Я осторожно вдохнул полной грудью, проверяя, не сломаны ли рёбра, потёр ноющую грудину и слегка подвигал шеей и руками. Вроде бы всё в порядке, хотя и болят мои отбитые бока нещадно.
— Какого хрена тебе тут делать, дубина?! Ты что думаешь, тут для тебя приготовлен склад конфет? Будьте там пока. Мы немного здесь осмотримся, а потом кинете нам верёвку… — столь длинная речь, да ещё зычным криком, — она тут же вышла для меня боком. Я судорожно закашливаюсь и долго будоражу густую тишину сиплым рёвом больного туберкулёзом осла. Лёгкие и грудина горят огнём, словно я вдохнул подожжённого скипидара…
А затем мы зажгли аккумуляторные фонари и стали это…осматриваться.
Огромное, кое-где заставленное по периметру ржавеющими двадцатифутовыми контейнерами, помещение выглядело угрожающе и мрачно. В ширину оно было никак не меньше пятидесяти метров. А о его длине судить было вообще трудно. Ибо большая часть пространства была полна стальных колонн разного сечения, поддерживающих свод перекрытия. Они скрадывали расстояние и не давали достаточного пространства для обзора.
Направив вверх луч фонаря, Лондон потрясённо присвистнул. У него это выходило куда правдивее, но в данном случае взволновало меня не это. Весь, с позволения сказать, «потолок» покрывала сеть переплетённых правильными квадратами тёмно-красных, явно медных проволочных проводов. Концы которых, обвив периметр перекрытия, соединялись какими-то чёрными, почти антрацитовыми, блоками в местах пересечения, а затем, петляя кружевами изгибов и спиралей, возвращались в какую-то известную им одним исходную точку, где и терялись в сумраке дальних стен…
— Сэр, это очень похож на огромную антенна обширный приём… — мне на миг показалось, что Иен растерян. Редко мне доводилось видеть его в смятенном состоянии души, но, похоже, сегодня это был именно тот случай.
Свет узкого луча выхватывает из пространства только отдельные фрагменты, но и по ним становится ясно, что мы попали в оч-чень интересное местечко…
Мощные силовые кабели, схваченные за бронированные оплётки жёстким хомутовым захватом, выходят из-под пола, поднимаются по стене и убегают в ту же сторону, что и «антенные» плети меди.
Я начинаю нервничать.
— Хохол! Эй, там, на горке! — по всей видимости, здание имеет хорошую естественную «систему» шумопоглощения, потому мой как голос бессильно вязнет во мраке. Эдакое вяканье сверчка в амфитеатре Вечного города.
Однако наверху нас всё же слышат:
— Да, Босс?
— Давай-ка, двигай сюда. И прихвати там что-нибудь поувесистей из арсенала… Я не говорю, что здесь сидит армия голодных циклопов, но так, на всякий пожарный, знаешь…
— Понял, Босс…. Сделаем…
Слышится слабая возня, отдалённые голоса, сверху с мягким шелестом падает, раскручивая ранее сложенные кольца, верёвка. И спустя несколько мгновений по ней на одной руке практически бесшумно соскальзывает на пол настороженный Хохол. Он держит во рту маленький «аварийный» фонарик, причём левая рука его держит автомат. Наведённый прямо на нас автомат!
— Поосторожней там со своей игрушкой, Гриша… А то отстрелишь себе чего ненароком… Или нам…
Хохол торопливо опускает ствол и снимает со спины тяжело гружённый вещмешок. Если принять во внимание его основательность, там, по меньшей мере, сложено всё необходимое для наглого нападения на танковый корпус…
Тем временем Иен, до этого напряжённо всматривавшийся в темноту, делает мне предостерегающий знак рукой:
— Тихо, сэр, прошу Вас… Там есть какой-то проход…
Ого! Он нюхает тут всё, что ли?!
— И куда он ведёт, как ты думаешь? — Хохол тут же включается в увлекательную игру, — в «находилки». Насколько я могу судить, парень тоже искренне верит, что мы и тут набрели на очередной, пусть и не совсем обычный, амбар; на доверху набитую полезным барахлом и колбасами кладовку тёти Полли.
Но что-то лицо Лондона не говорит ничего столь многообещающего. И отчего-то я ему верю…
У мужика потрясающий нюх на неприятности.
Если Иен беззаботен и улыбчив, — можете спокойно разгуливать перед осиным гнездом нагишом, нахально ширяя туда время от времени палкой. Но стоит ему сдвинуть брови и подозрительно прищурить глаза, то уж лучше бы вам тут же оказаться где-нибудь в воде, — и желательно с головою, — куда не сунется рассерженный вашими куражистыми выходками рой…
Не успел я об этом подумать, как на мою голову тут же упало подтверждение моих мыслей! Точнее, упала сеть, банальная рыболовная сеть, коих немало валялось в своё время на складах рыбного порта… Свистнув в воздухе, она, раскрученная чьей-то не слишком умелою рукою, попыталась накрыть меня целиком. Однако ей изначально не было придано должной скорости вращения в полёте, а потому она не раскрылась полностью, а стеганула меня своим жгутом по лицу, едва не выбив мне глаза, и смогла лишь прикрыть мне левое плечо, слегка опутав на одном захлёсте ноги.
В ту же секунду в том направлении, откуда прилетело это орудие ловли, ударил автомат Лондона. Там вскрикнули и с грохотом покатились по какому-то металлическому настилу.
Хохол, проворно и резко сдёрнув с меня так и не раскрывшуюся сеть, так же сильно толкнул меня в сторону, падая одновременно сам и в развороте открывая огонь в сторону нагромождения каких-то полусопревших ящиков, сложенных в дальнем левом углу, откуда можно было, казалось, менее всего ожидать нападения.
Я, перевернувшись на живот, вскочил на карачки и как-то совсем не эстетично, шустрой каракатицей, так и заторопился, как был, — на четвереньках, — за ближайшую колонну. Мало того, что я здорово припечатался при падении в начале «пути», так ещё и чёртов Гришонок малость перестарался, и я вновь превосходно треснулся уже нестерпимо болящими боками и головою о бетонный пол. Башка тут же мстительно взвыла и замолотила в виски пудовыми кулачищами.
Полуоглохший и практически ослепший от боли и шума в черепушке, я представлял сейчас собою превосходную мишень даже для тупого и косоглазого стрелка. В то время, как сам я был не в состоянии даже плюнуть толком в сторону атакующих. Рванув буквально наугад, я, тем не менее, умудрился укрыться за столбом из бетона и арматурной стали, и очень, скажу я вам, даже вовремя. Потому как немного правее неожиданно и зло зарокотал прямо нам в лоб тяжёлый пулемёт…
Мать честная, да тут вполне реальная засада!
Лихорадочно рву с плеча карабин, хотя ещё совсем туго соображаю, куда же именно мне начать палить, потому как не вижу почти ни черта!
Выпускать патроны в белый свет, как в копеечку, глупо. И к тому же этим тут же выдам место своей норки. Она пока безопасна, мне это в моём положении только и нужно. Но парни?!
…Мне ни в коем случае нельзя думать о гадком. Как только в моей голове начинают бродить мысли о всякой ерунде, как она тут же с готовностью бежит на запах моих мыслей и настойчиво дёргать меня за подол: мол, нате вам, я уже тута!
С глухим стуком в бедро моей ноги врубается с наружной её стороны что-то крепкое и тяжёлое. И рядом, в пол, — второй удар, звяканье, и — кусочки выбитого ударом бетона по одежде…
Я матерно взвыл и шарахнул трижды наугад, посылая пули веером, по диагонали, примерно в том же направлении, откуда теоретически и прилетело ЭТО дерьмо. Булькающий всхлип, и вслед за этим, — звук мешком валящегося с высоты тела. Твою мать, я попал в него!
Сзади меня воздух сотрясают своими истошными криками ошалелые гоблины… С влажным цокотом отлетает от стен сырая штукатурка, взвизгивают на рикошете от стоек контейнеров пули… Самый настоящий бой, едрить твою! В этом каменном мокром гробу звук, многократно усиленный эхом и реверберацией, стремится выдрать вам с корнями барабанные перепонки. Чувствую, как моя голова мелко вибрирует от слабости и звуковых колебаний. На своё счастье, я и так почти глух на данный момент, как тетерев. Иначе не миновать бы мне ещё и резких болей в ушах с привкусом солёной крови во рту…
По ходу, наши наверху должны бы что-то предпринять, пора бы уж…, однако и спускаться в этот ад было бы верхом неразумности. Перещёлкают их ещё на верёвке, как куропаток… Только бы они пока сюда не сунулись!
Усиленно моргая, пытаюсь навести на зенки хоть подобие резкости, а то как бы не прилетело ещё что-либо в меня, дабы окончательно пришпилить к бетону, как вонючего клопа. Слух возвращается медленно, но верно, и я почти в состоянии различать отдельные ноты в общей какофонии сражения… Ещё немного, и я, пожалуй, смогу поучаствовать… Ещё пару минуток отдыха, ну пожалуйста…
А, была не была!!! Высовываюсь по пояс из-за колонны, падаю обессилено на левый локоть, вскидываю карабин и наугад густо покрываю пространство перед собою паутиною огня. Магазин, наконец, сухо щёлкает впустую и хитро замолкает. Что, типа, дядя, далее?! Впервые я пожалел, что вооружён не автоматом. В замкнутом пространстве, да в моём состоянии оно самое бы то! Хохол и Иен красавчики, что не изменяют своим привычкам таскаться повсюду с АК! Вот где пригодилась бы их заливистая, сухая песнь…
Однако бессмысленный грохот моих умолкших выстрелов мне и моим напряжённым до предела нервам с лихвой компенсирует нечто липкое и влажное, тяжело наваливающееся на меня сверху. Заорав от неожиданности так, что на секунду испуганно смолкла даже та, основная перестрелка, я отдёргиваю тело назад, волоча ЭТО на себе, и только тут начинаю соображать, что это труп. Но, Господи, до чего же он вялый, рыхлый, холодный и противный!!! Вдобавок к прелестям этого слепого маскарада мне в бок настырно упирается что-то длинное и явно острое. Кевлар вежливо, но упрямо не пускает предмет к телу, однако я и так тумкаю, что это нож. Огромный, тяжёлый….и он тихо, бесшумно шёл босиком по мою голову… И подобрался же его хозяин практически вплотную, гнида!!! Как хорошо, что я высунулся, Господи!
По спине пробегает ледяной озноб. Блин, нелегко же, оказывается, быть слепым героем!
Эта дохлая, провонявшая то ли кислым потом, то ли блевотиной скотина слегка сползает с меня, затем неудержимо кренится и окончательно заваливается на бок. При этом грузно надавливая на штырь, так и торчащий из моей уже немеющей ноги. Тот с ликованием выворачивается куда-то в сторону, отчего у меня глаза собственными усилиями карабкаются высоко на лоб, обдирая острыми коготками брови…
Собрав воедино все оставшиеся силы, здоровой ногой и обеими руками приподнимаю слегка эту падаль и насколько хватает сил далеко, отшвыриваю от себя. С последним толчком выходящего из мёртвых лёгких воздуха, тело отлетает, обдав меня напоследок липкою слюной и зловонием так и не состоявшегося при жизни выдоха…
Штанина набрякла от крови. Нужно перевязать? Или продолжать тупо таращиться незряче в темноту, откуда, того и гляди, выпрыгнет на меня смерть? А пошло оно всё! Двум смертям не бывать, — не подыхать же мне, в конце концов, от банальной кровопотери?! Так… нужно вырвать из ноги этот треклятый болт. В том, что стреляли из арбалета или его подобия, я почему-то не сомневаюсь.
Несколько раз быстро-быстро вентилирую лёгкие, закусываю край воротника до хруста зубов, и без подготовки и раздумий, резким движением рву из раны торчащее древко… На прощуп и по температуре — стальное.
Мир на несколько мгновений меркнет… Разум, ожесточённо подпрыгивая, пытается ухватиться лапами за края взорвавшейся осколками головы и выкарабкаться наружу из развороченного черепа… Из осипшего и моментально пересохшего, как сапог, горла летит то ли рык, то ли жалобный скулёж… — и наконец, повсеместно бьющая по мускулам и нервам лихорадка приводит меня в относительное сознание. Трясущимися от слабости и боли руками долго тяну из разгрузки пакет, а затем торопливо, на ощупь, пытаюсь перетянуть рану. Не забывая прислушиваться к происходящему вокруг. В качестве рычага и фиксатора для закручиваемого выше раны жгута идёт именно та железяка, — ничего другого под руками нет…
Сил тоже нет. Совсем. Я, наверное, сейчас очень напоминаю шкодливого кота, торопливо пожирающего на столе курятину и настороженно поводящего ушами, — не раздадутся ли гневные шаги озверевшей хозяйки? Часто и мелко дыша, затравленным зверьком постоянно озираюсь вокруг. При этом всего меня колотит о бетон так, что зубы непроизвольно выводят барабанную дробь гвардейского построения, а всё здание просто обязано содрогаться и ходить ходуном, будто в нём марширует батальон тяжёлых бульдозеров…
Скорее всего, болт был старательно вымазан какой-то гадостью. От сулемы до трупного яда. Или человеческого кала… Иначе с чего же меня так колбасит?!
В голову неожиданно вползает и удобно в ней устраивается весьма «утешающая» мысль: старею я, стареюу-у-уу…