— Смотри, самородок, — я протянула левую ладонь змею.
— И это интимное место? — возмутился тот.
— Извини Хмара Горыныч! Если бы знала о твоём рвении, подставила бы джиннам мягкое место для ранения!
— Кто лечил?
— Маржана.
— Маржана? — ужаснулся Хмара. — Ну, ты, девка… — он отпрянул от меня.
— Да что случилось?
— Она дотрагивалась до тебя?
— Нет. Только саваном коснулась.
— Фу-у-у! А я то думал!
— Что, что ты думал? Ну, объясни же, наконец!
— Если Маржана дотронется — смерть!
— Голыми руками?
— Голыми.
— Голыми не дотрагивалась, — успокоила я Хмару, а за одно и себя.
— Хорошо она рану тебе залечила. Я так не смогу, — с завистью вздохнул змей.
— Неужели лучше тебя?
— Лучше! Мне учиться и учиться.
— А сколько тебе лет, Хмара? — я с подозрением посмотрела на распластанного змея.
— У-у-у!
— Ну, так сколько?
— Не знаю. Я считаю плохо, — стыдливо признался Горыныч.
— Хоть приблизительно?
— Лет триста.
— Всего-то!
— Всего-то? — взревел он.
— Хмара! Тихо! Ты чего разгромыхался? — вылез из кустов Рыська. С другой стороны ломился Андрей.
— Вот и твои кавалеры прибыли, — ехидно констатировал змей.
— Злопыхатели! — подредактировала я определение вновь прибывших.
— Ошибаешься, — улыбнулся Рыська, — мы твои верные… хм, рыцари!
— Ага, — поддакнул Андрей, — телохранители!
— Хранители чего? — поинтересовался Хмара.
— Тела, — пояснила я. — Тело есть — хранители! Тела — нет… на нет и суда нет!
— Варь, — стал оправдываться Андрей, — мы прибыли так быстро, как только смогли!
— Да я не про то! Ладно, забудем! Рыська, сколько лет Хмаре?
— Восемьсот тридцать, примерно.
— А он говорит — триста. Научи его считать.
— Это он возраст свой скрывает. Молодым хочет выглядеть, — выдал фолк змея.
— А тебе? — я хитро взглянула на Рыську.
— Двадцать пять.
— ???
— Ну-ну, — съехидничал Хмара.
— Двести двадцать пять, — поправился парень.
Мы с Андреем притихли, а змей опять: «Ну-ну!»
— Много, — сурово ответил фолк и отвернулся, не желая продолжать эту, как выяснилось, не только для женщин, деликатную тему. Я поняла, что большего мне из него не вытянуть.
— Тогда объясни мне другое.
— Какое? — тот весь напрягся.
— Почему здесь к нам все так добры?
— Ты победила… — начал он цитировать Перуна.