— Пиши домой записку, — сказал я, Так и быть, я сбегаю.
— А с меня чего?
— Да ничего. Просто любезность с моей строны.
— Ну, ты и Дурак!
Как там ребята справляются с Волком? Торопись, Качалкин!
На записке был адрес: Улица «Крайняя глупость», 83-я хата с краю.
Я спросил прохожего, как пройти на эту улицу.
— Так она с краю. Иди в любую сторону — дойдёшь до «Крайней глупости».
Что-то Дураки опять напутали…Но я действительно попал на какую-то странную улицу. Длиннющая, насколько хватает взгляда, тянется и вправо и влево. Глухие заборы, на домах — никаких номеров. На колодце висит объявление:
НЕ ПЛЮЙ В КОЛОДЕЦ!
Из какого-то дома вышел Дурак с вёдрами, набрал воды, огляделся и плюнул в колодец. Ну и ну! Я к нему:
— Где здесь 83 хата?
— Моя хата с краю, ничего не знаю, — попятился он.
— Мне и надо с краю. А номер какой?
Но Дурак уже нырнул в калитку.
Я пошёл дальше. Опять табличка:
НЕ РОЙ ДРУГОМУ ЯМУ — САМ В НЕЁ ПОПАДЁШЬ!
А неподалёку — свежевырытая яма, лопата валяется. В яме Дурак плачет — видно, рыл и сам попал. Я его вытащил и спросил насчёт 83-й хаты. А Дурак даже спасибо не сказал. Тоже убежал в свою калитку, крикнул оттуда:
— Моя хата с краю — ничего не знаю!
На следующей калитке было написано:
ЗДЕСЬ ЗИМОЙ СНЕГУ НЕ ВЫПРОСИШЬ!
Я постучался. Стучаться пришлось долго. Наконец, в калитке приоткрылась щель, оттуда выскочила дощечка:
— ?
И карандашик привязан.
Я написал, что не нужно мне никакого снегу, а нужна 83-я хата. В ответ выскочило:
«Моя хата с краю, ничего не знаю!»
И добавлено на всякий случай:
«Снега нет!»
83-я с краю… Где ж мне её найти, с какого краю искать?
Вот устроились — у всех с краю! Ответить им трудно…Или вправду здесь никто ничего не знает — чего возьмёшь с Дураков?
А там, во дворце, ребята наедине с голодным Волком… Что же делать?
Я побежал вдоль улицы искать край. Тянулись стеной глухие заборы, колодцы, куда нельзя плевать, вырытые другим ямы…И тут я понял — у этой улицы никогда не будет ни конца, ни края, потому что она кольцом опоясывает царство и замыкается, подобно наручнику. Вот и получается, что все дома — с краю.
Все в стороне. Никто ничего не хочет знать. Царство Непроходимой Глупости. А меня наши ждут.
Был бы я Петровой, я бы, конечно, заревел. Лучше бы вместо меня пошёл Суховодов — он бы наверняка что-либо придумал. Только не останавливаться, на Куличках нельзя останавливаться! Хоть бы одна хата «не с краю»! Откуда-то ведь должен вестись отсчёт…
И всё-таки я её нашёл, маленькую хатку, которая не сумела втиснуться в общую улицу и была расположена чуть отступя, как бы в переулке.
На стук мне открыла девчонка, впустила в хату, выслушала, посочувствовала, а потом откинула платок и отвела прямо к 83-й хате с краю. Так её и звали: «Дурочка из переулочка». Хорошая девчонка, хоть и Дурочка. Если б не она — пропал!
Я мчался со всех ног, под мышкой у меня ворочался великолепный толстый бапашек в бумажке. Я очень беспокоился, что Сердитый меня не станет дожидаться, но он терпеливо ждал в условленном месте.
Наверное, в любой стране, даже самой дурацкой и несправедливой, встречаются хорошие люди!
Стоящая на телеге бочка была наполовину заполнена водой. Когда я в неё забрался, вода поднялась мне по грудь. Барашка я положил на плечи, как воротник, а Ворона вытащил из-за пазухи и посадил на барашка, чтоб не захлёстывала вода.
Ворон сидел нахохлившись и молчал.
Я мучился морально и физически. Морально из-за Ворона и потому что очень беспокоился, как там ребята, а физически — потому что вода была мокрая и холодная, а барашек на моей шее — вертлявый и тяжеленный.
Вот когда я по-настоящему завидовал Суховодову!
Волк выл на весь дворец, а я сразу успокоился — значит, голодный, пока никого не сожрал. От его воя Стражники, виджимо, разбежались кто куда, и я свободно проник во дворец. Вверх по лесьнице, по коридору, побыстрей отпер дверь, за которой слышался вой, и…
Петрова, Макар и Варвара, совсем белые от страха, стояли на подоконнике, готовые в любую минуту прыгнуть вниз, во двор, а Суховодов самоотверженно отражал атаки разъярённого Волка, который бросался на Суховодова, тут же с визгом отскакивая, будто его током било, но от суховодовской неприкосновенности ещё больше свирепел.
Как же я был прав, что оставил Суховодова здесь!
Я швырнул Волку несчастного барашка, которого тот тут же проглотил вместе с бумажкой. Брюхо у Волка раздулось, глаза погасли. Он зевнул, лёг на толстое своё брюхо, положил голову на лапы и грустно уставился в Лес.
Петрова свалилась с подоконника мне в руки и заревела в голос.
— Что тут бы-ы-ыло! Ты нарочно так долго шлялся, чтоб он меня сожра-ал! У, тварь!
Петрова пнула Волка ногой в бок. Тот даже не шевельнулся.