Перкинс прочел сообщение, но вопреки моим страхам воздержался от расспросов, ограничившись лишь удивленным взглядом.
— Пусть этот текст останется между нами,— попросил я.
— Хорошо...— искоса взглянув на меня, проговорил он.— Но не придись ты мне по душе...
Я понял, что он обо всем догадался. Не мог не догадаться, учитывая, что Ларош прислал радиограмму на мое имя.
— Я попрошу шофера отвезти тебя в барак,— сказал Перкинс.— Я сообщу, сумел ли наладить связь. Я сменяюсь в полночь.
Он вывел меня на улицу, усадил в какой-то грузовик и объяснил шоферу, куда ехать.
— В половине второго ночи заскочишь за ним,— добавил Перкинс.— Этот парень должен сесть на поезд с бетоном. Если я не стану будить тебя, когда вернусь с дежурства, значит, с радиограммой порядок. А Ларошу сообщу, чтобы искал тебя на 263-й миле, хорошо?
Мы выехали на проселочную дорогу с глубокими колеями, замерзшими и твердыми, как бетонные надолбы. Вскоре машина остановилась перед каким-то домом, и шофер сказал:
— Вот барак, парень. В половине второго будь готов.
Я вошел в барак. Голая лампочка освещала коридорчик с туалетом и ванной в конце, доски пола были покрыты черным стекловидным песком, который скрежетал под ногами, в углу ревел керогаз, источавший жар. Я открыл дверь одной из комнат, она была свободна.
Я прилег на кровать и задремал, но тут же проснулся, почувствовав, как кто-то трясет меня за плечо.
— Что, пора? — спросил я, вспомнив о поезде. Свет в комнате горел, и я заметил, что стрелки будильника не доползли и до полуночи. Тогда я перевел взгляд на человека, разбудившего меня, и рывком сел на кровати.
— Вы?! — Сна как не бывало, я чувствовал только панический ужас.— Как вы сюда попали?
— Самолетом.— Ларош отпустил мое плечо.- Боялся с вами разминуться.— Он расстегнул «молнию» своей парки и уселся в ногах кровати, разматывая шерстяной шарф.— Ну и жарища тут... Извините, что разбудил, вы, должно быть, здорово умаялись.
Я помолчал, не доверяя своему голосу. Я боялся этого человека. Даже сейчас не могу объяснить, что это был за страх.
Ларош снял шарф и стал вытирать им лицо. Он выглядел отчаянно уставшим, под глазами залегли черные тени.
— Вы сказали Лэндсу, что я здесь? — спросил я. Голос мой звучал сухо и хрипло.
— Нет.— Он достал из кармана сигареты и протянул мне.— Сначала хотел поговорить с вами. Зачем вы сели в самолет и примчались сюда? Вы не поверили тому, что я рассказал? Почему?
— Дело не в том, поверил ли я.
Ларош кивнул.
— Да, видимо, так. Судьба,— пробормотал он, помотав головой.— До сих пор в голове не укладывается. Сын старика, сидящий за приемником, ждущий, когда же это наконец произойдет...
— Это вы о моем отце?
Он, казалось, и не слышал меня.
— Кошмар, дурной сон... Вы небось думаете, что я их убил, да? — Ларош нервно засмеялся.— Думаете так, да? Из-за того, что моя фамилия Ларош?
В его голосе звучали нотки горечи.
— Не надо этих удивленных взглядов,— продолжал он.— Едва прочтя отчет Леддера, я понял, что на уме у вашего отца. Поверьте, я не повинен в их гибели. Это правда. Я тут ни при чем.
— Я не думал вас обвинять.
— Вот как? Тогда почему вы здесь? Почему вы говорите Паоле, будто я лжец? Зачем утверждаете, что ее отец жив? Бог мой! Добро бы только это. Вы еще выдаете себя за инженера и едете на трассу. Думаете, я не знаю, что вы замышляете? Лучше бы вы сказали Макговерну правду. Мы вполне могли бы втроем обсудить все это, сочти вы за лучшее объяснить причину своего приезда.
— Но я это сделал,— сказал я.— Я приехал потому, что мой отец принял радиограмму от Брифа.
— Нет, причина не в том,— сердито махнув рукой, перебил меня Ларош.
— Но если они еще живы...
— Они мертвы.
— Откуда тогда радиограмма? Этот вопрос, казалось, не интересовал Лароша.
— Зачем вы солгали Макговерну?
— Никому я не лгал! — воскликнул я.
— Нет, лгали! Вы сказали ему, что не знаете имени спутника вашего деда.
— Но это правда. До встречи с Леддером я ни разу в жизни не слыхал об экспедиции Фергюсона.
— Не слыхали?! — Он уставился на меня так, будто я заявил, что Земля плоская.— Но это же абсурд. Вы признаете, что Лабрадор не вылезал из головы вашего отца. Не может быть, чтобы вы не знали причин этого интереса. А потом, когда вы узнали о радиограмме, вам стало понятно, почему он ее выдумал.
— Он ничего не выдумывал. Он ее принял. И радиограмма была от Брифа. Мне плевать, что скажете вы или кто-либо другой...
— Это невозможно. Передатчик затонул вместе с самолетом.
Я покрылся холодным потом: Ларош сказал, что радиограммы быть не могло из-за потери передатчика. Но не потому, что Брифа не было в живых!
— А как насчет Брифа? — спросил я.
— Он не мог послать радиограмму,— повторил Ларош. На этот раз тихо, словно убеждая самого себя. Он был так утомлен, что даже не понял значения моего вопроса.
— Не верю,— пробормотал он.— Не могли вы не знать о вашем деде и о том, что с ним случилось.
— Выходит, мог. Но какое это имеет значение теперь?
— Какое значение? — Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами.— Но... Это невероятно. Таких совпадений не бывает. Почему вас держали в неведении?
— Вероятно, из-за матери. Она боялась Лабрадора, не хотела, чтобы я знал...
— Но та, вторая женщина! — перебил он меня.— Был же дневник... Когда умерла ваша бабка?
— Лет тринадцать назад.