Горсти конфет и связка пестрых тонких ленточек были наградой за ласку невесты.
Парни, уже навестившие невесту, выстраивались перед крыльцом, дружно ударяя в ладоши. И вот снова послышался звук заряжаемых винтовок.
Час унаиша пробил. Выход невесты.
Каждое движение и каждый шаг Сарымы и ее подруг выражали целомудренный смысл обряда, его красоту. Неторопливо продвигались девушки, поддерживая под руки невесту, чуть колыхалась белоснежная фата, закрывающая ее лицо. Глаза опущены долу, нежно приоткрыты губы. Думасара с печальной радостью смотрела на Сарыму, вспоминая себя такою же молодой, тоненькой и стройной.
В знойной тишине августовского полдня Сарыму повели по двору, совершая круг перед тем, как вернуться в дом. Грянул нескладный хор мужчин, по аулу понеслась песня «Оредада». Как бы опомнившись, стряхнув с себя очарование, гармонист развел гармонь, зазвучала: кафа, и зевак оглушили залпы из винтовок.
По двору разнесся запах пороха.
А с ветвей развесистого тутового дерева посыпались, как плоды, пряники, конфеты, блеснули на солнце монеты. Это вместе с дедом Ерулем взобрались туда Лю и Тембот со своими дружками и выгребали лакомства из корзин. Дед Еруль сыпал пятаками и серебряными монетами. Мальчишки и парни, сбивая друг друга с ног, бросились подбирать щедрый кепхих. Слышались веселые шутки, притворные восклицания испуга, когда монета вдруг попадала кому-нибудь в лоб.
Стрелки направили огонь на дверной проем, чтобы навсегда выгнать злого духа из дома, где будут жить молодожены.
Хор приутих, певцы закашлялись от порохового дыма. Петухи и куры попрятались, собаки разбежались.
Свадебное шествие заканчивалось.
Сарыма уже ступила на крыльцо, когда раздались крики:
— Едет Казгирей Матханов!
И верно, в открытой коляске катил Казгирей Матханов в белой праздничной черкеске с позолоченными газырями. Тонкая талия, как всегда, перетянута старинным ремешком, голова поднята, поблескивает пенсне.
Гости во дворе и толпа зевак на улице почтительно ждали приближения высокого гостя.
— Думасара! Едет Казгирей Матханов! — воскликнула быстрая Гашане. — Его коляска…
Думасара вышла из-за стены, прикрывавшей ее от молодецких выстрелов.
— Никто не может остановить обряд, про должайте унаиша! — распорядилась она.
Сарыма шагнула к порогу — и в этот момент со стороны сада раздался одинокий выстрел. Сарыма ахнула, покачнулась, Думасара подхватила ее. На спине у девушки выступила кровь.
— Ранена! — ужаснулась Думасара. Мгновенно веселая праздничность обряда сменилась всеобщим замешательством…
Парни выхватили кинжалы. Иные, не имея оружия, выдергивали из плетня колья и тоже бежали в сторону сада. Келяр поскакал к дому Астемира за Эльдаром.
Какое несчастье! Какой позор! Такого позора в ауле еще не знали!
Коляска Матханова въехала во двор. Ах, как нехорошо! Зачем несчастье совпадает с его приездом!
Раненая Сарыма лежала на кровати в той же комнате, где недавно девушки украшали ее. Теперь одни из них плакали, другие в страхе прижались к стене.
— О дочь моя, родная моя! Кто же это посмел? О, горе нам! — причитала Думасара.
— Кто? — с порога вскричал Эльдар. Женщины расступились перед ним, а он ухватился обеими руками за дверь, не в силах шагнуть дальше, раскачиваясь из стороны в сторону, как пьяный.
— Сарыма… Я здесь, — бессвязно твердил он, как будто недвижимая, с растекающимся пятном крови на плече Сарыма звала его на помощь. — Я здесь, Сарыма!.. О, я из-под семи слоев земли достану его!
Наконец, собравшись с силами, Эльдар подошел к кровати.
Сарыма приходила в чувство. Шевельнулись побледневшие губы, медленно поднялись потемневшие веки с длинными ресницами, блеснули бархатно-мягкие черные глаза.
Думасара склонилась над нею,
— Нужен доктор, — неуверенно проговорил Астемир.
— Да, мусульмане, прежде всего тут нужен доктор. — В дверях стоял Матханов. — Эльдар! Бери мою коляску, вези Сарыму в больницу. Это прежде всего… Очень прискорбно мне, — другим тоном продолжал он, — что я застаю не радость свадебного пира, а такое… несчастье… Я горюю вместе с тобой, Эльдар! Но ты прав, негодяя мы найдем и под землей… Сейчас нужно в больницу.
С воплем вбежала в комнату запоздавшая Диса:
— Сарыма! Дочь моя! Что сделали они с тобою? В недобрый час отпустила я тебя из своего дома…
Комната наполнилась людьми, слышались голоса:
— Скорее Чачу, где Чача? Пошлите всадника за Чачей…
— Нет, да благословит всех нас бог, не надо Чачи. Никакой Чачи. Женщины, помогите Эльдару, — распорядился Казгирей. — Помоги и ты, Астемир!
Сарыма застонала. Астемир, с сурово сведенными бровями, помог поддержать раненую. Осторожно понесли ее в коляску.
Теперь во дворе смешались званые с незваными, все угрюмо провожали взглядами процессию, столь непохожую на то веселое шествие, которое было полчаса назад.
Диса лежала без памяти на полу в опустевшей комнате.
На крыльце из-за широкой юбки Думасары выглядывало испуганное личико Лю.
Из сада еще доносились возбужденные голоса людей, продолжавших искать преступника, а здесь, на дворе, гости спешно разбирали коней. Коляска Матханова тронулась с места, всадники окружили ее.
Раненую Сарыму повезли в Нальчик.
Слух о несчастье на свадьбе большевика Эльдара из Шхальмивоко быстро распространился по Кабарде и за ее пределами: об этом толковали в Осетии и даже в аулах Дагестана.
Стрелявшего не нашли.
— Да и как найти, — рассуждали люди, — если выстрел был с неба. Не столько выстрел, сколько голос самого аллаха. И то ли еще будет!
Коляска с Сарымой и сопровождающими ее Казгиреем, Эльдаром, Астемиром неслась по пыльной дороге. Сарыма лежала на подушках, прикрытая буркой. Астемир сидел рядом, придерживая раненую. На одной ступеньке стоял Эльдар, на другой — Казгирей. Несколько всадников скакали впереди, сгоняя с дороги мажары, подводы, табуны.
Прискакали как раз вовремя. Доктор Василий Петрович собирался в дальний аул: какой-то джигит распорол живот своему кровнику.
Больница на двенадцать коек помещалась рядом с бывшим реальным училищем, где расположилась теперь первая в Кабарде школа-коммуна. Степан Ильич Коломейцев, не оставляя партийной работы, стал ее первым заведующим.
Не успели раненую внести в помещение, как прибежал, узнав о несчастье, Степан Ильич и молча сел в стороне. За последнее время Коломейцев отпустил бородку, что очень шло ему. Бородка, подстриженные усы, неизменный галстук с гарусными шариками, которые так нравились Лю, сразу сделали его похожим на учителя.