Люди прощались друг с другом. Плакали, кто-то отрывался на полную катушку. Мародерство процветало. Люди пытались за последние дни сделать то, на что не хватало времени всей жизни. Наблюдая в окно за суетой внизу, я подумала, может, и не стоило нас предупреждать? Ну, умерли бы в счастливом незнании. Но, как сказал митрополит: 'Вы должны быть готовы к этому'.
Я сидела на краю кровати в гостиничном номере. Уже и не помню, как он выглядел. Небольшая гостиница, небольшого города, куда я приехала на семинар психологов, который обещал быть веселым событием. А вот, как оно все оказалось… Я всегда считала себя профессионалом в сфере знания человеческих душ. А тут сама зациклилась и никак не могла выйти из ступора. Почему-то казалось, что надо собрать вещи. Почему-то хотелось, чтобы был рядом чемодан с необходимыми вещами, раз уж близких рядом нет. Глупо, конечно, заменять родню и друзей чемоданом с вещами. Но я не стала бороться со своими подсознательными желаниями. В номере был бардак, перевернутая кровать, одежда валялась, одноразовая посуда от завтрака. Армагеддон добрался сюда в первую очередь. Я опять выглянула в окно. И тут же задернула штору. Не хотелось смотреть на чужой город и чужих сумасшедших, начавших его громить.
По телевизору продолжал доказывать свою теорию профессор Иванов Степан Иосифович. Его внешность была не обманчива. Типичный профессор, в пиджаке с короткими рукавами, старый галстук перекошен, под роговой оправой очков безумно сверкают глаза, седые волосы всклокочены.
— Я уверяю вас, — Обращался он к ведущему, не понятно, почему до сих пор сидевшему в студии. — Мы переполнили нашу часть эфемерных песочных часов, и они переворачиваются. Но это не означает крах всему. — Он волновался, руки его тряслись.
Ведущий же сидел, задумавшись, не слушая, не задавая вопросов. Ему было все равно. Я так и видела, как в его голове возникают мысли: 'Что я здесь делаю? У меня мать в доме престарелых. Может, я еще успею…' Он тут же поднялся и вышел.
— Куда вы? — Вскочил с кресла Степан Иосифович. — Куда вы все уходите? Мы можем спастись!
Он пытался что-то объяснить, что-то важное. То, что возможно спасет наши жизни. В ответ ему было из-за камеры только: 'Мужик, хочешь, продолжай нести свой бред. Но вряд ли с той стороны кто-то слушает тебя'.
— Куда же вы все? — Казалось, Степан Иосифович сейчас попросту расплачется. Он схватился за волосы. — Я опоздал… — Мерил шагами студию, иногда выходя за кадр. — Но… Может быть, хоть кто-то… — Он буквально подлетел к камере, схватив ее ладонями. На весь экран было видно только его безумное лицо, его огромные зеленые глаза под очками в роговой оправе. — Если хоть кто-то остался… Если хоть кто-то смотрит… Есть выход! Есть возможность спастись! Я все просчитал, это не ошибка. Все достоверно. — Тараторил он. Безумец! Пытаясь собраться с мыслями, думал, возвращаться ли к месту прерванной теории, или перейти к сути. — Есть точки соприкосновений наших реальностей… Н-н-ну, — Он отошел от камеры. Видно было, как трясутся его руки с длинными красивыми пальцами. Объясняя, он активно жестикулировал. — Вторая часть так называемых часов… Есть возможность перебраться туда невредимыми. Н-н-не буду вдаваться в подробности. Вот, — зашелестела бумага, доставаемая из кармана пиджака. Он аккуратно разгладил смятый лист и приставил его к камере. — Это адреса и точные координаты тех мест, где миры соприкоснуться. Если вы попадете хоть в одну из этих точек, когда начнется Переворот Часов, вы перенесетесь туда. — Он так и продолжал говорить из-за листа. А я чувствовала, что от отчаяния присоединяюсь к его безумству. — Возьмите с собой провизию, теплую одежду, лекарства, если они вам необходимы. Я не уверен точно, в какие условия нас вынесет. М-м-мне тоже пора идти. — Его то появлявшееся, то исчезающее заикание заставляло сердце биться еще чаще и волнительнее. — Я… Мне тоже пора. Я буду в этой точке переноса. — Профессор ткнул пальцем в верхнюю строчку. — У нас мало времени. Я прилеплю список на скотч, чтобы вы могли видеть адреса. — Он убежал и вернулся с ножницами и клейкой лентой. Бог знает, где он их отыскал. Посмотрев последний раз в камеру, заглянув мне прямо в глаза, он сказал. — Позвоните родственникам и близким людям. Если кто-то доберется до указанных мною мест, то вы еще увидитесь. Удачи!
Он поджал губы, нервно кивнул и приклеил скотчем список координат. Напротив каждой строчки стоял конкретный адрес, что бы было легче ориентироваться. Кое-где адресов не было. Видимо, пустынные места. Какую же работу он провел, давно ли он болен? А если не болен?
С той стороны экрана больше звуков не было.
Мама! Братья! Друзья! Можно даже бывшему мужу сообщить, если он мне поверит. Надо срочно звонить! Каким-то чудом телефонные сети еще работали. Только с явными помехами. Я отыскала глазами адреса, что были ближе к моим родным. Поразилась, перечитав адрес. Это же Собор недавно отреставрированный. Наверняка, будет много верующих, молящих о прощении. Хоть бы они все поместились там! Я набрала номер. Длинные дрожащие гудки в мобильном убивали. Давай же, бери трубку!
— Рената! — Послышался дрожащий голос мамы. — Доченька…
— Мама, слушай меня внимательно! — Начала я тут же. — У нас есть возможность выжить! Один профессор по телевизору только что сказал, что… — Я зажмурила глаза, выдохнула. — В общем, не важно, что он сказал. Но ты должна собрать всех кого сможешь, и в полночь вы должны быть у Собора Пресвятой Богородицы, что на площади у кинотеатра!
— Рената, что ты говоришь такое? — Она плакала. Женщина, которая всегда была для меня образцом самоконтроля, плакала сейчас навзрыд.
— Мама, поверь мне, прошу. — Я понимала, как абсурдно все это звучит, насколько бредова теория этого неизвестного Иванова. Но пока была хоть какая-то возможность спастись и спасти любимых, какой бы безумной она не казалась, я намерена была ее использовать. — Ты слышишь меня? — Закричала я.
— Да. — Мамин голос вдруг стал спокойным. — Да, я слышу. Ты права. Мы должны попытаться. — Теперь я ее узнала. Дочь полковника, вдова генерала, она сама могла держать под контролем армию целой страны. — Я позвоню всем. Мы будем там.
— Будьте осторожнее. — Шепнула я.
Я не была уверена, действительно ли она мне поверила. Или просто решила меня таким образом успокоить.
— Я люблю тебя, мамочка.
— И я тебя, родная.
Нас разъединили. Связь была прервана. Я бросилась к стационарному аппарату. И там вместо гудков был лишь тихий шелест. Но главное уже было сказано.
Схватив свой чемодан, я бросилась вон из номера. По пути я заглянула в ресторан гостиницы. Стыдно было воровать, но выхода не было. Если там вообще еще что-то осталось. Практически все растащили. Некогда уютный зал превратился в свалку. Проскочив на кухню, я увидела такую же картину. Все, что можно было, уже утащили. Люди надеялись выжить и запасались продуктами. Черт, как обреченно это выглядит! Я схватила оставшиеся булки хлеба и минеральную воду, закатившуюся под стол. Малова-то, но времени оставалось не так уж много. Ближайшее от меня место переноса находилось в трех часах от города. А ведь еще надо было где-то машину найти. Если все получится, то я встречу профессора Иванова уже сегодня. Потому что точка переноса у нас одна.
На улицах творился хаос самый настоящий. У меня появилось такое ощущение, что я нахожусь во дворе психиатрической больницы, где вывели на прогулку сразу всех больных. Казалось, что конец света уже происходит через этих безумцев. Люди неслись сломя головы, орали, плакали, крушили. Где-то доносился набат колоколов. На Руси всегда в беду звонили в колокола. На этот раз не отгонят…
Мне повезло с машиной почти сразу же. Если бы не Армагеддон, люди вряд ли бы бросали машины с ключами в замке зажигания. Интересно, сколько человек увидели эфир Иванова? Сколько человек доберутся до места переноса? Я сама не попала бы туда никогда, так как никогда не слышала раньше об этом месте. Меня и съехавшихся на семинар коллег принимающая сторона возила на экскурсию на Ладожское озеро. Это было за день до объявления о трагедии. Именно там стоял маяк, название которого я увидела в списке Иванова.
Я не была уверена, что найду дорогу. Я даже сделала попытку спросить у прохожих (какое мирное, неподходящее слово для обезумевших от страха людей). Я вовремя ударила по газам. Иначе удар ножом пришелся бы по мне.
Как там мама? Лучше не думать об этом.
Вечер… Какой красивый вечер это был. Закат заиграл на горизонте и от этой красоты, оттого, что она пропадет, хотелось плакать.
Профессор уже был на месте, когда я приехала. В жизни он оказался выше. А когда увидел мою машину, за рулем которой человек, поверивший ему, он расправил плечи и улыбнулся. При нем был внушительного размера рюкзак, на нем самом пуховик и меховая безрукавка, женская. На глазах солнечные очки. Когда я вышла из машины, он замер на месте, не веря своим глазам. Я понимала, почему. Он хотел спасти много жизней. А сюда пока что приехала только я одна. И тут он содрогнулся, как от рыданий.
— С вами больше никого… — Разочаровано произнес он.
Я виновато пожала плечами. Мне действительно не пришло в голову, что я могла кого-то еще по пути с собой привезти. И тут же меня поразила мысль, что я могла спасти несколько жизней, но не сделала этого.
— Не вините себя. — Догадавшись, глухо произнес Иванов. — Я пытался донести это до людей два года. — Он горько усмехнулся, садясь на свой огромный рюкзак. — Я создал сайт в Интернете. Надеюсь, хоть кто-то из посетителей мне поверил. Меня пустили на телевидение только, когда больше никто не претендовал на эфирное время…
Вдруг вся эта картина, все это сумасшествие с концом света, концом всего встало передо мною. Все заканчивается. Мой мозг не мог объять подобную информацию. Я села рядом с машиной, прямо на сырую землю. Очень теплый декабрь. Снег шел еще утром, а к вечеру весь растаял. Было уже градусов двадцать по Цельсию. Такого декабря я еще не видела. Иванов подсел рядом.
— Я Степан Иосифович.
— Меня Рената зовут. — Мы не смотрели друг на друга. Так, уставились перед собой.
— Очень приятно. — Ответил он. Глупо как прозвучало. — Вы не усмехайтесь, мне действительно приятно, что я туда отправлюсь не один.
Я посмотрела на профессора.
— А где ваши родные?
— Я один. Есть сын. — Хмыкнул он. — Но он в Штатах. И мы уже десять лет не общаемся. Я, конечно же, отправил ему всю информацию. Но, боюсь, он опять посчитает, что это мой бред.
Тут же прозвучал мой вопрос. Я не боялась обидеть или оскорбить этого человека. Возможно, от нас ничего не останется через три часа, так что, к чему притворство?
— А это не бред?
Теперь уже он хмыкнул.
— Я и сам какое-то время думал, что это бред. Думал, либо документ, попавший ко мне, подделка, либо я неправильно перевел. Но экспертиза показала, что это действительно письмо-обращение гиперборейцев к нам, людям, подошедшим к апокалипсису. Как этот день сейчас только не называют. — Шепотом закончил он.
О чем это он? Какие гиперборейцы!?!
— А вы не удивляйтесь, Рената. Не только индейцы майя существовали и знали.
— Вы читаете мои мысли? — Понимая, что говорю чушь, я не успела себя остановить.
Иванов хохотнул.
— Я, конечно, польщен. Но нет. Просто ваша реакция логична.
Солнце зависло над кромкой воды. Как хотелось остановить этот момент, как на фотографии. Но, не смотря на закат, небо не тускнело. Было светло. Светлее, чем днем. Свет пронизывал ельник перед нами, плескался в воде, делая ее теплее на вид.
— Что там будет? — Задала я вопрос, только что бы не молчать.
— Я не знаю. — Покачал головой профессор.
— А люди там будут?
— Да, я полагаю. Но, возможно, будут чем-то от нас отличаться. Об этом гиперборейцы ничего не написали.
Да, а ведь это было не менее важно. Потом наши жизни будут зависеть оттого, кто населяет противоположную часть этих пресловутых песочных часов. Мы посматривали на дорогу. Как оказалось, не зря. Точка, появившаяся на серой асфальтной полосе превращалась в надежду, что эти люди едут к нам.
— Смотрите, еще одна машина. — Воскликнула я.
Мы одновременно вскочили. Очень хотелось, что бы еще кто-то был рядом. Потому что одиночество душило неумолимо. Автомобиль подъехал очень близко. За тонированными окнами кто-то сидел, но боялся выйти. Чего уж тут-то бояться? Дверь открылась. Первой выскочила немецкая овчарка рыже-черного окраса. Такая кажется, была в сериале детства 'Комиссар Рекс'. А за ней двое. Довольно известные иллюзионисты, брат и сестра Боровые.