Начальство!.. Я в лесу - сам себе начальство! Над всеми елками и палками! И сею - где хочу! И не суйся!
- Х-хорошо! - зловеще сказал Дубодел. - Мы тебе покажем, куда можно и куда нельзя соваться избранной комиссии и сельсовету, который есть полная власть на месте!..
- Покажи! - Митя не слушал уговоров ближних. Душила обида. - Всякое лезет в начальство! А того не кумекает, что у меня свой закон, своя власть!
- Все свое у тебя! Правильно! - поддел с хохотом Хоня.
Смех и веселый гомон, нараставшие в хате, подогревали Митю. Неизвестно, чем бы кончилась эта перепалка, если бы за столом не поднялся незнакомый в военном кителе, спокойно и твердо приказал:
- Прошу вывести пьяного.
Митю окружили, взяли под руки и под веселый смешок Хони вывели из хаты. Подождав, пока утих гомон, человек одернул китель и неожиданно приветливым голосом объявил:
- Если есть какие-нибудь претензии к комиссии по землеустройству или если такие претензии появятся завтра, - как бы выделил последние слова незнакомый, - прошу заявить об этом либо комиссии, либо мне лично.
- А кто ты такой? - крикнула ему Сорока.
Человек с усмешкой взглянул на Дубодела: ваша вина, что не догадались познакомить вовремя.
Дубодел не столько назвал, сколько упрекнул Сороку за несообразительность.
- Товарищ Зубрич это! Специальный уполномоченный из волости!..
Зубрич кивком головы поблагодарил его, снова обратился ко всем:
- Таким образом, товарищи, со всеми жалобами, которые возникнут, прошу обращаться ко мне. Мы их, не откладывая, тут же, вместе с вами, проверим и решим, как быть дальше.
Зубрич приветливо улыбнулся. Эта улыбка Зубрича--не только не успокаивала старого Глушака, но настораживала:
даже когда смеялся уполномоченный из волости, старик чувствовал, что этот человек всегда себе на уме. "Смеется, а усмешка вроде не его, подумал Глушак. - Будто чужая".
Другим же Зубрич, как видно, понравился. В хате после его слов стоял гул одобрения: правильно, по справедливости надо разобраться, вместе со всеми.
Уверенная строгость Зубрича к Мите и обходительность с людьми вызвали уважение к нему и доверие. Зубрич вдруг стал живой надеждой куреневцев.
Он почувствовал это, легко, незаметно взял руководство собранием в свои руки, объявил, что слово имеет председатель комиссии по землеустройству Дятел Миканор. Миканор вышел из-за стола, и Дубоделу, хочешь не хочешь, так и не договорив, пришлось сесть.
- Так вот, тут дядько Прокоп, - сразу ринулся в наступление Миканор, сказал, что комиссия неправильно произвела обмер...
- Не я один. Митя вон больше говорил... - прогудел, оправдываясь, Прокоп.
- Митя - тот пьяный, и его вывели из хаты.
- Ну так что, если вывели?
- А то, что о пьяном, да еще отсутствующем, нечего и говорить!
- Так ежели он, Прокоп, выйдет, то и о нем не будет разговора? ворвалась в спор Сорока.
- Ага, правда, - поддержал ее Прокоп.
Он, как видно, хотел лишь отступить с достоинством, уклониться от ответа. Но Миканора это распалило еще сильнее.
- Вы не крутите, дядько!
- Чего это ты вцепился в меня! - вдруг загорелся Прокоп, Шея его налилась кровью.
- И правда, привязался! - снова поддержала Прокопа Сорока.
Глушак мысленно был на стороне Прокопа, но сдержался, не вступился за него: бросишь слово против этой рябой заразы - только беды лишней накличешь! А еще неизвестно, что будет с самим и как самому отбиваться придется.
"Ну и зараза! Вот же зараза, скажи ты! - подумал о Миканоре. - И такой нахальный! О Маслаке даже и не думает, будто тот ничего не значит. Неужто и опаска не берет, что он может объявиться?" Глушак при этой мысли почувствовал себя слабым, беспомощным...
- Я в вас не вцепился, - не отпускал Прокопа Миканор, - а только я не люблю неправды! Не люблю, когда обманывают да еще других потом винят!
- А он и не винит никого - ни черта, ни бога! - вступилась за него Сорока.
- Не виню...
- Так не говорите, что неправильно померяли. Вы полторы десятины не вписали!
- А что ему - самому вписать надо было? - отозвался Ларивон, и Глушак кивнул в знак согласия.
Тут в спор ввязался Хоня, уколол:
- Попросить надо было кого-нибудь - кто грамотный!
Миканор поискал взглядом по хате.
- Вот тут еще один забыл померить свою землю. - При этих словах Глушак почувствовал: о нем сейчас говорить будет. - Не домерил без четырех саженей три десятины!
- Кто это? - выскочил Андрей Рудой.
- Это - Глушак Халимон.
Лицо, плечи, руки Глушака налились чем-то тяжелым, как горячая глина, но он переборол злобу, сказал спокойно:
- Ну, так спасибо, что перемерил.
- Не за что, - уколол Миканор.
- Старался же, ходил всюду. Сам я, может, век не собрался бы померить!
- Вы и семью посчитать не собрались, лишнего вписали.
- И за это спасибо. Помог и тут.