За две минуты до подъема он был в казарме. Дежурные по подразделениям, старшины рот деловито посматривали на часы, пока солдаты досматривали последние, может, самые удивительные, сны. Но вот требовательный сигнал разом оборвал тишину, а через минуту все уже выстроились на улице. Черножуков занял место в строю одного из взводов, на равных с подчиненными выполнял команды дежурного по батальону. Бежал по плацу, чувствуя единое биение молодых сердец, потом с азартом занимался на снарядах. По внешнему виду он почти не отличался от солдат и сержантов — по годам недалеко ушел от них. Так же ловки и упруги его движения, так же, устав, он потряхивал руками и подтрунивал над рядовым Алиевым, у которого упражнения на снарядах получались пока не очень.
— Ничего, — не остался в долгу солдат. — Посмотрите на меня через полгода.
И Александр нисколько не сомневался в том, что через полгода Алиев станет сильным и тренированным. Он верил в силу воли, в человеческую всепобеждающую целеустремленность. Черножуков любил эти утренние занятия вместе со своими подчиненными. Любил, что называется, сливаться в одно целое с коллективом, чувствовать монолитность строя. Конечно, понимал, как важно командиру-воспитателю быть с людьми заодно. Вряд ли найдется такой солдат, даже из числа самых трудных, который бы начал «сачковать», зная, что где-то рядом вместе со всеми занимается зарядкой комбат.
Спортом Александр и раньше занимался, до службы в Афганистане. Но только там до конца осознал, как важно быть готовым к бою физически, особенно при действиях в горах. Жгучее солнце, кислородное голодание, нарастающее по мере подъема в горы, нехватка воды, резкие перепады дневной и ночной температуры, стремительные действия в условиях дефицита времени... Да разве все перечислишь! И все эти так называемые факторы, конечно же неблагоприятные, — в бою строгие экзаменаторы.
Уже тогда, при первом сопровождении автоколонны, когда Черножуков принял решение атаковать душманов, и не снизу вверх, а наоборот (кто выше, тот сильнее — закон боя в горах), на вершине он понял, что выдохся. Хотя со спортом был вроде бы в прекрасных отношениях. Нет, силы в нем оставались, но их не хватило бы для другой высоты. Это он понял, преследуя душманов. Бежать приходилось все время впереди, и Александр почувствовал в своем дыхании посвист. Такое ощущение было, будто долго находился без воздуха, а теперь никак не заглотнешь нужную порцию кислорода. В училище он с однокурсниками не раз говорил о втором дыхании, которое обязательно приходит во время кросса. В общем-то так оно и случилось. Правда, на дистанции всегда знаешь, как расходовать силы на километровку или трехкилометровку, заранее рассчитываешь каждый отрезок пути. В бою подобной возможности не представляется. Да и маршрут выбирать не приходится: чем круче скалы, тем вернее. И тут особая сноровка нужна — навыки скалолазания, преодоление бурных потоков, психологическая подготовленность.
С того памятного случая Черножуков день обязательно начинал вместе с подчиненными — с физзарядки, с отработки элементов горной подготовки, каждый раз усложняя и усложняя программу. Поэтому его и бойцов роты стали шутливо именовать «горными оленями». Командиру же и среди самых подготовленных надо быть первым: ведь он, как флаг, на виду у всех. Его место в таких делах — на корпус впереди подчиненных.
Однажды Черножуков со своими «горными оленями» преследовал отходящую банду. Ущелье, узкое, петлистое, давало преимущество душманам. Нашим воинам приходилось идти осторожно: каждый камень в этой ситуации был, как говорится, на стороне врага, к тому же встречались и минные заграждения. Если продолжать в том же духе осторожничать, то банда могла выйти из горного ущелья и рассеяться в зеленой зоне, раствориться в кишлаках — попробуй тогда определи, кто местный житель, а кто пришел из-за кордона.
Надо было во что бы то ни стало перекрыть единственный для душманов выход. Александр выбрал маршрут по вершине хребта, хотя, и понимал, что он зверски труден. Идти приходилось на высоте свыше двух тысяч метров над уровнем моря, где не хватало кислорода, то и дело встречались препятствия, преодолевали которые с помощью страховочных веревок. А время, как неугомонный пресс, сжималось с каждым шагом. Но ни секунды передышки. Спешили, чтобы упредить врага. И удалось. Внезапная, дерзкая и неудержимая атака сверху вниз была для душманов неожиданной и сокрушительной.
Все, кто тогда был с Черножуковым, бесспорно обладали лучшими качествами бойца — самоотверженностью, решительностью, смелостью, выносливостью... Уже здесь, в «красных казармах», Александр как-то всего лишь на минуту представил их такими, как некоторые его сегодняшние подчиненные, и сразу увидел картину: по склону хребта бредут уставшие солдаты, их силы растрачены, а в глазах — равнодушие. И душманы спокойно проходят в зеленую зону.
Не случайно капитану рисовались такие ситуации. В батальоне были офицеры, которые считали физподготовку второстепенной учебной дисциплиной. Мол, сейчас все подразделения действуют на технике, а коль есть техника, то зачем длительные марши, да еще в пешем строю? А затем, дорогие товарищи, не раз отвечал им Черножуков, чтобы быть победителем, а не побежденным.
После завтрака — развод на занятия. На него капитан Черножуков вышел в отутюженной, словно влитой в него форме, начищенных до блеска сапогах. И хотя знал, что «происшествий не случилось», до конца выслушал привычный утренний доклад дежурного. Таков военный уклад жизни, отступать от него нельзя ни в большом, ни в малом.
В кабинете застал незнакомого офицера. Тот представился: лейтенант Юрий Черненко, назначенный заместителем командира батальона по политчасти. Был он молод, если не сказать юн. Пожалуй, только глаза, серьезные и строгие, говорили о его зрелости. Александр давно ждал в батальон политработника — служивший на этой должности офицер получил повышение по службе. «А без комиссара я — как без души», — говорил как-то Черножуков начальнику политотдела дивизии, прося поторопить кадровиков с назначением к нему заместителя по политчасти.
И вот он прибыл, Александр вдруг понял, что не испытывает радости. Смотрел на лейтенанта и думал:
«А станешь ли ты таким, как Андрюша Борисов? Тот и говорил по-другому, и держался, и... Впрочем, что же я? Под один аршин всех равняю. Поживем — увидим».
Вслух произнес:
— Заждались вас. Представлю личному составу и будете знакомиться с людьми.
Получилось суховато, зато по существу.
Шли в учебные классы, и Черножуков поинтересовался послужным списком лейтенанта. Биография Юрия уместилась, наверное бы, на половине тетрадного листа. Закончил военно-политическое училище, потом два года работал заместителем командира мотострелковой роты по политчасти, теперь назначен сюда.
«Куда ему до Андрюши!» — снова с грустью подумал Александр.
И он опять как наяву увидел Борисова, его добрый прищур глаз, услышал его спокойный окающий голос. Вот он сидит в кругу солдат и, по-детски подперев подбородок рукою, размышляет вместе с ними, что-то рассказывает им. Только слова почему-то неразборчивы. О чем же они говорят? Ну конечно же, о революции. И все более отчетливо доносится:
— Сегодня в Афганистане решается проблема мировой значимости. Идет великая схватка с дикостью, отсталостью, средневековьем. Мы с вами — на острие этой схватки. Мы с вами не позволяем и не позволим заокеанским деятелям использовать Афганистан в качестве плацдарма для угрозы Советскому Союзу. Для советского человека чужого горя не бывает.
Да, когда Андрей рассказывал о чем-то, все старались уловить его слова.
«Сможет ли вот так говорить с людьми мой новый замполит? — думал Черножуков. — Сможет ли донести до них те идеи, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца?»
Испытующе присматривался Александр к лейтенанту Черненко, знакомя его с батальоном.
— Вот, пожалуй, показал я вам в основном все и всех, — поглядывая на часы, заметил Черножуков. — Подробнее друг о друге узнаем, как говорится, в деле. Мне пора проверить, как идет учеба.
— Совершенно верно, — отчеканил лейтенант Черненко. — В деле познакомимся ближе.
Наедине с собой Александр проанализировал свое впечатление о политработнике и пришел к выводу, что, пожалуй, он еще не может сформулировать о нем своего мнения. Внешность не всегда портрет души человека, его устремлений, способностей. Даже глупца не всегда распознают по первой фразе. А к понятию «мнение» надо подходить с величайшей осторожностью. Черножуков, имея доказательства, мог сказать: это мне известно. Имея ограниченное число доказательств, он отваживался сказать, что имеет на этот счет мнение. Обладая еще меньшими доказательствами — только предполагал. Однако, как это ни парадоксально, со временем пришел к выводу: предположения почему-то чаще выпирают, чем факты. Факты ведь можно опровергнуть, их можно перетолковать; предположения же, подобно липучке или заразе, легко не отбросишь. И потому чеканная фраза «Совершенно верно, в деле познакомимся поближе», показавшаяся сразу несколько вызывающей, обрела приятный смысл, обещала, что хоть и молод Черненко, но дело ставит прежде всего.
Каждый день комбат проверял ход занятий. Не то чтобы не доверял офицерам, просто видел в контроле организующее начало учебно-воспитательного процесса. Выявлял недостатки, размышлял над ними, чтобы потом, сообразуясь с собственным опытом, выдать четкие рекомендации, принимать нужные меры. Особенно нетерпимо, можно сказать жгуче нетерпимо, он относился к любителям приукрасить положение дел.
Знал, видел: в бою побеждает умный, подготовленный командир, в которого верят солдаты. Это только внешне кажется, как просто отдавать команды. Простота не выходит из простого. Это — синтез сложных умственных и физических усилий.
Память часто возвращает его к тем дням и ночам, к тем людям, с которыми, что называется, съел пуд соли под испепеляющим афганским солнцем. Память — она активна, она действует. Весь свой опыт Александр старался отдавать боевой учебе, чтобы главный экзаменатор — бой, если сегодняшним подчиненным придется участвовать в нем, поставил им победную оценку. Без учебы нельзя, не просто без учебы — без напряженного постижения тех премудростей, из которых слагается бой. Вроде бы азбучная истина, но сколько таких азбучных истин пришлось осваивать ему, образно говоря, выхватывая их из огня.
Многое из того, что необходимо офицеру, дает училище, но ни в одном училище так не научат, как в бою. В Афганистане в делах офицера не было второстепенного, не было мелочей — все одинаково важно. Учились стрелять в падении, маскироваться на голом месте, владеть оружием противника, учились брать перевалы и дома, окруженные дувалами, в жаркой пустыне экономить каждый глоток воды и одной спичкой разводить костер. С высоты обретенных знаний Черножуков не уставал повторять офицерам батальона, что за упрощенчество в учебе в бою расплачиваются кровью.
Командир взвода старший лейтенант Александр Кузнецов тренировал своих подчиненных на специальной полосе препятствий. В полном снаряжении, с оружием солдаты штурмовали разрушенные дома, ныряли в узкий подземный ход. По их разгоряченным лицам струился пот, а сам лейтенант, розовощекий крепыш с голубыми глазами и льняными волосами, рвущимися из-под фуражки, всем своим видом говорил, мол, себе поблажек не даем. Комбату усердие Кузнецова и его подчиненных понравилось, но от похвалы он воздержался.
Дождался перерыва, во время которого солдаты сразу же окружили его, ожидая услышать что-то интересное.
— Неплохо работали, — левой рукой Александр хитровато накрутил на палец пшеничный ус. — Только почему по карнизам не ходили?
Он показал на стену высотою в четырехэтажный дом, сделанную для того, чтобы с ее помощью учиться действовать на высоте. Своего центра по горной подготовке в части не было, и у многих офицеров и солдат складывалось «равнинное мышление». Черножуков в батальоне решительно боролся с этим, переучивал, перевоспитывал людей. В полку его активно поддерживали, построили вот эту стену. Высшим премудростям на ней не научишь, но почувствовать высоту, перестать бояться ее — вполне можно.
— Так вот, — продолжил комбат, не дождавшись ответа на свой вопрос, — бытует мнение, что для действий в горах важнейшая подготовка — физическая — и это действительно так. Правильно говорю?
— Правильно! А как же! По горам лазать по плечу только сильным, — раздалось со всех сторон.
— Согласен и я, — подтвердил Александр, — без физической подготовки там делать нечего. Но это само собой разумеется. И все же смею вас заверить: не менее важно для боевых действий в горах быть подготовленным и психологически. Поясняю примером.
Однажды с частью роты, дело было в Афганистане, я сопровождал большую колонну с грузом для населения отдаленного кишлака. Значительную долю пути преодолели, можно сказать, без происшествий: лишь раз душманы обстреляли с дальнего расстояния. Был ранен афганский водитель, которого заменил один из воинов нашего охранения. До цели оставалось не более пятидесяти километров, когда нас еще раз обстреляли. На этот раз огонь оказался плотным. Прямо перед бронетранспортером, в котором я находился, выскочил душман и — бац! — из гранатомета. Правда, умудрился не попасть.
Огляделся. Над дорогой нависала скала. Из-за нее-то и вели бандиты прицельный огонь. Выкурить их оттуда имеющимися у нас огневыми средствами оказалось невозможным. Надо было зайти им в тыл. И я подозвал к себе группу подчиненных. Помню среди них Валентина Алокина, не по годам серьезных Виктора Кузнецова и Юрия Крылова, перед этим принятых в партию. Проверенные, подготовленные парни. Под стать им были и другие солдаты, за исключением одного — фамилию называть не хочу — потом он стал настоящим бойцом. Замечу только: раньше я всегда считал его решительным человеком, не способным потерять власть над собой. Физически он тоже был крепкий, тренированный.
Быстро и без потерь проникнуть в тыл бандитам представлялось возможным лишь одним путем. На почти отвесной стене горной вершины виднелся маленький, едва приметный карнизик. По нему мы и решили пробираться. Все, конечно, происходило гораздо быстрее, нежели мой рассказ. Мне первому удалось преодолеть весьма опасный путь: глянешь вниз — дух захватывает. Потом пошли другие. Я их встречал на небольшой площадке, с которой и намеревался ударить по душманам.
Сначала все оказывалось на редкость удачно. Вдруг замечаю: что-то там, на карнизе, застопорилось. Быстро иду обратным путем и вижу того самого подчиненного, намертво уцепившегося за выступ.
— Что с вами? — спрашиваю.
— Не могу, товарищ старший лейтенант, руки не слушаются, голова кружится, — отвечает пересохшими губами.
— Надо идти... Вы же всю группу задерживаете... — пытаюсь уговорить его.
Мои слова бессильны. Пробую тащить за руку — тоже ни в какую. Достаю пистолет и приказываю: «Вперед, марш, иначе выход один... Другого выхода нет!»
Вообще угроза — самое дурное в жизни, а для командира — первый признак бессилия. Но в этот момент она вывела солдата из шокового состояния. И он пошел. Душманов мы разбили.
Потом я долго беседовал с подчиненным, пытался выяснить причину случившегося. Дело в том, что в роту солдат пришел совсем недавно. Физически был хорошо подготовлен, а вот психологически... Страдал так называемой высотобоязнью. Пока вниз не посмотрел, шел по карнизу смело, стоило ему только бросить взгляд туда, где дно терялось в расщелинах, тотчас сдали нервы.
— Вот вы, товарищ сержант, — обратился комбат к рослому чернобровому юноше...