Подготовка к шоу продолжалась. И это стало единственным неизмененным фактором. Все остальное пошло в… наперекосяк!
Клуб прекратил свое существование на некоторое время. Никто открыто не выступал против участия римпвийцев, но и они сами больше не появились в моем доме. Хотел ли я сам продолжать с ними игру? Да черта с два! Я и близко видеть их не хотел, не смотря на все заверения Иванова о дружбе народов и прочей ерунде! Какая уж там расслабленная обстановка за карточным столом!?! Я понимал, с одной стороны, если бы они на самом деле были монстрами, то мы уже в самом начале нашей жизни здесь почувствовали это на своей шкуре, а точнее на крови. Я все же пересилил себя и продолжал общение с римпвийцами. Чего мне это стоило! Но здравый смысл победил. Парни сказали, что Адам в порядке, но в лагерь на службу он больше не вернется. И слава тебе, Господи! Уж кого, а этого римпвийца я видеть больше не жаждал.
Настя с ее немым протестом выкашивала меня больше всего. Она без эмоций выполняла мои просьбы. Как бесхребетная, она больше напоминала приведение. Надо было растрясти ее. Я боролся с желанием наорать или дать ей пощечину. Нельзя над собой так издеваться, должен быть стержень в человеке, черт возьми. Не только она, мы все оказались в куче неприятной субстанции, но тонуть в ней без сопротивления нельзя. Этому учила жизнь. И после смерти родителей я этот урок хорошо усвоил. Но сестру из депрессии вытащить никак не мог.
И еще она ляпнула лишнего Ренате. Не могу сказать, что это меня порадовало. Это меня дико разозлило! Обычно мне в такой ситуации и делать больше ничего не нужно было, красотка сама стремительно прыгала в мою кровать. Тут же все было гораздо сложнее. И дело не только в том, что она тут единственная особа женского пола с Земли. А, может быть, дело именно в этом… Черт его знает! Но это окончательно положило конец нашему общению. Она ушла к своему кровососу в тот вечер. И это сильно меня зацепило. Я не мог понять, как после того, что мы узнали, она могла хотеть продолжать встречаться с ним, с этим кровососущим уродом? Между нашими расами не избежать теперь сотрудничества, возможно дружбы (это, конечно, брехня!), но как мысль о чем-то большем не вызывает в ней дрожи отвращения? То же касалось и Насти. Она, может, и не замечала, но и на нее засматривались эти уроды. И мне приходилось не спускать с нее глаз, что бы у нее не закрутился какой-нибудь отчаянный роман. Но ни Аарон, ни Саж больше не приближались к нашим девчонкам. И меня это ох как радовало, я почувствовал небывалое облегчение.
Ариадна примчалась в лагерь на следующий день. Она буквально тряслась от волнения. Представляю, как ей влетело от начальства. Она провела с нами беседу, естественно, пытаясь заставить нас почувствовать себя спокойно. Но в первую очередь ей самой стоило принять на грудь успокоительного. Она сыпала аргументами, напоминала, что мы так хорошо сдружились, трещала без умолку. Ариадна могла утомить и глухого своей болтовней, если бы хотела. Она уже не казалась такой красоткой, какой была вначале. Видимо, ей крепко влетало за отставание по срокам исследований. Или она просто уставала. Но то, что она загоняла себя до такого состояния ради результатов, только доказывало правоту слов Иванова, что мы им нужны не меньше, чем нам их планета. Тут же это подтвердила сама Ариадна.
— Поймите, для нас нет жизни без вас. — Римпвийка уже битый час вдалбливала в нас то, что они нас любят и да будет мир во всем мире! — Вам не обязательно делиться кровью. Я поясню, в чем суть нашего исследования.
Она что-то рисовала, объясняла, показала нам тот самый коллектор эмоций, представлявший из себя небольшой серый ящик. Это все было замечательно, конечно, но спустя три часа я готов был взвыть от скуки. Чего нельзя было сказать о Сергее. Будучи человеком науки, он внимательно выслушивал, рассматривал все предоставленные нам факты. Когда он вынес вердикт, шепнув мне: 'Это вполне возможно', я понял, что теперь можно настраиваться на продолжительную жизнь. Какие-то перспективы вырисовывались, а, значит, надо было возобновлять встречи в карточном клубе. Такие связи мне пригодятся. Ариадна тем временем продолжала.
— Вам будут делать инъекции. Это гениальное изобретение профессора Иванова, своеобразный загуститель и проявитель тех веществ, которые обостряются в вашей крови, когда вы испытываете сильный выброс эмоций. Эта вещь действует эффективнее, чем ваша кровь в спокойном состоянии. — Ей трудно было сказать следующее, но, на мой взгляд, это были ключевые фразы. — Принимать вашу кровь, как доноров, мы в любом случае не можем. Как только она выходит из вашего организма, становится мертвой для нас и не несет в себе энергетической ценности.
Профессор же продолжал извиняться. Он сох на глазах, как и сама Ариадна, потонув в своих исследованиях, в очередной раз спасая наши жизни. С одной стороны я его понимал. Я поступил так же со своей сестрой, притащив ее против воли сюда. Мне не хотелось в это верить, но я вдруг четко увидел это в ее поведении. Настасья надеялась на покой после смерти. А я насильно вытащил ее, что бы продолжать жить. Так и профессор вытащил нас с Земли.
Протянутая между нами ассоциация вернула мою к нему симпатию и львиную долю доверия. Но это не отменяло моего намерения взломать его домик с его тайными документами. Все же стоило перепроверить, возможно, нам опять лапшу на уши развешивали. Нам так и не ответили, где остальные люди. Неужели они все на 'фермах' Ортона? Меня передернуло, я глянул на Ариадну, перебил ее надоевший монолог.
— Когда мы увидим остальных людей?
Ариадна занервничала, покачала головой. По ее реакции нетрудно было понять, что тем остальным хреново приходится. И только в тот момент я понял, как хорошо мы тут устроились. Я хоть и чувствовал себя, как курица-наседка, но мы тут жили в комфорте и радости. Каково положение остальных, даже страшно было подумать. Если донорская кровь им не подходит, значит, ее берут у живых людей. Яркая картинка нарисовалась в голове. Меня передернуло. Лучше уж я буду добровольно принимать прививки, чем быть скотом на заклание.
Шоу было готово, все было отработано идеально. Особенно мое исчезновение. Я уже напросился в гости к Иванову, знал расположение комнат и то, что его кабинет не закрывается, а зачастую его окна приоткрыты, дабы проветривать помещение. На его рабочем столе творил обычный профессорский беспорядок, из которого мне предстояло вычленить полезную нам информацию. Я был бы рад, если бы не нашел ничего подозрительного. А если Иванов действительно что-то скрывает, будет ли он держать свидетельства этого на видном месте?
Мы все волновались перед шоу. Ариадна не уточняла, какие именно эмоции им от нас нужны. Она сказала, что наше представление даст толчок нашему совместному труду. Осознанное участие увеличивает дозу этих позитивных протонов или как их там? Что же, за этот вечер они получат такой выброс энергии, о каком и не мечтали.
А перед шоу я хотел поговорить с Ренатой. Я вел себя глупо последние дни, стараясь игнорировать ее. Но моя злость улеглась, когда она перестала общаться с Аароном. Да и что-то подсказывало, что больше тянуть нельзя. В дальнейшем разговор вообще мог не состояться. Я не стал ждать подходящего момента. В нашей коммуне все равно кто-то вечно под ногами шастает.
Рената ждала нашего разговора. Но, к сожалению, не так, как я. Для нее это был очередной прием клиента-шизофреника, что задевало меня не меньше, чем ее 'дружба' с Аарошей. Мы, те из нас, что были людьми, уже привыкли трапезничать под белым, увитым каким-то вьюном пологом беседки. Я свалился в кресло, вытянув ноги. Рената делала записи в блокноте. Мы как-то естественно остались одни в беседке.
— Не мою ли карточку рассматриваете, доктор? — Усмехнулся я.
Она подняла на меня свой ироничный взгляд, сделав жест рукой, словно поправляет очки.
— Конечно, Боровой, у меня на вас уже целое дело сшито.
— И как будем меня лечить?
Мне стало интересно, каким она была специалистом, какие у нее были пациенты, и ходила ли она сама к психоаналитику.
— Вообще-то, должен признаться, — Я даже в знак искренности положил руку на грудь. На свою, к сожалению. — Для меня все психоаналитики — шарлатаны. Я сам неплохо справился бы с подобным вышибанием денег.
Рената рассмеялась, качая головой.
— А я только хотела сказать, что у вас намечается прогресс, Боровой, раз уж вы сами обратились за помощью.
Из шутки нужно было перевести разговор в романтическое русло. Я надеялся развернуть нашу лодку хотя бы в дружеском направлении.
— В общем, не будем тянуть резину. — Я присел ближе к краю кресла, поставив локти на колени. — Ты сама прекрасно знаешь, что я… неровно к тебе дышу.
Теперь уж она совсем расхохоталась. И это все сложилось, как кусочки калейдоскопа в одну картинку. Так и должно было быть: лето, белая беседка, увитая зеленью, смеющаяся красивая женщина, желательно Земля… Мне определено нравилась эта картинка.
— Это самое романтичное признание в любви за всю мою жизнь. — Продолжала она смеяться. — Руслан, меня умиляет твоя самоуверенность.
— А я рад, что ты в меня веришь!
— Значит, ты не собираешься отказаться от своей затеи со взломом? — Она болтала пальцами карандаш.
— Кто владеет информацией, тот владеет миром! — Заявил я, потягивая непонятный напиток, который мы давно окрестили, как 'Мультифрукт', за неимением более подходящего названия.
— Знаешь, первый признак мании величия — наличие подобных афоризмов.
— Буду иметь в виду. — Мне нравилось, что мы опять могли нормально разговаривать. И она была первым человеком, у кого я мог поинтересоваться о самочувствии сестры. — Так что с Настей происходит?
Лицо ее изменилось. Мне было хорошо от мысли, что она заботится о моей сестре. Наличие друзей на планете, полной кровососов, как-то внушало нежный трепет.
— Вам надо поговорить. Точнее послушай ее. — Рената остановилась. — А лучше, знаешь, оставь ты ее пока в покое, не дави, пока она сама не проявит инициативу или агрессию.
— Так что мне сейчас делать?
— Перестань подстраивать ее под свое видение. Она не такая, какой ты ее себе нарисовал.
— Черт, вы — психоаналитики, всегда сыплете туманными определениями. — Усмехнулся я.
Мир был налажен. И пока на этом можно было успокоиться. Главной задачей был визит в дом профессора.
На шоу были все. Собрать всю охрану в одном месте было делом нелегким. Но Ариадна пошла навстречу моим уговорам. Она готова была согласиться на все, лишь бы ее подопытные кролики были довольны своей ограниченной свободой. За видеонаблюдение я не переживал. Когда я проверну свое дело, уже будет все равно.
Думаю, никто из римпвийцев не догадывался, что каждый из них под нашим присмотром. Весь персонал уселся по лавкам перед сценой. Приобняв Машу за плечи, я усмехнулся.
— Твой дебют, старший ассистент! Попав на сцену, ты уже не сможешь от нее отказаться.
Машка волновалась больше всех. Ее кипучая энергия выплескивалась на каждого встречного. Она начинала дело, тут же вспоминала что-то другое, но и его не заканчивала, берясь за новое.
Из-за кулис я наблюдал за тем, как Сергей и Рената расположились на самых дальних лавках. За ними были закреплены определенные римпвийцы. Задача этих двоих была не упускать их из виду, что бы все были у сцены.
Мы использовали все известные нам приемы, надеясь, что они сработают на римпвийцах, как на людях. Яркие ткани, броские декорации, две прекрасные ассистентки, ну, и маэстро. Апогеем стал классический номер с моим исчезновением. Я эффектно появился, провел забавный расслабляющий номер. И после него меня ждал главный фокус. Мне нужно было попасть незамеченным в дом профессора. Охрана вся собралась у сцены, увлеченно наблюдая за тем, как Настя, протыкает корзину, в которой сидела Маша. Весь вечер под моим концертным костюмом находилась серая одежда. Она не так выделяется в ночи, и как хамелеон сливается практически со всем. Яркая иллюминация сцены отвлекала внимание зрителей, так что я не боялся быть уличенным.
В дом я пробрался через открытое окно в гостиной. И это не составило никакого труда. Глянув за спину, я убедился, что шоу в полном разгаре, зрители в экстазе. На все у меня было пятнадцать минут. Три, из которых я уже использовал. Проскользнув в кабинет, я включил фонарик. Луч света плясало на неизменном бардаке. Профессор не отличался особой любовью к порядку, это относилось и к его записям. Я подумал, где он мог хранить особо важные документы? И как найти их в этом хаосе? Неплохо было бы забраться в его компьютер, но с подобной техникой на Римпве я еще не сталкивался, и увидев этот простейший с виду агрегат, почувствовал себя полнейшим ламером. Поэтому я начал рыться наугад. Быстренько осмотрел записи на столе, ничего интересного там не обнаружив, я методично перешел к стопке бумаг на кресле. Сваленные только одному Иванову понятной системе, они так же ничего нового мне не показали. Графики, чертежи, записки на полях размашистым почерком. Время тикало, а я пока ничего не обнаружил. И это было хорошей новостью. Потом мое внимание привлекла полка на стене. Папки на ней были выстроены по порядку, что и выделяло их из общей картины. В свете фонарика я увидел, что на каждой стояло имя одного из нас и дата. Имя профессора так же присутствовало. Значит, и себя он так же включил в список испытуемых. Это делало ему честь скорее, как человеку, а не ученому. Я открыл папку с Настиным именем, надеясь, что, возможно, через взгляд исследователя я смогу понять ее лучше. Но это я, конечно, не туда обратился, так как в графиках, цифрах, снимках, похожих на УЗИ, я разбирался еще меньше, чем в психологии. Только записка с уже узнаваемым почерком Иванова: 'Показатели падают' меня насторожила. Похоже, моя сестра решила вести жизнь овоща. В папке с моим именем так же была подобная записка, однако гласившая, что мои показатели зашкаливают. Еще бы они не зашкаливали! У меня потрясение на потрясении! Куда не взглянешь, так выплеск эмоций! Похожая запись было сделана, как у Ренаты, так и у Маши. Показатели Сергея были ровными, за исключениями недавнего скачка. Ну, это понятно. Но опять ничего важного. Время на исходе, а я ничего не нашел еще!
Спрятанный между папками лист так же не представлял из себя ничего ценного. Хотя, присмотревшись, я понял, что поторопился. Список людей, однако, количество их было гораздо больше, чем нам сообщили. И практически напротив каждой стояла пометка 'Содержится у Ортона'. Вот оно как оказалось! Если мы завалим эти Ивановские исследования, то нам всем окончательная крышка. У меня аж ком в горле встал. Как-то сразу появилось подобие благодарности Ариадне и профессору. У них хоть и разными были мотивы, но нужно было быть дураком, что бы не понять, что Ариадна одна идет против системы. Не зря же ей выделили из всего количества спасшихся только шестерых. Интересно, собака идет в счет? Я быстро пробежался взглядом по фамилиям, даже не читая их. Но зацепился за одну знакомую, которая повторилась три раза. 'Славина' и инициалы. Однофамильцы Ренаты или родственники? Меня прошиб холодный пот. Не хотел я знать подобной правды и стать 'горевестником'. Если родственники Ренаты находятся у Ортона, то им сейчас очень плохо.
Открылась входная дверь, послышались голоса Иванова и Ариадны. Черт! Я замер, соображая, куда прятаться. Комната сжалась до таких размеров, что в любом укромном месте, я был бы незаметен, как Эйфелева башня. Увидев, что окно приоткрыто, я кинулся к нему, благодаря любовь профессора к свежему воздуху. Я гремел, как слон в посудной лавке. У меня уже сердце остановилось и упало на дно желудка, но у троицы, вошедшей в кабинет было столь горячее обсуждение, что меня никто не услышал. Даже хваленый Аароша, которого я заметил в последнюю очередь, своим хваленым слухом не уловил моего присутствия.