Берег чем-то напомнил Горелову его родной Верхневолжск. Только деревья в верхнем течении Волги были другие: дубки, березы, сосенки. Посидев на песке, он подошел к Иртышу, пригоршней зачерпнул теплую на мелкоте воду. Иртыш ворчливо бурлил. Навстречу течению проплыл, сердито кряхтя, пароходик и скрылся за поворотом. Солнце припекало голую спину. Горелов потянулся и стремительно бросился в воду. По грудь высовываясь из воды, он саженками отмахал метров сорок, борясь с течением. Потом лег на спину и увидел, что кустик, под которым сложил одежду, стремительно отлетел назад.
У середины течение стало таким сильным, что бороться с ним было бесполезно. Наметив ориентир, Алексей повернул к берегу и вскоре был доставлен течением на отмель. Вода, бурля, билась о его колени. Передохнув, он поплыл дальше и вскоре вышел метрах в трехстах от того места, где разделся. Назад шел навстречу уже снижающемуся солнцу. Оно слепило, и, чтобы рассмотреть людей, раздевавшихся под тем же ивовым кустиком, он щитком ладони защитил глаза. «Так и есть, наши, — сразу угадал он. — Вон в сиреневом купальнике стоит Женя Светлова, а рядом — наш парашютный бог капитан Каменев. Чего это он так часто сопровождает Женьку? А впрочем, пускай сопровождает. Он парень броский, я против него ничего не имею. А кто же третий? — Горелов не сразу узнал полного, успевшего раздеться и похлопывающего себя по плечам ладонями человека — будто под палящими солнцем ему было зябко. — Ха! Это же Рогов, наша пресса! Вот уж ситуация. Ну и молодчина Женька. Двоим головы задурила».
Подходя к ним, Горелов приветственно поднял руку:
— Робинзонам от Робинзона.
— Какова водичка? — поинтересовался Каменев.
— Ни горячая, ни холодная. Как лимонад из нашего буфета.
— Весьма меткое определение, Алексей Павлович, — одобрил Рогов. — Честное слово, в вас помимо космонавта и художника зреет еще и фельетонист.
— А что, возьмете к себе в редакцию, если генерал Мочалов рассчитает?
— С удовольствием, — засмеялся Леня, — только на какой планете такую редакцию мы откроем?
— Я пошла, мальчики, в этот самый лимонад, — заявила Женя.
На ее тронутой загаром спине, обнаженной вырезом купальника, нежно розовела родинка. Безотчетное желание прикоснуться к этой родинке вдруг овладело Алексеем. Понимая, что это нелепо, он не смог все-таки удержаться. У самого берега нагнал Светлову и указательным пальцем, словно на кнопку электрического звонка, нажал на эту нежную розоватую родинку.
— Ты чего, Алексей? — удивленно обернулась Светлова. — Я тебя никогда не видала таким.
— Так посмотри! — по-мальчишески ухмыльнулся Горелов.
Женины плечи дрогнули от смеха.
— Честное слово, Алеша, сколько тебя знаю, никогда еще не видела на твоем лице такой глупой ухмылки.
— Тебя это покоробило?
— Да нет, чудной, — покраснела Женя, — мы ежедневно так много занимаемся серьезными проблемами и так заинтеллектуалились, что иногда глупость или шалость — как отрезвляющий душ. — Она внимательно и несколько удивленно рассматривала Алексея, его не успевшее загореть курносое лицо и мокрые кудряшки на лбу.
— Знаешь, Женька, что я заметил? — не меняя шутливого тона, продолжал он. — На тебя благотворно влияет степновское солнце. Ты какая-то стала сильная, мужественная.
— А это хорошо или плохо?
— Смотря в какой ситуации. Если выйдешь замуж за этого твоего вздыхателя Рогова и при первой супружеской размолвке дашь ему своей лапочкой по загривку, сразу до предынфарктного состояния доведешь.
— Ой, не могу! — беззаботно расхохоталась Женя. — Да откуда ты взял, что я замуж собираюсь?
— На эту тему в отряде ходят сто версий.
— Сто предположительных и ни одной близкой к истине, — прищурилась Светлова. — Дискуссия исчерпана, товарищ Горелов. Дорогу женщине, меня ждет Иртыш, мой старый знакомец.
Вздымая тучи брызг. Женя с веселым визгом кинулась в воду.
Горелов возвратился к кустику, лег на песок, прикрыл полотенцем голову. Сонливая истома овладела им. Веки смежились, и он поддался дреме. Из сладостного забытья вывело восторженное восклицание Каменева:
— Ну и плещется Женька! Сущий дельфин. А с течением как справляется! Русалка и та бы не смогла с ней состязаться.
Горелов открыл глаза. Каменев сидел недалеко от него обхватив руками колени сильных ног. На черных шерстяных купальных трусиках алел силуэт акулы. Когда он смеялся, мускулы бугорками переливались у предплечий. «Ей-богу, античность, — подумал о нем Горелов, вспомнив о своих на время заброшенных мольбертах, — хоть в натурщики его бери».
Рогов лежал рядом с Каменевым. Его лысеющая голова была прикрыта синим носовым платком, стянутым узелками на концах. Алексей, машинально разглядывая дряблые бока журналиста, заметил, что за последнее время тот отяжелел еще больше. «И куда только смотрит Женька. Неужели так много надо раздумывать, чтобы сделать выбор? А впрочем, любовь не картошка». Светлая Женина головка виднелась уже за вспененной серединой реки.
— Сумасбродная! На тот берег рванула! — восхищенно воскликнул Каменев.
Рогов обеспокоенно заворочался на песке, привстал:
— Это же опасно, Георгий… Ее надо немедленно вернуть.
— Что вы! — возразил Каменев. — Никаких оснований для беспокойства. Когда мы были в десятом классе, я уговорился с одним пареньком прыгнуть с двадцатиметрового моста. На перила залезли, вниз глянули и устрашились. А Женя так на нас презрительно посмотрела: эх вы, рыцари! На те же перила вскарабкалась — и вниз. Вот она какая!
— Потрясающе, — заулыбался Рогов. — Странно. Она мне об этом никогда не рассказывала.
— Да что вы! Разве она хвастунишка? — голосом, переполненным нежностью, отозвался Каменев и подумал: «Значит, не столь уж близкими были отношения у него с Женей, если она не рассказала о нашумевшем том прыжке».
— Смотрите, уже на том берегу! — закричал Рогов. Они вглядывались в желтую отмель противоположного берега. Сиреневый купальник мелькал на фоне пепельно-серых ив. Светлова победно махала друзьям руками.
Рупором сложив ладони, Каменев позвал:
— Женя! Назад осторожнее! На снос боковой возьми поправку!
— Я поняла! — прозвенел над неспокойной поверхностью реки голос космонавтки.
По желтой отмели правого берега, огибая скользкие корни ив, прямая и гордая шла Женя. Она сорвала ивовый прутик и кокетливо била им по воде, словно наказывая ее за строптивость. Горелов лениво любовался движениями девушки, усмешливо рассуждал: «Красивая Женька. В балете бы даже прижилась, если бы поступила. И откуда у простой рабочей девчонки такая осанка? Не зря ее Субботин именует «королевой красоты» нашего отряда. Красивая Женька, а полюбить я бы ее не смог. Почему бы это?» — полунасмешливо, полусерьезно спросил он себя и не нашел ответа.
Подхваченная течением. Женя точно рассчитала, на какое расстояние ее отнесет. Длинные сильные ее руки разгребали бурливый Иртыш. Каменев не сводил с нее восторженных глаз.
— Правее, Женька! Тебя относит!
— Управлюсь! — отфыркиваясь, откликнулась Светлова.
— Вы ее любите, Георгий? — спросил неожиданно Рогов.
Каменев обернулся и густо покраснел.
— Женьку? Да откуда вы взяли, Леонид Дмитриевич? Рогов его называл Георгием, а Жора — подчеркнуто по имени-отчеству. Рогов улавливал в этом обращении постоянно присутствующий намек на разность их возраста.
— Профессиональная наблюдательность, — обжегся горькой улыбкой Рогов. — Журналист обязан все видеть.
— Да нет, вы, право, напрасно, — развел руками Каменев в замешательстве. — Просто вместе росли, учились. А это знаете как сближает! Вроде и роднит даже несколько.
Женя вышла на берег метрах в ста от места, где они расположились, и торопливыми шагами направилась к ним. Она плавала без резиновой шапочки и умудрилась не замочить волос.
— Как приземление, товарищ инструктор? — обратилась она к Каменеву.