— Все мы без солнца ничего не значили бы, — примирительно произнес Горелов, — были бы вечной окаменелостью. Что такое по сравнению с солнцем весь наш шарик с морями, океанами, континентами? С великими открытиями и запусками ракет, в том числе и наших космических скорлупок? Так, микромир какой-то. А вот выдумщики советуют в песнях нашему брату: долетайте до самого Солнца и к Земле возвращайтесь скорей. Мне нравятся эти слова… Знаете, ребята, о чем иной раз думается, когда Вселенную стараешься представить? А вдруг всяческие гипотезы ученых о световых и радиосигналах, идущих к нам из далеких миров от мыслящих существ, лишены основания? Нет человеков на других планетах далеких и близких. Только на нашей маленькой звездочке кипит жизнь. Человеки радуются, скорбят, строят, любят, продолжают свой род и вот уже запускают в космос корабли. Какая же тогда огромная честь быть человеком, если ты мечтаешь долететь до самого Солнца!
Они шли по ровной асфальтированной дорожке к стадиону, где теперь их ожидало двухчасовое занятие по вольной программе. Под присмотром. Баринова они должны были бегать, прыгать, тренироваться на лопинге, играть в волейбол. Эти два часа не были обязательными. Любой космонавт имел право по своему желанию заменить занятия на стадионе купанием в Иртыше или самоподготовкой, если ему надо было подогнать теорию. Асфальт под ногами был еще твердым, сохраняющим ночную прохладу.
— Не так-то просто долететь до самого Солнца, — усмехнулся Игорь. — Помните, ребята, чудесную легенду об Икаре, у которого оно растопило восковые крылья?
— Слабый был человечек, — зевнул Локтев, — да и космодромов в ту пору не существовало. Сплошная самодеятельность, а не полет.
— У этой легенды есть одна глава, которая часто опускается рассказчиками, — напомнил Игорь. — У Икара был отец Дедал. И крылья, на которых Икар поднялся, были не им самим, а отцом изготовлены.
— Ага, вот и нашелся главный конструктор! — засмеялся Локтев.
Но Дремов никак не реагировал на эту реплику, продолжая с увлечением пересказывать древнюю легенду:
— Когда Дедал изготовил крылья, он сказал Икару: «Сын мой, на них ты можешь лететь далеко, но не дай тебе бог приблизиться к Солнцу. За такую дерзость ты будешь жестоко наказан». Икар обещал отцу не ослушаться. Но он был молод и отважен. И когда поднялся в звездный мир, ему показалось, что до Солнца рукой подать. Он продолжал подниматься все выше, а оно припекало и припекало, так что с крыльев начал капать воск. Храбрость Икара не знала границ, и он решил, что крылья выдержат. А когда приблизился к Солнцу, они отвалились, и курчавый дерзкий Икар упал в море.
— Вот к чему приводит нарушение дисциплины полета плюс воздушное хулиганство, — вставил расходившийся Олег Локтев, и они все трое весело рассмеялись.
У каменной ограды стадиона Горелов придержал своих товарищей.
— Ребята, у меня к вам нижайшая просьба, — начал он заискивающе. — Передайте, пожалуйста, Баринову, что я на физо не приду.
— Как! — воскликнул Игорь. — А кто же тебя в волейбол заменит?
— Ну не знаю, — развел Алексей руками. — Сонечку, что ли, возьмите. Она любого мужчину заменит: и на защите хороша, и гасит мячи отчаянно.
— Да, но при ней в трудную минуту нельзя будет крепко выразиться, — пожалел Локтев.
Горелов похлопал его по плечу:
— А ты воздержись, крошка. Пора бы уже эстетическим самообразованием подзаняться, чтобы к крепким выражениям не тянуло. Пусть Сонечка за классного руководителя тебе сойдет.
Покинув друзей, Горелов быстро зашагал к центру Степновска, на улицу Авиации. Издали виднелось здание кинотеатра и двухэтажный с красным цоколем универмаг. Первый этаж этого универмага был отдан под продовольственные товары, на втором размещались отделы готового платья, обуви, трикотажа. Большой степновский, поистине универсальный магазин торговал с семи утра и до семи вечера с четырехчасовым перерывом, выпадавшим на самые жаркие часы. В этом не было ничего удивительного, потому что среднеазиатский военный городок просыпался удивительно рано. Основное его население составляли летчики, штурманы, авиационные специалисты — люди, начинавшие с зарей свой рабочий день. И в семьях у них жены и дети не привыкли залеживаться в постелях. Проводив мужей на аэродром, жены шли в магазин, чтобы запастись съестным к обеду, а заодно заглянуть и в промтоварный отдел.
Был большой этот светлый магазин и постоянным местом сходок, на которых женщины обсуждали все степновские новости, самые, на их взгляд, важные события последних дней. На одинокого офицера, забежавшего сюда, никто из них не обратил внимания. Заезжих и залетных офицеров в Степновск прибывало немало. Алексей спокойно прохаживался у прилавков, неторопливо рассматривал товары. Огромные рулоны шерсти, ходкого здесь ситца и шелка его не интересовали. Так же равнодушно прошел он мимо отдела готового платья и полок, уставленных посудой, электрическими чайниками, утюгами и прочим хозяйственным ассортиментом. Зато, увидев пестрые ряды игрушек, он поспешил туда. Это и было целью его посещения магазина. Подойдя к прилавку, Горелов в растерянности остановился. Никогда в жизни он не покупал игрушки. В городе Верхневолжске, где он родился и провел горькое безотцовское детство, кроме розовой погремушки, жестяной трубы и сабли с облезлыми ножнами, у него ничего не водилось. До того ли было бедной вдове Алене Дмитриевне в те годы! Игрушечных солдатиков он уже сам научился лепить из глины, когда подрос. Что купить больной девочке, он не знал. Куклу? Но ведь в уголке у Наташи — он это очень хорошо запомнил — валялись две куклы: одна маленькая в красном платьице, а другая голышка с оторванной ногой. Дудочку? Но есть у нее и дудочка. Барабан с белыми палочками или бубен? Но это, скорее, для мальчика. Трамвайчики, заводные машинки, кажется, для первоклассницы поздновато. Алеша увидел на самой верхней полке в целлофановом пакете огромного плюшевого медведя и удовлетворенно вздохнул. Вот игрушка, которой ребенок обрадуется в любом возрасте. Только тащить этого рыжего великана через весь городок среди белого дня!.. Ну да ладно. Что поделаешь? И он решительно посмотрел на продавщицу:
— А подайте-ка мне, пожалуйста, этого Топтыгина на смотрины?
Девушка в блестящем форменном халатике без особенного удовольствия потянулась за лесенкой, чтобы спять медведя с самой недоступной полки. Но когда на ее глазах Алексей освободил плюшевого зверя из упаковки и стал его тискать, головой опрокидывая вниз, и на басовитое урчание с улыбкой оглянулись несколько покупательниц, девушка, засмеявшись, посоветовала:
— Возьмите, товарищ капитан. Единственный экземпляр на весь наш отдел. Видите, какой симпатичненький? Импортный… из ГДР, кажется.
— Ладно, — повеселел Алексей. — Будем считать, уговорили. Заверните его, а я — на пять минут в продовольственный.
В продовольственном отделе он зашел к заведующему и назвал свою фамилию. В Степновске существовала традиция: для летчиков-испытателей, парашютистов, готовящихся к соревнованиям, или экипажей, выполняющих спецзадания, по совету генерала Саврасова завмаг всегда держал небольшой запас редких продуктов. Группа полковника Нелидова была включена в этот список. Разбитной завмаг Отари Мемлудович Нонешвили был до крайности любопытным человеком. Обо всех остальных из этого списка он хоть что-нибудь да знал. Одни в его присутствии жаловались друг другу на моторесурсы двигателей или амортизаторы шасси, другие говорили что-то о затяжных прыжках или управлении стропами, третьи делились своими впечатлениями от пуска ракет. И, улавливая эти не всегда ему предназначавшиеся фразы, Отари Мемлудович очень гордился тем, что он, в далеком прошлом старшина разведроты, потерявший в Великой Отечественной войне четыре пальца на руке, всегда в курсе событий, какими жил далекий от столицы, но такой важный Степновск. О необыкновенной осведомленности Отари Мемлудовича ходили легенды. Говорили, например, что, когда наша армия сокращалась на миллион двести человек и многие пожилые офицеры задумывались над тем, как сложится их дальнейшая судьба, пришел командир технического батальона домой, а жена ему и говорит:
— Ваня, а ты знаешь, что твоего заместителя Орлова увольняют?
— Перестань болтать! — прервал ее рассерженный муж. — Мы с ним сейчас с аэродрома возвращались. Кто тебе сказал такую чушь?
— Отари Мемлудович.
— Врет он как сивый мерин! — заключил комбат раздраженно. Но когда после обеда вернулся на службу, обнаружил у себя на столе телеграмму, предписывавшую направить в отдел кадров вышестоящего штаба майора Орлова на предмет переговоров об увольнении из рядов Вооруженных Сил по возрасту и состоянию здоровья. Комбат, придя вечером домой, попросил жену:
— Слушай, Леля, сходи к Отари Мемлудовичу, спроси — а меня там увольнять не собираются?..
О многом знал Отари Мемлудович, а вот о группе полковника Нелидова — ничего. Только раз к нему зашел плотный подполковник с лохматыми бровями и попросил пару лимонов. Отари Мемлудович предложил ему в дополнение самые лучшие сигареты, но тот лишь рассмеялся. Тогда Отари Мемлудович, желая задобрить подполковника, фамилия которого была Ножиков, подмигнув, склонился к его уху и прошептал;
— О шен генацвале, что я вам предложу! Как самому лучшему другу, сообщу по секрету. Есть две бутылки заветного армянского коньяка «три звездочки», перед которым уступает даже наш грузинский. Это самый лучший коньяк в мире. Одну бутылку взял генерал Саврасов, другая вас дожидается, генацвале.
Любой бы летчик и парашютист расплылся в улыбке от такого заманчивого предложения, но этот подполковник с лохматыми бровями только оглушительно расхохотался да руками замахал:
— Нет-нет, это тем более не подходит.
— Разве ваши все не курят и не употребляют хотя бы изредка этот нектар? — несколько обиженно уточнил Отари Мемлудович.
— Все, — весело рассеял его сомнения Ножиков. — Не полагается нам, генацвале.
— Странная народ у вас, — заметил Отари Мемлудович.
— Странный, — еще веселее расхохотался Ножиков и ушел, так и не сказав больше ни единого слова.
Горелов был вторым человеком из группы полковника Нелидова, обратившимся к директору магазина. Отыскав его фамилию в списке, Отари Мемлудович широко заулыбался:
— Очень приятно познакомиться, товарищ Горелов. Давно, можно сказать, жду. В чем испытываете нужду? Есть «Северная Пальмира», «Казбек», сигареты с фильтром и без фильтра.
— Это не по моей части, — перебил Алексей.
— Генацвале! Да что это такое! Можно подумать, все люди полковника Нелидова из некурящих состоят?
— Угадали, — улыбнулся Алексей.
— Вай, — покачал черной головой Отари Мемлудович. — А может, из этого жанра чем интересуетесь? — выразительно провел он ладонью по горлу. — Есть водка с медалью, коньяк «Ниструл», Цинандали и даже Хванчкара.
— Нет, — опечалил его Горелов снова. — Пью четыре раза в год: день рождения, май, Октябрьская и годовщина Советской Армии. Я другим интересуюсь, товарищ директор. Собираюсь проведать больного. Нет ли каких фруктов?
Отари Мемлудович сделал большие глаза и зашептал:
— Под самым большим секретом скажу. Есть килограмм бананов и килограмм апельсинов. Апельсины не импортрые толстокожие, а наши, грузинские, пальчики оближет ваш больной товарищ. Я это для генерала Саврасова в городе раздобыл, но если такое дело, по полкило вам выделю.
— Очень буду вам благодарен, — обрадовался Алексей.
Воспользовавшись добрым настроением покупателя, Отари Мемлудович не удержался от вопроса:
— А вы долго еще у нас загоститесь?
— Не знаю, — сдержанно ответил Горелов, — прикажут, хоть завтра улечу. Я же человек военный.