- Родственников разыскала, - солгала она Виолетте Станиславовне и не покраснела от своей неправды.- Вам за все низкий поклон,-Вера Михайловна поклонилась и подумала: "Раз я деревенщина, вот пусть и видит", - и Алексею Тимофеевичу большущее спасибо.
А в клинике все было хорошо. Сережа встретил ее обрадованно-возбужденно:
- Утром много дядей и тетей было. И все белые.
И все меня смотрели. Больше никого, только меня.
После клиники она поехала на главпочтамт. Получила сразу три письма! И тут же написала мужу: "Никитушка, все идет к лучшему. Я думаю, уже скоро. Сегодня нашего Сереженьку смотрело много врачей. Наверное, перед операцией. А выглядит он... Еще никогда он у нас не выглядел так славненько. Ежели бы мы не знали, что с ним, так и не подумали бы, что болен... Но теперь уже скоро... А еще я перешла на новую квартиру к очень хорошим людям. Денег пришли по возможности. Я тут нс шикую, но все же..
Вера Михайловна долго сидела над листом бумаги, думала, чем бы еще порадовать Никиту, но больше ничего не придумала, заклеила конверт, поцеловала его и опустила в ящик.
Глава вторая
В клинике Горбачевского случилась беда. Умер мальчик. После операции прошло уже десять дней, и все считали, что с ним все в порядке. Его уже перевели в обычную палату. Именно потому, что он "в порядке", к нему не в первую очередь подходили дежурные врачи и сестры. А когда подошли оказалось поздно. У него нитевидный пульс. Срочно была вызвана реанимационная бригада, но и она не смогла помочь. К утру мальчик скончался.
Вера Михайловна ощутила несчастье еще в гардеробе.
Что-то изменилось. Не так, как всегда, а как-то настороженно-вкрадчиво поглядывала пожилая гардеробщица, подавая ей халат. Перешептывались посетители. Утирала глаза сердобольная старушка. И, наконец, ей навстречу попалась пара - мужчина и молодая женщина с покрасневшими веками. Женщину она встречала и раньше и удивилась перемене в ней: обмякла, постарела, ссутулилась.
Вера Михаиловна вспомнила себя после разговора с главным врачом, после беседы с профессором, который заявил: "Убивать людей человечество научилось, а вот лечить таких "синих мальчиков" - нет". У нее сжалось сердце. Она и всегда-то была чуткой к чужому горю, а теперь-особенно. Она знала его по себе и потому сочувствовала людям.
К ее удивлению, на отделении все было спокойно и ничего необычного не улавливалось. С занятым видом проходили сестры. Спешили нянечки. Под окнами парами или группами стояли больные, все похожие, все в одинаковых байковых синих халатах. Врачей не было видно. Только Нина Семеновна все еще сидела за столиком в своей восьмой палате.
Увидев через стеклянную дверь ее красивый четкий профиль, Вера Михайловна ощутила облегчение. После всего, что она уловила в гардеробе, она, помимо воли своей, встревожилась. Уверенный вид лечащего врача успокоил ее. Она хотела было уйти, чтобы не мешать Нине Семеновне, но та уже заметила ее, кивнула и вскоре вышла с папкой историй болезни в руках.
- Уже слышали? -спросила она, догадываясь о тревоге Веры Михайловны. Первый случай за полгода, пока я здесь работаю.
- Кто? - спросила Вера Михайловна.
- Ленечка. Помните, на той стороне, в самом углу лежал?
Вера Михайловна не очень помнила, потому что его давно уже перевели в подготовительную палату, потом была операция, но все-таки кивнула.
- Я думаю, на судьбу Сереженьки это не повлияет, - сказала Нина Семеновна, видя, что Вера Михайловна обеспокоена печальным известием. - К сожалению, наша работа сопровождается и неудачами.
- Вы думаете, не повлияет? - спросила Вера Михайловна, сдерживая вздох облегчения. Только сейчас она поняла, что ее так встревожило. Не только смерть этого мальчика, не только сочувствие его матери, но и судьба собственного сына. Тревога эта была инстинктивной, и лишь сейчас она поняла ее суть.
- Конечно, не повлияет, - повторила Нина Семеновна.-Ну, быть может, операцию задержат. Но это к лучшему. Чем он будет крепче, тем больше шансов на успех.
Они еще постояли, поговорили и разошлись - Нина Семеновна в ординаторскую. Вера Михайловна в палату, к сыну,
Сережу она застала в непривычном для него состоянии. Обычно он тихо играл, чаще всего один, и при ее появлении не проявлял особых восторгов. А сегодня сидел на кровати, сжимал игрушку и напряженно поглядывал на дверь. Увидев ее, он обрадовался, но тревога из его глаз не исчезла.
Вера Михайловна почувствовала, как у нее сжалось сердце от любви к нему, она едва сдержалась, чтобы не побежать к его кроватке.
А когда подошла, прижала его к себе, услышала удары его сердечка, мысленно взмолилась: "Нет, нет, нет. Я не знаю, что со мной случится, если его не будет".
Они прошли в обжитый ими уголок, где каждый вечер сидели, разговаривали и играли. И тут Сережа прошептал:
- Мама, а один мальчик умер.
-Да ну,-сказала она.-Его просто перевели в другое отделение.
- Не-е, умер.
Она решила не затевать спора, перевела разговор на другую тему. Вскоре ей удалось отвлечь сына от тревожащих его мыслей. Но его состояние передалось ей. Она уходила от Сережи с неспокойной душой.
- Голубушка, - неожиданно окликнули ее.
В дверях ординаторской стоял Олег Дмитриевич.
- Мы все переживаем... - не удержалась она.
- Не следует. Не вторгайтесь в наши будни. Ведь и в вашей работе тоже есть свои неприятности, - он ободрил ее своей очаровательной улыбкой, взял за руку и повернул к своему кабинету,
Они вошли, сели друг против друга в мягкие черные кресла.
- Я вот о чем хотел с вами поговорить. Вы никогда не задумывались о втором ребенке?
Вера Михайловна тотчас вспомнила давний разговор с Никитой и замялась, не зная, как ответить.
- Нет, нет, это никак не связано с судьбой вашего сына, - поспешил успокоить ее Олег Дмитриевич. - Просто я подумал, голубушка, почему вы не заведете второго ребенка? Семья, по вашим словам, у вас благополучная. Материально вы не нуждаетесь. Если надо вас полечить, то мы поможем. У нас есть консультанты. Сейчас медицина на таком уровне...
Вера Михаиловна все сидела потупив взор. Ей почему-то было неловко говорить с Олегом Дмитриевичем на эту тему. Обо всем она могла говорить с ним, об этом не могла.
- Одним словом, подумайте, голубушка. Я вам давно собирался сказать, да все, знаете, дела.
Он осторожно дотронулся до ее плеча.
- А случай этот не принимайте близко к сердцу.
Мы все-таки не резаки, а врачи. Будем стараться.
- Спасибо,-произнесла Вера Михайловна сорвавшимся голосом.
Снова она обрела надежду, снова душа ее поверила в благоприятный исход. Она уходила ободренная.
В гардеробе уже были другие люди, другое настроение. И ничто больше не напоминало ей о несчастье, про изошедшем сегодня в клинике.
На новой квартире жилось Вере Михайловне хорошо. Она ни разу не пожалела, что переехала сюда. Старички приняли ее как родную, у них она чувствовала себя дома. Она еще раз убедилась в гостеприимности ленинградцев, поверила в их простоту и душевность.
Одно ее огорчало: она не могла ничем отплатить старичкам за их теплоту. Напротив, как только они узнали, что она урожденная ленинградка, что потеряла родных, что и брат и мама умерли в блокаду,-и от денег за питание стали отказываться. С трудом уговорила, пригрозив, что иначе съедет в гостиницу.
- Нет уж, нет, - яростно возразил Федор Кузьмич. - Ты к нам приехала вот и живи сколько надо.
Старушка Марья Михайловна тоже была добрая и заботливая. По утрам оладьи Вере Михайловне пекла, как маленькой. Вера Михайловна попробовала отложить несколько штучек для Сережи: