По улице одного из кварталов разносился дребезг проезжающей кареты, колёса которой будто ждали удачного момента, чтобы отвалится. Алька радостно наблюдала за сменяющимися зданиями, что становились только богаче и краше. Элеонора, вальяжно развалившись на сиденье, молча прикрывало лицо книгой, что она перечитывала уже по третьему кругу. А Давид был бодрячком. Он спал. Но его разбудил резкий крик дочери:
— Папа! Папа! Посмотри! — радостно кричала Алька, ухватив своего папеньку за рукав и указывая пальцем к окну.
Давид, протерев глаза, выглянул в окно, где на крыше одного из домов перебирала лапами виверна, что была закована во внушительного размера цепь. На удивление, она это делала довольно аккуратно, лишь слегка царапая крышу, что было не так критично, ведь крыша и без того была усеяна ими. Хоть Давид предпочёл бы и дальше спал, но всё равно широко улыбнулся и потёр голову Альки. В любом случае, им скоро нужно было выходить.
Как только карета преодолела ворота и остановилась, семья Давида вышла из неё. Давид, вышедший самым последним, бросил кучеру монету на чай, которую он филигранно ловит на лету, после проговорив:
— Решка.
Открыв ладонь, он усмехается. Имперская монета с двумя изображениями давно почившего Императора.
Не подошли они к поместью и на десять шагов, как из главного входа выходят слуги и, судя по богатому одеянию, семья благородных господ, из-за которых и началось данное путешествие. Состояла же эта семья из матери, отца и сына. Отец представлял собой ничем не примечательного дворянина в разноцветном одеянии, даже слишком не примечательного. Его светлые волосы, гладкая белая кожа и карие глаза не выделяли его даже среди эльфов. А вот мать была более экстраординарной. Длинные чёрные волосы, сплетённые в косу, богатое на золото белое одеяние и голубые глаза. Всё это вызывало большой контраст между ними. А сын был творением этого контраста. Чёрные волосы, карие глаза и не очень примечательная одежда.
— Приятно, наконец, с вами встретится, Давид, — проговорил отец семейства. — Я Джек Раевский. Это моя жена Дороти и сын Стефан.
— И мне с вами тоже, — ответил Давид, представив уже свою семью. — Это мои дорогие жена и дочь Элеонора и Алька.
— Здравствуйте! — неожиданно выкрикнула Алька, выбежав вперёд, вплотную к новым знакомым с протянутой ладонью.
Её широкая улыбка в купе с природной милотой не позволили дворянину как-либо возмутиться такому бескультурью. Тот лишь улыбается в ответ, пожимая её маленькую ручку. Элеонора тут же упрекает её за это, но в скором успокаивается, и их проводят в дом, а после в гостевой зал.
Сама комната была украшена в приемлемом для их достатка образом. Голова оленя над камином, множество самых разнообразных картин, ваз, подсвечником и мебели из дорогой древесине. В общем, среднестатистическое для подобной семьи помещение.
Расположившись на диванах, находящихся друг напротив друга, со столом посередине, Джек махнул рукой слугам, приказав принести гостям закуски.
— Извиняюсь за подобное гостеприимство, но и вы, извольте, явились больно быстро, — произнес Джек.
— Сочту это за комплимент, — ответил Давид.
— Так и должно быть.
Служанки принесли чай, фрукты и другие закуски. Пока Давид и Джек вели активную беседу, Алька активно дрыгала ногами, с интересом слушая, что говорят взрослые. А Элеонора и Дороти молча смотрели друг на друга, попивая чай, как и Стефан. Закончился же обмен любезностями истинными намерениями данного торжества. Джек неожиданно встаёт с дивана и просит Давида переговорить тет на тет. Тот, не видя причин отказываться, уходит с ним, попросив дочь не безобразничать.
Проходя сквозь коридоры, увешенные множеством картин и магических светильников, они приходят в кабинет Джека. Он был относительно небольшой, сочетая только самое необходимое на подобии письменного стола и кресел для двух людей. Джек же, пока он глазел на всё это, зашёл за стол и достал бутылку дорогого вина с бокалами. При попытке налить ему Давид отказывается, на что Джек пожимает плечами и усаживается в кресло. Давид повторяет.
— Ах! Ну разве не прекрасно ли? — задался вопросом Джек, болтая вино по стенкам бокала.
— И всё же, я бы хотел перейти к делу, — подгонял всё не переходящего к сути Джека, Давид.
— Нам не о чем говорить, мой дорогой друг. Вы и так знаете, зачем я вас позвал. Потому, следуя банальной логики, вы согласны, иначе бы проигнорировали моё письмо. Разве что вы можете быть из той породы, что наслаждается обломов окружающих. Но вы ведь не из таких, верно?
В его глазах играла уверенность. На пару мгновений он даже заметил красноватые проблески в его глазах. Давид чувствовал, что его загнали в угол, словно дикого зверя, но нет в природе зверей, столь же цепляющихся за жизнь, как он. Поднявшись из кресла, Давид ставит руки на стол и требует. Нет. Приказывает.
— Говори.
Джек от такого немного удивился, но после, улыбнувшись, достал из тумбочки свору бумаг. Взглянув на них, Давид тотчас понял, что это договор о поставке, включающий в себя передачу прав на распространение и продажу вне его города, при условии не заключения подобных договоров с другими, взамен получая солидный дополнительный процент к уже первоначальной цене продукта. В то же время имелся договор действий в случае расторжения контракта, при котором он три месяца ещё должен был поставлять продукцию.
— Ну так что? Какого будет ваше дальнейшее решение? М?
— Давай сюда перо.
— Вы сделали правильный выбор, дорогой мой друг.
Протянув ему перо, Давид чиркает пару подписей и садится обратно в кресло. Джек был доволен. Давид тоже. При чём настолько, что он всё же решил выпить. Правда, его всё не покидало чувство чего-то зловещего.