— Сколько на полу песчанок, и все ползут по прямой линии! А я раньше никогда голубых песчанок не видел.
Песчанки. Она вспомнила: ну да, Лолимел родом с Нового Карфагена. Песчанки всегда красного цвета.
Лолимел спросил:
— А почему у тебя из головы растет дерево, Мия?
— Я использовала сильное удобрение, — ответила она. — Лолимел, ты спал с Эсефеб?
Молодой человек был искренне шокирован.
— Нет!
— Хорошо. — Может, правда, а может, нет.
Джамал прошептал:
— Имеем шанс изучить галлюцинации на примере человека, способного четко артикулировать увиденное…
— Нет, — прервала его Кенни. — Время очень важный фактор… — Мия поняла, что Кенни никак не может сказать слово «для лечения».
Лолимел вдруг понял:
— Я? Вы хотите… меня? Со мной все в порядке!
— Лолимел, дорогой… — начала Мия.
— Я ничего не подцепил!
— А на полу нет никаких песчанок, Лолимел…
— Нет!
Охрана была предупреждена, и Лолимел не смог выбежать из атриума. Охранники крепко держали его, а он кричал и вырывался, пока Кенни прилепляла ему на руку пластырь с транквилизатором. Через десять секунд Лолимел отключился.
— Хорошенько привяжите его, — тяжело дыша, сказала Кении. — Дэниел, как только все будет готово, включай мозговую бормашину. Все остальные — упаковывайте вещи и закрывайте базу на карантин. Мы не имеем права рисковать людьми. Действуем в соответствии с разделом одиннадцать.
Одиннадцатый раздел: «Если командир Медицинского корпуса считает, что степень риска для членов Корпуса превышает степень возможной выгоды для колонистов в три и более раз, командир имеет право отозвать Корпус с планеты».
Мия впервые видела, чтобы Кенни приняла такое решение, не посоветовавшись с остальными.
Прошли сутки. Мия в сумерках сидела рядом с Лолимелом. Шаттл уже забрал большую часть людей и оборудования. Лолимел должен был улететь последним рейсом, потому что, если бы он умер, его тело оставили бы на планете. Кенни не говорила этого, но все и так понимали. Лолимел не умер. Он бился в бессознательных судорогах, лицо его искажали гримасы боли (Мия с трудом могла его узнать), у него была нарушена деятельность основных систем: пищеварительной, лимфатической, эндокринной и парасимпатической нервной. Все это фиксировалось мониторами. Но он должен был выжить. Другие не знали этого, это знала только Мия.
— Мы готовы забрать его, Мия, — сказал молодой техник. — Вы тоже летите на этом шаттле?
— Нет, на последнем. Будьте осторожнее с ним. Мы не можем точно сказать, насколько ему больно.
Она следила за тем, как каталку вывезли из комнаты. Над Лолимелом беспрестанно гудели мониторы. Когда они вышли, Мия проскользнула в соседнее здание, потом в следующее. Такие красивые дома: просторные атриумы, большие залы, одно помещение перетекает в следующее.
В восьмом здании она подобрала свои вещи, приготовленные заранее. Рюкзак был тяжелым, хотя она собрала далеко не все, что хотела. Так легко взять что-нибудь незаметно, когда база срочно сворачивается. Все считают, что если чего-то нет под рукой, значит, эти вещи уже упакованы, никто не проверяет никаких инвентаризационных списков или баз данных. Некогда. Во все времена война считалась удачным моментом для мародерства.
И что же, она тоже стала заниматься мародерством? Нет, она украла эти вещи не для себя. Ее поступок будет оцениваться по количеству спасенных жизней или людей, которым она сможет вернуть человеческое достоинство.
«Почему вы вступили в Корпус?» — Потому что я врач, Лолимел. Не антрополог, а врач.
Конечно, они заметят, что самой Мии на борту последнего шаттла не будет. Но Кенни поймет, что искать Мию — пустая трата драгоценного времени и сил. Тем более когда Мия не хочет, чтобы ее нашли. И потом, Мия уже слишком стара. Старикам позволительно самим принимать решения.
Она, конечно, будет скучать, ей будет недоставать товарищей по Корпусу; с того момента, когда ее перевели сюда полтора года тому назад (а по другому летосчислению много десятилетий тому назад), они стали ее самыми близкими людьми. Больше всего ей будет недоставать Лолимела. Но это единственный для нее способ закончить жизнь достойно, принеся себя в жертву колонистам. Она прежде всего врач.
Все получилось даже лучше, чем она думала. Когда корабль улетел — а она видела, как он покинул орбиту, стремительный поток света, — Мия сразу отправилась к Эсефеб.
— Мия этей эфеф, — промолвила Эсефеб с улыбкой. «Мия идет домой».
Мия подошла к девушке, обняла ее и наклеила ей на шею пластырь с транквилизатором.
В течение следующей недели Мия почти не спала. Она сама провела операцию по пересадке тканей, а потом выхаживала Эсефеб, когда у той были остаточные судороги, тошнота, понос, страшные боли. Однажды утром девушка проснулась уже другим человеком. Мия помогла ей вымыться, накормила и долго ухаживала за ослабевшей Эсефеб. Здоровье девушки быстро восстанавливалось. Лекарство было очень сильным, но не разрушительным, как боялись они вначале. Эсефеб стала спокойной, покорной и на удивление сообразительной. Мия научила ее основным правилам очистки воды, личной гигиены, правильного хранения пищи и здорового образа жизни. К тому времени, когда Мия перешла в хижину матери Эсефеб, девушка уже избавилась от большей части мучивших ее паразитов. Эсефеб ни разу не говорила о прежних галлюцинациях. Возможно, она ничего не помнила.
— Эсефеб экебет, — промолвила Мия, поднимая с пола рюкзак. «Эсефеб будет хорошо».
Эсефеб кивнула. Она тихо стояла у двери, а Мия шла к следующему дому, потом, обернувшись, помахала рукой, и Эсефеб помахала ей в ответ.
Мия поправила рюкзак. Он показался ей более тяжелым, чем раньше. А может, Мия просто постарела. Всего на две недели, но ведь две недели иногда равноценны целой жизни.
За две недели можно начать дело по спасению всей цивилизации.
Наступила ночь. Эсефеб сидела на лестнице, ведущей на ее высокую постель, обеими руками сжимая кусок синтетической сине-зеленой ткани. Она плакала и дрожала, лицо ее было искажено. Вокруг сгущались сумерки одиночества. Наконец девушка заплакала и запричитала в голос:
— Эй-эс! О, Эй-э-эс! Эй-эс, Эсефеб экет! Эй-эс… этей эфеф! О, этей эфеф!
Джон Варли впервые появился на арене научной фантастики в 1974 году, а к концу 1976 года он уже написал огромное количество умных, ярких, свежих, смелых и очень живых рассказов, в том числе «Retrograde Summer», «In the Bow!», «Gotta Sing, Gotta Dance», «The Hall of the Mountain Kings», «Equi noctials», «The Black Hole Passes», «Overdrawn at the Memory Bank», «The Phantom of Kansas» и др. Трудно вспомнить более влиятельный корпус фантастических рассказов, кроме, разве, ранних работ Роберта Хайнлайна в журнале Джона У. Кемпбелла «Astounding» и ранних рассказов Роджера Желязны периода середины 60-х годов. Даже для такого жанра, как научная фантастика, где, случается, знаменитостями становятся за одну ночь, такой взлет был внове. Варли оставался ведущей фигурой жанра в течение 70-х и начала 80-х годов. Он написал такие романы, как «Оphiuchi Hotline», «Titan», «Wizard», «Demon», «Millenium», и сборники рассказов («The Persistence of Vision», «The Barbie Murders», «Picnic on Nearside» и «Blue Champagne»), завоевал три премии «Хьюго» и две премии «Небъюла» за рассказы «Press Enter», «The Persistence of Vision» и «The Pusher». К середине 80-х годов Варли сосредоточился на киносценариях, но большая часть написанного им так и не воплотилась в фильмах. Разочаровавшись в Голливуде, Варли в 1992 году вернулся в литературу с романом «Steel Beach». Поклонники Варли считали, что роман станет новой вехой в его творчестве, но писатель вдруг замолчал, и до конца столетия новых вещей из-под его пера не выходило. В первые годы нового века появился роман «The Golden Globes», а в 2003 году «Red Thunder» и целый ряд коротких рассказов. Выходит первый за последние годы сборник его рассказов под названием «The John Varley Reader». Ниже приведен рассказ, в котором вслед за автором читатель попадает на Луну. Напряженная и полная тайн история убийств, в которой находчивая женщина-полицейский должна в дебрях и мрачных подземных переходах лунного города поймать жестокого серийного убийцу, а время при этом отсчитывается не только одними часами…
Женщина, спотыкаясь, шла по длинному коридору. Она так устала, что бежать уже не могла. Высокая, босоногая, в изодранной одежде. На большом сроке беременности. Сквозь пелену боли она заметила знакомый голубой свет. Илюзовая камера. Идти больше некуда. Она отворила дверь, вошла внутрь и закрыла дверь за собой.
Впереди была последняя дверь, а за ней вакуумная бездна. Женщина быстро повернула четыре рычага, герметично запирающие дверь. Сверху донесся тихий ритмичный предупреждающий сигнал. Теперь запертую дверь удерживало лишь давление воздуха внутри шлюза, а внутреннюю можно будет открыть только после того, как снова закроется внешняя.
Женщина слышала шум в коридоре, но знала, что уже в безопасности. Если они попробуют высадить внутреннюю дверь, сработает сигнал тревоги, и тогда на место прибудут и полиция, и люди из воздушного департамента.
Свою ошибку она поняла, когда у нее лопнули барабанные перепонки. Женщина начала кричать, но крик замер вместе с последней струей воздуха, вырвавшейся из легких. Она сидя продолжала бить кулаками по металлическим стенкам шлюза, но кровь уже ручьем потекла у нее изо рта и из носа.
Глаза женщины затуманились, и в этот момент внешняя дверь поднялась вверх; перед ней открылся лунный пейзаж. При свете солнца все вокруг было белым и красивым, вскоре и тело женщины покрыл такой же красивый, холодный иней.
Лейтенант Анна-Луиза Бах села в гинекологическое кресло, откинулась назад и положила ноги на подставки. Доктор Эриксон вставлял ей внутрь какие-то приборы и инструменты. Она отвернулась и принялась изучать сквозь стеклянную стенку слева людей, сидевших в приемной. Она ничего не чувствовала, и от одного этого ей становилось не по себе. Но еще больше ее мучила мысль, что все это «железо» находится в непосредственной близости от ее малышки.
Доктор включил сканер, и она взглянула на экран справа. Она так и не смогла привыкнуть к тому, что видит внутреннее стенки своей матки, плаценту и плод. Они жили своей жизнью, пульсировали, наливались кровью. У Бах появилось ощущение, что она словно потяжелела, не может даже приподнять руки и ноги. Это чувство в корне отличалось от тяжести в груди и животе, которые она испытывала в последнее время.
Ребенок. Даже не верится, что это ее ребенок. Он совсем не похож на нее. Так выглядят все малыши в утробе: сморщенное личико, розовый, несуразный комочек. Маленький кулачок то сжимается, то разжимается. Вот малышка дернула ножкой, и Бах почувствовала удар изнутри.