, так что ничего! Как говорится, три — число удачи!
Ноги легко несли по дороге. Долговязый даже не останавливался. Он бежал и бежал, поскальзываясь в грязи. Странное возбуждение переполняло его, словно он снова оказался во времена своей бурной молодости из грабежей, поджогов и засад на дорогах. Лихие выдавались тогда деньки.
Наконец, показалась развилка.
По дороге едет всадник. Ну вот и славно!
— Стойте! Помогите! — закричал владелец мануфактуры.
Но всадник его не слышал или делал вид, что не слышал.
Долговязый подскочил к нему и схватил лошадь под уздцы. В седле горбился тот самый молодой истребитель неупокоенных, которого он видел в городском кабаке.
— Помогите, сударь, не пожалеете! — пообещал старый лис.
Но молодой всадник поднял лошадь на дыбы, опрокинув его, и поехал дальше.
— Стой, проклятый!!! — владелец мануфактуры бросился за ним следом.
Всадник обернулся, выхватил из-за спины огромный, сияющий, словно ночная звезда, меч и обрушил на голову долговязого…
Истошный вопль прокатился по коридору в гостиную и сбежал вниз по каменным ступеням лестницы. Старый лис вскочил с кровати весь в холодном поту. Постепенно возвращалось ощущение реальности… Реальности знакомых стен и потолка над головой.
В зарешеченное окно проникал дневной свет.
Жгучая боль пронзила спину.
На покрывале следы крови.
Хлыст валялся под спущенными на пол ногами.
Разряженный самострел лежал у подоконника. В двери засел болт…
Ключи! Где ключи!?
Долговязый осмотрелся — связка висела на спинке кровати. Он облегченно вздохнул.
Голова была как в тумане. Он приложил руку к груди, успокаивая бешено колотившееся сердце. Подобные потрясения тяжело давались в его возрасте. Накинув куртку и шляпу, пошел по коридору в гостиную, по дороге вынув глубоко засаженную меж досок странную металлическую пластину.
«Колокол» в камине был обезврежен.
Чертыхаясь, владелец мануфактуры прошел к конюшням. Там он окликнул своих подручных, но никто не отозвался. Вспомнив о трупе стража в ночном видении, он вывел лошадь, сел в седло и объехал мануфактуру кругом. Обнаружив только двоих убитых, долговязый заскрежетал зубами на третьего, что, очевидно, успел сбежать к реке. Злость клокотала в нем, подогреваемая ноющей спиной от полученных ночью ударов хлыста.
О! Он все сделает, но достанет хоть из-под земли того наглеца, что посетил этой ночью! Раздраженно ударив пятками в бока лошади долговязый дал шпор, занес хлыст…
В голове помутнело, все вокруг закружилось. Он сам не понял, как оказался на снегу, жадно глотая ртом воздух.
Виски сдавило словно в тисках. Рука загребла немного снега вместе с грязью и сунула под рубаху на грудь. Тяжесть и жар перемешались там, под ребрами, с которых хотелось рвануть кожу и затолкать туда побольше холодного снега.
Душно и давит на грудь. Еще снега, еще и еще! Рубаха насквозь мокрая.