Сотни глаз почти синхронно повернулись в сторону всё так же невозмутимо сидящего в уголке Лондона. Повышенное внимание масс, казалось, его абсолютно не трогали. Не вводили в розовую краску.
Но на меня… На меня он глянул с некоторым интересом. И я не стал тянуть с обоснованием:
— Да, Иен. Ты. Скажи нам ещё раз, — какой род войск воспитал в тебе такого отменного солдата?
— Сэр… — Мне показалось, что Иен слегка озадачен. Но всё ещё колеблется. — Мне казаться, я говорил этот факт. Королевская морская пехота Великобритания, сэр!
— Замечательно, спасибо. Так вот, — я обернулся к ничего не понимающей толпе, — разрешите представить вам, мои дорогие соотечественники, сёстры и братья! Весьма легендарная и уважаемая в мире личность, отважный солдат и превосходный стратег, тактик и командир… полковник Разведки военно-морских сил Её Величества Королевы Великобритании. Сэр Деррик Хоуп. Собственной персоной! Прошу любить и жаловать…
На миг мне показалось, что Лондона сейчас хватит апоплексический удар… Его челюсть непроизвольно клацнула от неожиданности, руки судорожно сжались в кулаки…но истинно английская кровь, истинно аристократическая выдержка помогла ему взять себя в руки.
Лишь едва уловимый блеск стальных глаз говорил мне о тщательно скрываемом волнении. Ещё бы, — не каждый день раскусывают, да так принародно и просто, одну из величайших фигур политических тайн почившего мира…
Что же касается присутствующих, то единственным выражением всеобщего переживаемого чувства в это момент был слабый звук. Полувсхлип — полустон нашего невоспитанного матершинника Переверзи:
—..б твою мякину, чтоб я сдох… на…, бля…!
Казалось, этой гениальной фразой, в которой издревле заложен весь спектр переживаний, потрясений и глубинных чувств русского народа, мужик выразил единодушное мнение всех. Ему порукой было всеобщее гробовое молчание. Что ещё можно было добавить, когда сказаны ТАКИЕ слова?!
— Но… сэр, как Вы смогли… — Иен нарушил молчание так обыденно, словно мимоходом спрашивал, — а никто не видел его спичек? Железные нервы у парня…
— Если Вы, сэр, будете так любезны немного подождать, я скоро всё объясню. И Вам, сэр Хоуп, и всем присутствующим здесь лицам. — Я вопросительно посмотрел на Иена. Кем бы он там ни был у себя дома, для меня он давно и надёжно Иен, Лондон. Надёжный и…добротный, наверное. Как и всё, что вышло с его уже мифической родины. Не могу сказать, что сходил с ума от «Ливерпуля» и «Липтона», но вот обувь, одежду, шерсть и «Роллсы» они делать умели.
Лондон кивнул мне почти учтиво, с достоинством, — мол, я подожду…сэр… Чёртова аглицкая аристократическая стать! А что Деррик был когда-то и остался аристократом до мозга своих крепких костей, я знал точно. Даже в сортире, при запорах, — держу пари, — сэр Хоуп держался, как на приёме у королевы.
Такова уж их природа.
— На фоне последних открытий сразу хочу оговориться, что наш большой гость с берегов туманного Альбиона вне всяких подозрений. Лондон — человек чести. Превосходный и отважный воин. И мы не раз убеждались в этом. — Одобрительный ропот был мне поддержкой. Заодно люди успокоились. В такое время впору подозревать собственный зад в сговоре с коленками сзади. Но если Верховный Вождь говорит… И в гуле семейников мне чётко слышалась нота всеобщего невысказанного облегчения.
— Далее. Наши давно уже знакомые лица, — Чекун, Хохол, Круглов и Бузина. И достопочтимый гражданин эстет русской словесности Переверзя. Меткие, вёрткие, выносливые, драчливые. И везучие. Что по нашим делам просто дар небес…
— Отдельными лицами в этой шеренге стоят товарищ Глыба, — Федор помахал мне при этом радушно лапкой размером с детский горшок, — и всеобщий любимец гильдии кузнецов, — малыш Ян. Вон какого детинушку лес вскормил…
Двухметровый «малыш» с пудовыми ручонками, грудью и плечами гладиатора смущённо заулыбался, не зная, куда себя и деть.
— Эти двое, если по-простецки — «дур-машины» с интересным боевым опытом, просто добить которые нужно иметь несколько жизней и вагон здоровья. Как в компьютерном квесте.
В технике рукопашного боя особо не сильны. Но обычно одного, ну двух "прямой наводкой" в лоб бывает от них вполне достаточно. В довесок работают неплохо ножами и штыком….
Гогот утопил мои последние слова. Что верно, то верно, — о недюжинной силе наших "трёх богатырей", — Переверзи, Глыбы и Вурдалака, — ходили почти легенды. Работая вместе, эта троица легко заменяла эскадру бульдозеров средней мощности. А каждый по отдельности они легко перетаскивали на себе за один присест почти столько же, сколько батальону вьетнамцев нужно одолевать всю ночь.
— Ну… — я подождал, пока стихнут излияния восторгов в адрес наших Геркулесов, и тоже позволил себе немного улыбнуться. — Вот, собственно, и всё. Все наши "резервы".
— Босс, а как же Вячеслав, наш Сабирушка, Шурко? Другие ребята?! — Казалось, народу не слишком было понятно именно такое деление нашего воинства. Как-никак, эти парни, да и почти все другие, проявили в своё время почти чудеса смелости и кое-какие умения в бою. Как наши, так и свежее пополнение. Они что, — безнадёжные?
— Относительно разговора о «портовских» они — просто "наши люди". Наши сограждане, если так понятнее. Отважные, смелые…, но они всего лишь часть нас. Не больше и не меньше. Мы всегда можем доверить им наши спины в бою, но… Но для некоторых видов операций им не хватает особенного «веса». Жира на боевых мослах, жил на хищной шее… Опыта и той, особой формы жестокости, которая и делает из обычного солдата универсального и изощрённого убийцу. Мясника, — умелого, расчётливого, хладнокровного, грамотного и даже утончённого негодяя. Художника, живописца смерти, если такое сравнение поможет вам всем понять именно ТАКОЕ умение бойца… Нет, не бойца. Хищника. Убийцы.
— Гос-споди…, Босс… Умеете же Вы найти эпитеты… Давно вот хотел у Вас спросить… А вот откуда Вы всё это…ну, и вообще, — столько, знаете? — Луцкий, видимо, действительно давно собирался задать мне этот вопрос. Но решился не сразу. Решившись же, выпалил с ходу всё, перебив меня на полуслове. А сейчас как-то робел, без надобности протирал и без того сверкающие очки, подслеповато щурясь без них на меня в свету ламп.
— Откуда? — Видит Бог, мне не очень хочется начинать этот разговор. Разговор обо мне. О чём угодно, — о птичках в гнёздах, о шуме листвы в саду ночною порой… Хотя — какая разница, о чём мне сегодня говорить? Я сам для себя — далеко не худший повод для разговора, ей-богу!
— Пожалуй, мне стоит об этом сказать более подробно. Потому как всё, что вы все действительно знаете обо мне, не боле чем отражение света от крохотного зеркальца на ночном небе.
— Вопрос твой, Лёха, правильный. Меня бы тоже весьма интересовал вопрос, — откуда старый предводитель кучки вооружённых землепашцев знает то, что просто не положено знать мирному инженеру. Строителю, пусть даже и продвинутому настолько, чтобы перечитать гору всяческой литературы, а на досуге распылять на атомы соседские курятники, — в познавательных целях, так сказать…
…Чужие откровения всегда вызывают повышенное внимание публики. А уж если песнь своей жизни затевает на гуслях откровения ваш, обычно такой загадочный и крутой шеф, — слушал бы и слушал. Боясь пропустить хоть слово… Поэтому легко себе представить, какую благодарную аудиторию я собрал. Мне не хотелось её разочаровывать, но сегодня я что-то не в форме. У порога вот-вот застучит рогами в ворота новая беда… А потому не буду особо соперничать красноречием с Нероном.
— Я мог бы много, очень много рассказать вам разных баек, историй и случаев из своей жизни, которые и сделали меня таким «всезнайкой». Но у нас просто нет на это времени… Ни одного лишнего часа. Поэтому я буду предельно краток, а вам предстоит успеть понять, впитать и запомнить всё то новое для себя, что вы сейчас услышите. Поскольку всё это я расскажу лишь ОДИН раз…
Последние слова я произнёс каким-то сиплым карканьем. Отчего-то запершило в горле. То ли потому, что я и без того говорил сегодня много, то ли по причине того, что… Я тщательно прокашлялся и постарался сделать голос почти уверенным:
— Никому из тех, кто знал и знает меня в этой жизни, мне не приходилось говорить ничего подобного. С девятнадцати лет я ношу это в себе, и ни при каких обстоятельствах не мог, не имел права трепать об этом, дав в этом клятву… — я поморщился… — своей стране…
Стране, которая вальяжно требовала от меня и получила очень многое, если не всё, на что я был способен. Но стране, которая ничего не обещала мне взамен. Кроме разве одного, — сурово покарать за то, "если ты когда-либо, где-либо и кому бы то ни было откроешь свою вонючую пасть"… — Я горько усмехнулся сам себе.
…Усердное сопение внимающего собрания говорило о том, что никто не хочет пропустить ни слова. Даже вечно шуршащий чем-то Чекун уподобился статуе мёртвого ленивца. До того он был неподвижен, восседая на полу по-турецки.
Я тоже решил присесть на край стола. Так как-то легче говорится, — вроде бы и не отчитываешься, вытянувшись перед аудиторией в рост…
— … Эти слова сказал мне когда-то крутой полковник, с жадностью старого вампира глядя мне в испуганные глаза. Глаза зелёного сосунка. И с того момента он начал мою перековку, как он выразился, "в совершенную и законченную кровожадную скотину"… Надо сказать, он сам был страшным человеком. Поначалу он казался мне чудовищем, наводящим ужас одними лишь своими словами и эпитетами… Но постепенно я как-то перестал замечать многие вещи, которые нормальному существу не умещаются в голове без риска «попутать». Как нечто само собой разумеющееся я начал воспринимать и впитывать вбиваемые в меня явления и понятия, несвойственные лишь одному понятию — человечности…
Можно неделями рассказывать весь процесс моей "переделки в реального мужика", как называл всё это безобразие полковник. Но речь сейчас не об этом. Говоря кратко, я вышел из его рук, и из рук мордовавших меня и ещё две сотни парней со всего света, инструкторов тем, кем я и стал в конце концов их совместными усилиями.
Среди нас были представители тридцати одной национальности и всех рас. Потому как в целях обеспечения наиболее полного успеха операции в том, или ином, районе мира — среди нас должны были быть, по возможности, представители тех краёв.
Кому, к примеру, как не чернокожему молодому «разгильдяю», да всему в золотых побрякушках и при "бабках",удастся для пользы «дела» лучше всего подкупить чёрного же полисмена? Или «уговорить» деньгами и «нормальными» угрозами чеха, — хозяина пивного ресторанчика, — не бежать в полицию, если нам вдруг приходилось убить этим вечером кого-то прямо в его кабаке? Конечно, иногда приходилось и убивать некоторых «непонятливых» и «несговорчивых», но мы старались делать это крайне редко, потому как убийство простых граждан во многих странах, в отличие от нас, будоражит общественность куда больше, чем когда прямо из бани в Турции крадут или шлёпают, к примеру, в борделе Токио руководителя чьей-нибудь Службы внешней разведки. Или давят собственными же трусами в туалете банка именитого банкира; находят с вывороченными наружу лёгкими и кишками известного бизнесмена… Как правило, это те люди, чем-то не угодившие тем, кто их поднял из грязи на вершину мира, кто им платил за услуги или анальный секс в перерывах между политической деятельностью. Кому помогали нажиться на воровстве из казны, а потом эти «неблагодарные» начинали угрожать благополучию «благодетелей». Либо это фигуры, которые по долгу службы и излишнему рвению взяли слишком большую лопату и подняли слишком жирный пласт, под которым хорошо жиреют чьи-либо черви…
Частенько мы выполняли «работу» и для того, чтобы поставить в какой-либо стране на нужный пост нужного человека. А ещё нас просто сбагривали с глаз долой, чтобы не засветить в определённый момент. И «предлагали», к примеру, просто «пошалить» где-нибудь на чёрном континенте, чтобы слегка «взбодрить» фондовый рынок или рынок золота и нефти.
Поэтому, занимаясь "крупными ставками", наши «начальники» не горели желанием растрачивать наши «таланты» на такие «неприятные» и «досадные» "мелочи", как резня мирного населения цивилизованных стран. Африка, Индокитай, Южная Америка — пожалуйста. Там хоть каждый обоснуйте себе малую вотчину, как глава колумбийской мафии.
Даже убийство высших силовиков не приводило в особое волнение население этих стран. А вот бюргеры, сэры, мистеры и паны жаждали крови, и не проедали плешь полиции правозащитные организации лишь потому, что мы особо там не "следили".
…На нас работали лучшие умы этого мира. Те изобретения и новшества, о которых и не подозревал ещё мир, у нас уже были. За всё платилось щедро и сполна. Во многих случаях деньгам даже не знали счёта. В то время, когда в бюджете вьюжил дефицит, вливания в некоторые разработки, наоборот, превращались из рек в наводнения. А потому мы всегда были на шаг впереди многих, если не всех.
Наши «хозяева» всегда, испокон веку, охотнее вкладывали «выручку» от продажи богатств страны в соблюдение всяческих своих «прерогатив» и охрану собственных интересов, чем в экономику…
…Говоря же вам об охраняющих "портовый бункер" солдатне…
Скажу честно, я не кривил душою в плане оценки их возможностей и навыков. Но и они не стоят даже доли того, что знали и умели мы. Те задачи, для которых нас готовили, подразумевали под собою, что мы должны уметь ВСЁ. Абсолютно. Принять роды, пошить чепчик, штаны и парашют. Отремонтировать локомотив, изготовить лекарство, собрать из соломы и овечьих «катышков» компьютер… Да много чего. Вплоть до построения атомного оружия или электростанции, — всё в зависимости от необходимости. От орудий созидания и выживания — до механизмов и факторов разрушения и превращения мира в тлен… Любыми способами и методами. От голой руки до ракеты с ядерным зарядом. От древней палки, пращи и лука — до любого современного вида вооружения. Мне трудно объяснить вам всё, но думаю, вы в состоянии представить теперь себе, ОТЧЕГО я знаю то, что знаю. Определённый лимит этих знаний я получал уже самостоятельно. В процессе собственной жизни и на основании собственного опыта.
Я прожил этой горькой жизнью без малого двадцать лет. За это время я натворил такого и измазался так, что мне никогда не отмыться. Ни перед людьми, ни перед Богом. Я знаю это твёрдо и окончательно.
В самых разных точках планеты мы выполняли различные, самые что ни на есть деликатные, «поручения» наших… господ, скажем так. "Заказчиков".
Я думаю, вы понимаете, о чём идёт речь. Не буду слишком глубоко вдаваться в хитросплетения этой мерзости, называемой "большой политикой", отделаюсь лишь парой примеров. Если где-то слишком уж зарывался какой-нибудь шейх или магнат, что наносило удар по "интересам страны", а на деле интересам кучки воротил, — нам давали команду «фас». И через некоторое время возмутитель спокойствия тихо исчезал со сцены.