- Не всегда. Ну, а если раскрылся один обман, значит, нужен другой, и только.
- Больше не поверят!
- Пустяки! Способность человека верить неискоренима. Ведь верить на слово гораздо проще, чем рассуждать. Вы, медики, учите, что человек мыслит мозгом. Чепуха! Человек толпы думает ушами.
- Знаете, господин редактор, после всего, что вы сказали, я никак не могу взять в толк: чем же мы тогда отличаемся, например, от "Горячих новостей"?
- Мы - радикальная газета, - с гордостью ответил Керри. - Наш читатель требователен. Он не переварит "Горячих новостей". Мы должны дать...
- Диетическую ложь?
Керри поморщился.
- Вы безнадежны, Уиппль, - сказал он. - Если бы вы были настоящим журналистом, вы поняли бы, как сейчас кстати эта история.
- Выстрел в Чьюза кстати?
- Раз он не достиг цели, значит - некстати, - холодно возразил Керри. - Но выстрел Гуда в себя - очень кстати. Мы сделаем из него прекрасную мелодраму! Мелодрама и сенсация вместе! - в полном восторге воскликнул редактор. - Боже мой, да о чем еще может мечтать журналист? Мне стыдно, Уиппль, что сотрудник моей газеты этого не понимает!
27. Цена славы
Жизнь... Что я сделал из нее? Бессмысленно так говорить! Я должен бы сказать: что сделала из меня жизнь?
Р. Роллан. "Робеспьер"
Петер Гуд не жалел, что стрелял в себя. Лежа в большой белой комнате, он жалел только о том, что промахнулся. Как было бы хорошо не открывать глаз, ни о чем не думать. Так не хотелось думать... Петер часто впадал в полузабытье, но даже и придя в себя продолжал лежать с закрытыми глазами. Это избавляло его от необходимости видеть мир, в который у него не было никакого желания возвращаться.
Как-то, открыв глаза, Петер увидел перед собой лицо хозяина.
- Не волнуйтесь, Гуд, вам вредно, - ласково сказал хозяин. - Я пришел навестить вас. Как вы себя чувствуете?
- Ах, господин Крэп, - прошептал Петер, - я очень виноват перед вами.
- Повторяю, Гуд, успокойтесь! Вы решительно ни в чем передо мной не виноваты...
- Но деньги... Я должен был выиграть наверняка. Я вернул бы, если бы не этот крах...
- Я вас не понимаю, - возразил хозяин. - Никаких денег вы у меня не брали. Наличность кассы в полном порядке. Пожалуйста, запомните это.
Петер ничего не понимал. Может быть, это продолжение бреда? Так, значит, ему не грозит тюрьма? Но он стрелял в знаменитого ученого. Нет, все равно тюрьма!
- Все равно тюрьма... - тяжело вздохнул он. - Я стрелял в Чьюза.
- Что вы, мой милый, - снова возразил хозяин. - Вы стреляли только в себя. Ни в кого больше.
- Но...
- Никаких "но"! Вам вредно волноваться и спорить. Молчите!
- Но...
- Сам Чьюз вовсе не обвиняет вас в покушении. Да и кто этому поверит: вы разговаривали с ним лицом к лицу - и вдруг промахнулись с такого близкого расстояния.
Петер все больше изумлялся.
Хозяин тем временем развернул перед ним газету.
- Не следовало бы вас сегодня волновать, - улыбаясь, сказал он. - Но так уж и быть, - смотрите!
И Петер узнал, что он герой. Герой! Так прямо и было напечатано в газете. Это он вступился за попранные Чьюзом интересы бедных маленьких людей. Выстрелом в сердце он протестовал против того разорения, какое принесло этим людям открытие Чьюза.
В газете не было ни слова о том, что он стрелял в Чьюза. Наоборот, Чьюз заявлял, что он слышал только один выстрел, направленный незнакомцем в себя.
- Убедились? Так не путайте же! Когда вы поправитесь, вас, конечно, навестит следователь...
- А разве я поправлюсь? - спросил Петер. В нем вдруг проснулась надежда.
- А почему же нет? Конечно.
- Но сердце... Мне кажется, из него вытекла вся кровь.
- Пустяки! Я пригласил сюда профессора Вирма, он творит чудеса...
Петер вдруг почувствовал, что он безумно хочет жить. Значит, не все потеряно. Тюрьма не грозит. Что же случилось? Он все отлично помнит: как брал деньги, как стрелял... Но кругом почему-то не хотят этого знать. Даже сам Чьюз не хочет. Почему? Этого Петер не понимал. Но это, в конце концов, неважно. Только бы поправиться!
На следующий день он чувствовал себя гораздо лучше. Да и как могло быть иначе, когда столько людей думали о нем и любили его! Мэри принесла ему большой букет хризантем. Теперь он уже не сомневался в том, что она станет его женой. Газеты помещали портреты Петера Гуда, называя его героем. То-то удивляется теперь Джек! Пусть позавидует его славе!
В больницу явился следователь. Он был очень любезен. Собственно, дело достаточно ясно, но закон требует, чтобы был допрошен и господин Гуд. Он, следователь, надеется, что господин Гуд чувствует себя лучше. Впрочем, он задаст лишь несколько самых необходимых вопросов. Итак, каковы причины, побудившие господина Гуда стрелять в себя?
Петер коротко, но в драматических тонах изложил свою жизнь. Понятно, он умолчал о Джеке и об операциях, предпринятых вместе с ним, а также, помня наставления хозяина, о "займе" и выстреле в Чьюза.
Следователь заинтересовался, каким образом у господина Гуда оказался револьвер. Петер рассказал. Отлично. Куда же пошел господин Гуд из магазина? Петер сказал, что сначала он хотел сразу же покончить с собой, но потом решил поговорить с профессором Чьюзом, так как считал его и считает (подчеркнул он) виновником своего несчастья.
Твердо ли помнит господин Гуд, что из магазина он направился прямо к профессору Чьюзу? Не был ли он где-нибудь еще до этого?
Петер смутился. Неужели следователь знает о Джеке и о том, что револьвер предназначался для него?
- Может быть, вы забыли, у вас сейчас болезненное состояние... Вспомните!..
Петер молчал.
- Вы купили револьвер. Откуда вы знали, исправно ли он бьет?
- Магазин и фирма первоклассные...
- Конечно, конечно, - согласился следователь, как показалось Петеру, с неудовольствием. - Но все-таки естественно проверить только что купленную вещь...